Похожу к своим спецназовцам, уже ропща кучкующимся возле вагонов с подотчётным грузом и громко командую:
— До утра остаёмся здесь. Варфаламеев! Распредели бойцов по одному караулить вагоны всю ночь, а остальным идти спать…
Шёпотом:
— Что молчите, как язык проглотили? А ну-ка, изобразили бурную радость!
— УРА!!!
Выставив караульного возле вагонов, удаляемся на ночлег в предоставленные нам любезно апартаменты — оказавшимся обыкновенным гадючником без всяких удобств, где видимо в холодное время года располагались грузчики. Стол — со следами тараканов на нём, пара лавок — обтруханных неизвестно чьими выделениями, да двухъярусные нары вдоль одной из стен — над которыми уже нависли клопы, приготовившиеся к ночному пиршеству…
Ну, нам не жить здесь.
Быстренько начеркав план, изображаю стратегию:
— Такие дела, в большинстве своём обделываются в полночь. Поэтому, первому часовому — бдеть, а последующим — гаситься.
Следующий караульный — самый мелкий из пятерых, слегка «не догоняет»:
— Как «гаситься»?
— Обыкновенно, Малыш: с полчаса походив — заходишь в тень, ныряешь под вагон и прикидываешься шпалой… Как понял?
— Есть прикинуться шпалой!
— Как только начнётся, так же — из-под вагона, куячишь из лупары в «белый свет» и орёшь что-нибудь «по матушке». Потом перезаряжаешься и действуешь по обстановке. Понятно?
— Так точно!
Внимательно посмотрев в глаза каждому:
— При виде направленного оружия — огнестрельного, холодного… Похер! Стрелять на поражение. Из тюрьмы я вас вытащу, из могилы — НЕТ!!!
Перекусив, чем Маркс послал, помелькав в окне своим нижним бельём, гасим свет… В образовавшейся темноте вновь одевшись — но оставшись босыми в одних носках, имитируем дружный храп.
На себя беру самое трудное: нейтрализовать тех — кто должен будет нейтрализовать нас в случае непредвиденного шухера. Поэтому ровно в полночь, выходим менять часового вдвоём — сменщик на своих двоих, а я на «своих четырёх».
Он, выйдя и пойдя направо шагов шесть, запнулся и трёхэтажно матюкнувшись в адрес матушки лорда Керзона — присел завязывать якобы развязавшийся шнурок. Я в это же время, выползя с чёрного хода на четвереньках влево — заполз в воняющие кошачьей мочой редкие кусты на заднем дворе и притаился — выжидая, когда глаза привыкнут к темноте. Однако, этого не потребовалось: невдалеке вспыхнул огонёк — на мгновение осветив лицо небритой свежести и следом засветился «маячок» папироски.
Опасался самого наихудшего, но повезло — «на атасе» оказался всего один злоумышленник.
Осторожно кидаю в окошко мелкий камешек (блин, слишком громко зазвенело стекло!) и, минут через десять — сонно покачиваясь выходит ещё один из наших бойцов. Зевая, он «лунной походкой» доходит до ближайшего угла, неправдоподобно громко «пущает ветра» и, достав «шлангу» — журча начинает «метить» территорию.
Естественно, стоящего «на стрёме» — этот «процесс» не мог не заинтересовать!
Воспользовавшись этим, (в одних носках, напоминаю) бесшумно подкрадываюсь сзади и оглоушиваю ударом мешочка песка по голове.
Кажется, от волнения получилось излишне сильно…
«Жив, нет?».
С перепуга сам еле дыша, с замиранием сердца проверив — жив ли ещё и, успокоившись — дыхание и пульс в наличии, негромко свистнул. Прибежавший от помеченного угла «сцыкун» — помогает мне грамотно «упаковать» обмякшее тело. Кляп из его собственного картуза в рот, большие пальцы рук — связаны шпагатом за спиной, вынут ремень из штанов и расстёгнуты пуговицы.
Как учили!
Только «упаковали» — слышу, где-то неподалёку грохоухают об булыжную мостовую тележные колёса…
Надо поторапливаться!
Боец, остался изображать бандита — караулящего наш крепкий сон, на халяву куря одну за другой трофейные папироски, а я пошёл поднимать остальных и разводить их по местам.
На перроне, достаточно хорошо освещённом газовыми фонарями, нашего часового перед составом не оказалось — зато вижу беспокойно мечущегося вдоль него знакомого хмыря в кепке. Видать, он должен был того снять, но не застав на своём посту — теперь в глухой непонятке, что делать: то ли это засада и надо срочно линять — то ли часовой «положил» на службу и, сейчас где-нибудь спит… Тогда можно начинать грабить.
Долго, ему размышлять не дали: на перрон въехали три ломовые телеги и следом — пролётка с сидящем на месте пассажира хорошо одетым гражданином довольно «креативного» вида, со «шпалером» в руке. Выскочив, он об чём-то вполголоса поговорил с подбежавшим на цырлах «хмырём»…
Затем приехавший, засунув оружие за пазуху, раздражённо махнул рукой:
— Фуйню какую-то барагозишь, Фагот. Начинайте, не стойте телеграфными столбами!
На каждой из трёх ломовых телег, кроме биндюжника сидело ещё по одному бугаю — всего шестеро. После команды «Креатива» они спешились, споро подбежали к вагонам с хабаром и, фомками сбив замки и сорвав пломбы — стали сдвигать тяжёлые двери… Я тотчас отвернулся и крепко зажмурил веки…
— БА-БАХХХ!!!
Вспышка магния, больно ударившая даже через веки, двойной выстрел нашего Малыша из-под вагона, маты-перематы, истеричный конский ржачь и рёв Спецназа со всех сторон:
— ВСЕМ СТОЯТЬ, НАХ — РАБОТАЕТ «ВАГНЕР»!!!
Выскакиваю из-за укрытия и, вместе со всеми изо всех сил несусь вперёд — пока находящиеся перед вагонами, ослеплены вспышками фотографического магния. Простейшее, даже примитивнейшее устройство — сработавшее при открытии двери товарных вагонов.
«Позже, надо будет специальные свето-шоковые гранаты замутить».
Подбежав как на крыльях, тем же мешочком вырубаю Фагота-Хмыря — оказавшегося ближе всех. Но «Креатив», вдруг неожиданно оказался излишне прытким — хотя и с перепуга, забывшем об своём стволе за пазухой. Он, ловко увернулся от удара и почти без разбега перепрыгнув через телегу — лосиной иноходью ломанулся вдоль железнодорожных путей, куда-то в неведомую вдаль. Должно быть в момент срабатывая зарядов фотовспышек — он случайно отвернулся и не был ослеплён.
Метаю вдогонку моё нехитрое «травматическое» оружие — но промахиваюсь и, с досады упомянув его — ни в чём не повинную матушку, бросаюсь вдогонку. Покидая место происшествия — на мгновение повернув голову, замечаю: операция успешно завершается — вагнеровцы споро упаковывают остальных «остекленевших» налётчиков.
Неполная Луна подсвечивала на почти безоблачном небе — но лишь чуть-чуть и слегка, как фонарик газовой китайской зажигалки. Бежать в одних носках на босу ногу было тяжело — то и дело под ноги попадались-подворачивались камешки щебня, палки-ветки и, прочее им подобное… Только и оставалось — морщиться от боли в пятках и молиться всем богам и чертям с ними вкупе, чтоб не напороться на скользкую кучу свежего коровьего дерьма, доску с торчащим ржавым гвоздём или «розочку» из битой стеклянной бутылки.
Отбежали довольно-таки прилично от вагонов и вскоре оказались за пределами станции: слева — железнодорожная насыпь, справа — густые кусты и начинающийся подлесок.
Как бы там не было — хорошая физическая форма и молодость давали знать!
Я почти догнав, вот-вот был готов схватить Креатива за ворот — как вдруг тот, вспомнив про ствол — рывком достал его из-за пазухи. Однако, чтоб выстрелить — ему надо было развернуться ко мне хотя бы боком. Предпринятая попытка привела к почти полной остановке и, поднажав — я прыжком налетел на него и сбил с ног.
Его пистолет или револьвер неизвестной системы, улетел куда-то в сторону и после продолжительной борьбы «в партере», главарь налётчиков оказался лежащим мордой в землю и связанными за спиной руками. Обыскал его со всей тщательностью: ничего существенного — даже документов, лишь тонкий «пресс» червонцев — видимо для уплаты возчикам, да пачка презервативов «Грациелла» — которые журнал «Смена», рекламирует как «лучшие в мире».
«Надо будет производством наручников заняться, — во время „упаковки“ пришла в голову одна гениальная мысля, — весьма ходовой товар будет, в свете грядущих в стране событий».
Вспоминаю число сталинско-репрессированных из когда-то читанной диссидентско-антисоветской литературы и, присвистнув — прикидываю примерный спрос:
«Грандиозно! Это — Эльдорадо, или я ни фига не шарю в бизнесе».
Так, так, так…
Ищу на ощупь ствол и другие личные вещи задержанного в примятой после борьбы двух тел траве — возможно им случайно потерянные или специально выброшенные и, меж тем — составляю бизнес-план:
«Штамповка из легированной цирконием стали — чтоб побольше к 37-му году наделать, титановое напыление, чтоб невинным жертвам — не стыдно было в „браслетах“ показаться на людях».
Даже новый «брэнд» успел придумать:
«Российские наручники назвали „Нежность“… Хахаха! Юмористы-приколисты, мля, постперестроечные. Выпускаемые же в Ульяновске наручники — я назову „Ежовые рукавицы“. ХАХАХА!!!».
Причём здесь этот кровавый карлик — Нарком НКВД, с его садистко-гомосятскими наклонностями? Такая народная пословица есть: «Держать в ежовых рукавицах» — со всей строгостью, то есть… Блин, из-за какого-то говна в синих галифе и фуражке с малиновым околышем — весь великорусский эпос, кошке под хвост.
За время обыска и «грёз о прекрасном» отдышавшись — ничего кроме пистолета и какой-то сушёной какашки не найдя, спрашиваю у задержанного — перед тем как сопроводить его до места происшествия, для проведения всех необходимых процессуально-правовых мероприятий. Усаживаю на «пятую точку» и со всей присущей мне вежливостью:
— После столь «близких и бурных отношений» — когда мы «кувыркались» на травке не хуже чем Дольче и Габбана, не пора ли наконец познакомиться, уважаемый? Меня зовут Серафим Фёдорович… А, Вас?
Тот, хрипло и с одышкой злостного курильщика:
— Не твоё дело… Мусор!
ТЫРЦ!!!
Усадив обратно на попу, внимательно при свете Луны осматриваю и обнаружив след побоев на лице