Ну, что ж…
Бизнес, есть бизнес!
Когда перед его отъездом уже прощались, мне в голову пришла ещё одна идейка:
— Иохель, дружище, послушай… Чтоб нам с тобой почаще встречаться и общаться — не вызывая ничьих подозрений, я хочу — чтобы «РАИК» построила в Ульяновске фабрику готового платья «под ключ». Скажем так… Ээээ… На пятьсот швейных машинок.
Взяв его за пуговицу и смотря прямо в глаза:
— Только, уже никакого оборудования с пунктов сбора вторсырья! Всё должно быть самое современное и новейшее. Это можно оформить как концессию — чтоб обойти государственную монополию на внешнюю торговлю. Расходы фифти-фифти: ваше оборудование, наши — коммуникации и производственные здания.
К этому времени в архитектурно-строительном отделе «ОПТБ-007» уже перешли на проектирование промышленных зданий.
Затем, до чего-нибудь докопавшись — концессию можно будет расторгнуть, как это неоднократно делалось «в реале». Чего, например, мне будет стоить организовать забастовку в Ульяновске?
Раз плюнуть!
А вполне возможно, концессию можно будет использовать и использовать — для дел довольно далёких от нужд швейной промышленности.
Надолго зависает, но хорошенько подумав — говорит уклончиво:
— Я не обладаю полномочиями решать такие вопросы. Но я могу внести твоё предложение в Контрольном Совете и его… Как это по-русски?
— «Пролоббировать»?
— О, йес!
— Йес, йес… ОБХСС!
— Эскюз ми, не понял…?
— Непереводимый местный фольклор, Иохель… Не парься особо.
Аппетит, как говорится приходит во время еды и меня вновь осеняет:
— … А небольшую, но высокопроизводительную обувную фабрику? Скажем так… Ээээ… Полмиллиона пар обуви в год?
Через секунду урезал осетра: в Советской России — дефицит обувной кожи. Животноводство ещё не восстановилось после двух войн подряд и, произойдёт это не скоро — даже если мне удастся отменить (тьфу, тьфу, тьфу!) сплошную коллективизацию.
Уточняю:
— Обувной цех на сто тысяч пар обуви в год.
Нижегородскую губернию обую — и то ладно.
Хотя, имеется в задумках — пораньше познакомить хроноаборигеннов с знаменитой кирзой. Население, до сих пор рассекает в каких-то опорках — порою проявляя удивительную находчивость и изобретательность в деле самообеспечения обувью.
Тот, пальцы веером:
— Хотя, «РАИК» не имеет никакого отношения к обувной промышленности…
Пусть не имеет отношение, но через концессию на швейную фабрику — можно привести оборудование хоть для атомной электростанции, главное — табличку правильную на нём повесить и в «сопроводиловке» нужные буквы написать. Если таковое в Америке уже имеется, конечно.
— … Но если ты найдёшь «мани», всё будет о’кей, партнёр:
Что он сказал?
«Мани»?
МАНИ!!!
'Money, money, money
Must be funny
In the rich man’s world
Money, money, money
Always sunny
In the rich man’s world![2] '.
Тексты самых популярных песен зарубежной эстрады всех годов у меня есть. Надо только найти того, кто смог бы переложить их на ноты, а потом…
Это Клондайк!
— Иохель! А нет ли у тебя на примете толкового продюсера в области эстрадной музыки?
— Мюзикл?
— Он самый.
— В Америке всё есть.
Бодренько так:
— Тогда деньги найдём, партнёр.
Хорошо знакомы ещё по «лихим девяностым» русский бизнес: договариваются о сделке, потом один ищет товар — а другой деньги.
Не привыкать!
После этого, ваще: из самых тёмных подземелий души — вылезла уже давно знакомая «жаба» и стала вместо меня квакать:
— Иохель, дружище… Хочу вот наладить производство в СССР канцелярских принадлежностей: копировальной бумаги, скоросшивателей, дыроколов, анилиновых чернил, стальных перьев, скрепок, кнопок.
Всё это добро в Советской России, славной своей раздутой бюрократией — в данный момент не производилось, а импортировалось на сумму в пять миллионов(!) золотых рублей в год.
Ещё не успел американец ответить, как я несколько заискивающе, предъявляю следующую хотелку:
— Иохель, друг! Небольшую производственную линию по туалетной бумаге, а…?
Весь многонационально-многострадальный Советский народ (в том числе и ваш покорный слуга) — в лучшем случае вытирает жоп…пу газетами с портретами вождей, а в худшем — ходит в обосранных сзади подштанниках.
И будет ходить так — ещё очень долго!
Человек в таком состоянии, чувствует себя обосранным и очень сильно собой недоволен. Недовольный же человек, как правило — своё недовольство вымещает на других и, государство среди «претендентов» — на первом месте.
В обоих случаях, это подрывает идеологические основы государства — не хуже, чем все вражеские «радиоголоса» вместе взятые. Так до сих пор, я не пойму: почему на это — до самого 1991 года, никто не обратил внимание[3]?
Не иначе как в политическом руководстве СССР — затаился не разоблачённый вовремя троцкист!
Тот, с понимающей улыбкой:
— Сделаем, партнёр!
Мистер Гейдлих, достал блокнот и карандаш и, перекатывая сигару из одного кончика рта в другой:
— Пожалуй, я буду записывать… Что ещё?
— Ээээ… Мне нужно купить несколько недорогих, но обладающих бойким пером журналистов в американских англоязычных газетах, которые читают эмигранты из России.
Покрутив головой, как будто ему вдруг стал тесен воротничок:
— Это будет проще всего.
— И первым делом, Иохель, найди мне хорошего букмекера. СРОЧНО!!!
— Зачем?
Мне нечего скрывать от своего американского партнёра:
— Чтоб, сперва поставить на Калвина Кулиджа. А потом… На тебя!
— ХАХАХА!!!
— ХАХАХА!!!
Присоединяясь к его жеребячьему ржачу и, отвезя его и переводчика на полустанок, мы расстаёмся… Надеюсь друзьями и, надеюсь — ненадолго.
'Деньги-деньги дребеденьги
Позабыв покой и лень
Делай деньги! Делай деньги!
А остальное все дребедень!'[4] .
Деньги, деньги… Дребеденьги. Постоянно над головой висит угроза финансового банкротства…
Идея насчёт инфы про крах РАИК — шаг за шагом выкристаллизовывалась в моей голове, а затем через компьютер материализовывалась в чёткий план действий на бумаге.
Да, что там «РАИК» — мелочь пузатая!
По малому замахиваться — только ладонь отшибёшь.
«На бумаге» всё вырисовывается довольно классно, но конечно — даже при помощи Иохель Гейдлиха, такое мне без денег не поднять, не осилить…
НЕ ПРОВЕРНУТЬ!!!
А ведь кроме того — мне швейную фабрику, обувной цех, цех туалетной бумаги, канцелярских принадлежностей… На заокеанского партнёра надейся — а сам не плошай.
Наконец, мне — мой «завод-заводов» и ещё много чего надо строить!
Попаданец без денег, это не прогрессор вовсе — а как паровоз без воды: жалкая, никчемная, бесполезная личность — годная только на лесоповале топором махать.
В поиске заветных бабосиков я пошёл уже знакомым путём — обратившись к старому, хорошо мне известному «инвестору». Политика большевиков в части валютных операций была крайне непоследовательной. Осенью 1923 года спекулянтов валютой стали зажимать, а весной 1924 — вновь расслабили гайки и, в обоих случаях — я заранее предупредив Ксавера, получил свою долю.
Однако опять, блядь, мало!
Разговор, скажем честно — не из лёгких, состоялся в доме Ксавера, за столом в той же комнате где мы с ним познакомились. Правда, в этот раз мы были с ним наедине — никто над моей душой не стоял и ножиком со скуки не поигрывал…
Ксавер, ознакомившись с моим проектом, чуть с дуба не рухнул:
— «Корпорация»?
— «Русско-американская индустриальная корпорация» — мне лишь для розжига аппетита, партнёр. «Всесоюзный текстильный синдикат» — вот достойная цель!
— Не сходи с ума, Серафим!
— А, что не так? Я тебе здесь всё по полочкам разложил, Ксавер: если найдёшь какой сомнительный момент — скажи, я над ним ещё поработаю.
Тот, ещё раз бегло пробежавшись по краткому «дайджесту» плана:
— … Нет, по деловой части — у тебя всё схвачено, комар хобот не подточит. Но потом с твоей корпорацией или синдикатом, что прикажешь делать?
Принимаю невинно-недоумённый вид:
— С восемью миллионами прибыли в баксах, только от «РАИК»? «Прикажу» тебе деньги грести лопатою… Кстати — могу подсказать, где её приобрести!
Наши штампованные ульяновские лопаты уже успели прославиться по всей округе.
Мой собеседник только рычит:
— Тебя ею зарыть, разве что? Ты только посмотри на их трудовое законодательство!
— Частенько смотрю и, что?
— Как можно промышленнику-частнику работать в таких условиях? Со своими-то деловыми да артельными — я всегда найду общий язык, а эти…
Замолкнув, Ксавер только досадливо крякнул.
Сперва соглашаюсь:
— Я знаю, что по нашему трудовому законодательству — пролетарию можно вообще не работать, числясь на предприятии и, при этом весьма кучеряво жить…
По современным для хроноаборигенов меркам — «кучеряво», уточню. Ибо, будь ты даже ударником труда — ходить тебе в тех же обносках и кушать через раз: на государственных предприятиях действует реликт Военного коммунизма — «уравниловка», считающаяся принципиальным моментом для сидящей на «кремлёвской пайке» партноменклатуры.
Затем, сделав донельзя умное лицо, слегка приоткрываю занавес над будущим:
— Но, времена меняются — меняется и трудовое законодательство, Ксавер! Не за горами то время, когда предприятия переведут на хозрасчёт, на них будет введена сдельная оплата, а за опоздание на пятнадцать минут и за тунеядство — «гегемонов» будут отлавливать, как негров в Африке в своё время и, отправлять заготавливать лес на дальнюю делянку…
Моё пророчество, впрочем, не произвело должного впечатления:
— Да, когда это будет… Мне уже кажется, что коммунисты — это навсегда.