— Ах, вот оно что… — тот посерьёзнев, — внимательно слушаю?
— При некоторых видах коитуса, риск их подцепить снижается на порядок. Ты знаешь, что такое «минет»?
Невинными глазками «шарит» вокруг себя:
— Нет, не знаю. Но мне было бы очень интересно послушать про «минет» от Ангела…
Издевается гадёныш или и, взаправду не знает? Ещё раз звонко щёлкнув по лбу, так что Мишка ойкнул и зачесал его засопев обиженно, говорю:
— Ладно, я тебе с методичками по шпионажу вышлю одну очень интересную книжку «для взрослых» с «картинками» — изучишь вместе со своими «подружками». Кстати, её — ты можешь не сжигать!
Этот проект, мной был назван «Могучая кучка».
Забегая на пару месяцев вперёд…
Будучи по делам в славном городе Туле, не утерпел — заскочил «с ревизией» в Первопрестольную:
— Что, Миша, как успехи?
Лыбится радостно:
— Половину поз из твоей «Кама Сутры», мы с Александрой Александровной уже выучили.
— Не могу не радоваться за тебя! А, кроме того?
Вмиг став предельно серьёзным:
— Все методички вызубрил — от зубов отскакивает, готов сдать «экзамен» по любой из них…
Изучив Барона достаточно хорошо, я знаю: если он сказал что, что-то сделал — он это сделал. Поэтому:
— Ммм… Как-нибудь потом! Я к тебе буквально на денёк — пожалуй, лучше бы полюбовался результатами практики.
Предупреждая открывшейся было мишкин рот — готового выдать очередную остроту, уточняю:
— Только не по «изучению поз» — а по созданию «Могучей кучки». А теорию потом — как вернёшься с «каникул», сдашь.
Тот, с видимым огорчением что не обломилось меня подначить:
— Тогда ты приехал как раз вовремя! Сегодня как раз намечается грандиознейший литературный туснячок, где я тебе всех их и представлю. Кроме, пожалуй их аналитика и лидера: тот слишком старенький чтоб участвовать в подобных мероприятиях.
— С тем я сам познакомлюсь… В «своём кабинете».
Тот, потирает руки:
— Опять «спектакля»? Люблю я это дело! Жалко, Лизки не будет…
Я на краткий миг почувствовал жалость: он, до сих пор ещё скучает по «своим ребятам».
— Ничего. Встреча будет краткой — до чая дело не дойдёт. А раз он «слишком старенький» — лизкина попка не произведёт на него нужного впечатления.
Внимательно смотрю в глаза:
— Надеюсь, наиболее хорошо ты изучил мою брошюрку с названием «Конспирация»?
— Конечно! Мою роль в организации знает только Модест Карлович и Лерочка. Вербовка всех остальных производилась через последнюю и по большей части скрытно. Про тебя же вообще не было слова: на тусняке ты просто будешь начинающим прозаиком — каких там с десяток, попавшим в «салон» по приглашению Фимы.
— Кто такая?
— Одна из сотрудниц и, одна из твоих якобы «фанаток» как писателя. Через неё ты будешь поддерживать связь с «Могучей кучкой», когда я «внезапно» уеду.
Вот это, «якобы» — неожиданно не зашло и, я невольно поморщился. Миша, по-своему это поняв, подмигнул:
— Тебе понравится! Немногим старше твоей Софьи Николаевны и главное…
Прерываю его и, осуждающе качая головой — вполне серьёзно говорю:
— Ох, Барон… Когда-нибудь я тебя просто-напросто пристрелю!
Тот, в момент «прижав уши»:
— Лучше вышли какую-нибудь «методичку» по словесной сдержанности…
Проводив Мишку, успел выспаться и привести себя в порядок — загримировавшись под простоватенького на вид провинциала, как в дверь позвонили. Вопреки опасениям Фима оказалась довольно моложавой и миловидной особой и после мимолётного секса в довольно незатейливой позе «раком прямо в прихожей», мы с ней поймав извозчика отправились в «литературный салон».
Когда-то роскошная квартира какого-нибудь довольно высокопоставленного царского сановника, была порядком обшарпана и на мой взгляд — крайне безыскусно обставлена. Вместе с тяжеловесной «николаевской» мебелью из какого-нибудь служебного кабинета, здесь находились легкомысленные мещанские пружинные диваны с зеркалом и полочкой для «слоников» приносящих счастье, обычные письменные столы из какой-нибудь адвокатской конторы, пузатые кожаные кресла, торшер с атласным абажуром с нарисованной на нём Фудзиямой и сакурой в цвету и, славянский шкаф довольно грубой работы.
Хожу, знакомлюсь, веду «светские беседы» — стараясь меньше говорить, побольше слушать да на ус мотать.
Вот две дамы делятся секретом унижения любовницы мужа:
— Так ему скажи: «Ну, да ладно! Но ты с этой особой бываешь на людях, ты же — известный человек, дорогой! Неужели тебе приятно и удобно ходить рядом с этой простушкой? Давай ей, что ли, чулки купим или кофточку какую-нибудь».
Вот какой-то молодой литератор жалуется на вид — «метрессе», об своих разногласиях с редакцией:
— … Вот Вы сказали, что мои позиции якобы не ясны. А как иначе, если я пишу одно — а меня заставляют делать всякие добавки, убавки, вставки, изъятия. Вот и получается нечто неясное — потому, что я тяну в одну сторону, а редакторы в другую.
— Вот, как? А я считала, что сейчас редакторы с более широкими взглядами и не мешают высказываться.
— Ах, если бы… Вот и я все время говорю и пишу об этом!
Вот ещё:
— Вы только не облегчайте себе задачу! Рассматривая одну сторону чего-либо, не забывайте о другой. Иначе Вам преподнесут нечто такое, когда у вас уже будет готова своя концепция и ее одностороннее обоснование. И Вас собьют с позиции, Вы растерялись, Вы перечеркнуты — как творческая личность! И не спешите — никуда не спешите. Не обгоняйте «крота истории»: он роет — вы следуйте за ним и, тогда быть может — все ваши проблемы решатся сами собой. Надо прежде всего узнать, разузнать, взвесить все «за» и «против».
— Вы к тому же еще юрист, древних читали в подлинниках. Так вот вам, марксисту, надо почаще пользоваться этой тактикой. Не суетитесь по младости лет своих: в коммунизм надо тащить не Маяковского, а скажем — Мандельштама, Цветаеву, Пастернака! Изучайте их повнимательней, проинтерпретируйте, прокомментируйте. Вот, подлинная поэзия революции, вот — поэзия, рожденная Октябрем! Постепенно, шаг за шагом вытесняйте ими тех — кого «в лоб» не взять.
— Вам литературный портрет Цветаевой нужен? Андреева? Бабеля? Стихи Мандельштама на эстраду⁈ Тогда изучайте тактику Чингисхана или нашего Суворова, милейший: «Заманивай, братцы, заманивай!». Вот именно так!
— Они меня винят тут в том, что я что-то искажаю, извращаю — не на то и не на тех ориентируюсь. А у меня один ориентир: литература и искусство должны быть литературой и искусством! Я отвергаю классовый подход в художественном творчестве, я отвергаю их социалистический реализм с вполне определённым мировоззрением!
— Мы же люди своего века и одного круга, мы люди русской культуры и, даже находясь по разные стороны баррикад — вполне можем восхищаться одними и теми же произведениями талантливых мастеров. Не правда ли?
— Как это Вы правильно сказали! Мы можем и должны горевать общим горем, мы можем и должны радоваться общей радостью…
Наконец, когда мне это всё достаточно осточертело, явился Мишка с «хозяйкой» литературного салона и, Фима меня с ними якобы познакомила.
— Рад, очень рад! — сказал мой юный «резидент».
— А, как я рад!
Спустя приличествующее ситуации время, мы с Мишей встав несколько поодаль от основного тусняка, вели непринуждённую беседу — как будто о сущих литературных пустяках и он меня между делом поперезнакомил с основными фигурантами «Могучей кучки».
Лерочка была дамой пост-бальзаковского возраста и ликом страшна — как две мировые войны вместе взятые и, с десяток локальных конфликтов разом — в довесок к ним…
Но отнюдь не бесталанна!
Она имела университетское образование, знание нескольких языков, умение печатать на машинке и стенографировать, небольшой опыт революционной борьбы с Самодержавием и громаднейший — выживания в русскую Смуту… Характером — жутко нелюдимая «надомница», хотя знающая как держаться на людях и привлечь к себе их внимание. Главным же достоинством в нём — являлось обострённое чувство недостатка «личной свободы» при нехватке денежных знаков.
Её, ведущиеся с далёких дореволюционных времён потуги в области литературы — не принесли ей ни славы, ни денег — хотя перо у неё довольно бойкое, ум по-обезьянски цепкий, а фантазия по-дьявольски изощрённая. Возможно, ей просто не повезло с «раскруткой» — как и многим тысячам других «непризнанных талантов».
Её «дружок», слегка начинающий лысеть тридцатилетний оболтус Петюня (кроме того, что был «плохим танцором») обладал сравнительно редким даром изменять почерк.
Нет, не подделывать — как сидящий у меня в ИТК старый фармазон по кличке Филин, а именно изменять
Петюня мог в письме выдавать себя за кого угодно: от еле начинающего писать первоклашки — до мастистого профессора из МГУ. Прежде он двигался на подделках финансовых документов, но после нескольких отсидок в исправдоме — резко поумнел и переквалифицировался в растлителя стареющих, но материально обеспеченных женщин.
Кроме того, для фабрикации анонимок у Лерочки имелось несколько пишущих машинок различных моделей с разными шрифтами, которые периодически заменялись через комиссионные магазины или барахолку.
Сорокалетний почтовый служащий Жоржик, был страстный филателист!
Именно он после лёгкого мишкиного намёка «придумал» рассылать анонимные письма через командировочных из разных концов страны, под предлогом коллекционирования им почтовых марок.
Оставляя за скобками несколько десятков собирательниц слухов и распространительниц сплетен — используемых «вслепую», во главе этой «Могучей кучки» стоял — всегда чистенький, опрятненький и аккуратненький благообразный старичок Модест Карлович. Дворянское происхождение, как тавро на филейной части породистого животного — так и «светилось» на его благородном лице.
Были у меня некоторые сомнения: