Между Сциллой и Харибдой — страница 90 из 195

[2]«Money, Money, Money» — песня о женщине, которая много работает, но, похоже, не может много заработать, поэтому мечтает о том, чтобы быть с состоятельным человеком. Как и большинство песен ABBA эта песня была написана Бенни Андерссоном и Бьорном Ульвеем.

[3]Главный герой не прав: в 1937 году, как только Сталин расправился с врагами народа — производства туалетной бумаги в СССР тут же было налажено. Правда, особой популярностью она не пользовалась — ибо велика сила привычки ходить обосранным.

[4] Текст песни из советского мультика «Остров сокровищ».

Глава 20О прикладной ботанике и, ни о чем больше

Скромный семейный ужин — когда за столом все свои: я и Иерей Благовещенского Храма Отец Фёдор — доводящийся мне отличным другом, по факту — названным отцом, а официально — «биологическим родителем» Свешниковым Фёдором Евграфьевичем.

Не считая «богатого» тульского самовара — на медно-сияющих боках которого рядком расположились многочисленные «медали», сервировка стола была по-народному непритязательной. Почти полная бутылка с слегка желтоватым ульяновским самогоном, расположившийся на чистом полотенце прямо сверх скатерти — ржаной хлеб по-крестьянски нарезанный на куски, в чугунке — варёная картошка в мундирах, в простых глиняных чашках — салат из свежих помидор, огурцов и репчатого лука — заправленных пахучим подсолнечным маслом, «ржавая» постная астраханская селёдка большими дольками…

В центре композиции — моё «кулинарное творчество»: огромная, ещё шквырчащая сковородка с «ассорти» — жаренные зелёные помидоры, лук и главный ингредиент — грибы.

Блин, забыл — как по-латыни называются, а по-нашему назвать — аппетит себе испортить.


— Ну, с Богом!

Перекрестили лбы на иконы в углу (кандидатам в партию тоже можно — если никто посторонний не видит), Отец Фёдор прочитал нараспев подходящую к случаю молитву и приступили к трапезе.

Когда умяли половину яств, мой названный отец приостановил работу мощных челюстей с ещё по-молодому крепкими зубами — взял бутылку самогона, повертел её в руках, открыл и задал сам себе риторический вопрос:

— Употребить во внутрь, что ли…?

* * *

Ульяновский иерей — не то, что бы злоупотреблял «горячительными напитками», но временами — «употреблял» довольно таки крепко. В запоях замечен не был, но изредка нажирался буквально «до положения риз».

И надо признать, как это нередка бывает с русским человеком — это ему «шло»!

Накатит стаканяку и так «душевно» службу в Благовещенском Храме правит — старушки со старичками, аж все в слезах выползают и до самого дома крестятся… Правда, когда в тот момент в схроне диаконника за компом сидишь и пишешь какую-нибудь очередную «нетленку» — это изрядно напрягает.

И всё бы ничего — мне не жалко, но здоровье его — всё больше и больше меня беспокоит. На сердце всё чаще и чаще жалуется, мой названный «батрак». Я с ним уже и беседовал: так мол и так, бать — хорош калдырить — не маленький уже. А он мне, мол без «горькой» — я б уже давно представился. Типа, это моё лекарство от всех физических и душевных недугов.

Вот и поговори с ним!


В последнюю же неделю, творится с ним что-то неладное.

Как выпьет хотя бы сто грамм — краснеет, покрывается какими-то фиолетово-багровыми пятнами, хватается за «мотор», температурит, воду пьёт как верблюд — буквально вёдрами и тут же ею рвёт… И даже «куриная слепота» на его оба по-молодому зорких глаза (очки, до сих пор — даже ещё не примеривал!) нападает и, завсегда бойкий язык — заплетается и еле шевелится, как будто речь отнимается.

Правда, где-то через час-полтора «отпускает»…

Но уже несколько служб было сорвано!

Паства недоумевает и печалится, местные безбожники — злорадствуют, волостное начальство недовольно хмурит брови.


Конечно, первым делом мой названный отец грешил на грехи производителя — мол палённый самогон подсунули. Ругался, стыдил, стращал «Страшным судом» и всяческими земными карами… Наконец, несколько раз менял поставщика…

Бесполезно!

Оскорблённые ульяновские самогонщики, прямо при Батюшке сертифицируя свою продукцию, выпивали чуть ли по литру своей продукции — хоть бы хны, только походка становилась чуть менее «строевой».

Как потребитель в рясе приложится, сделав хотя бы самый малюсенький глоток — хоть «неотложку» вызывай!

Хвала Всевышнему — что не катафалку сразу.

Современная местная медицина была в таком случае бессильна, славящиеся на всю волость знахари что-то бормотали о «сглазе» и «наговоре» и, предлагали какие-то подозрительно выглядевшие, дурно пахнущие и абсолютно бесполезные зелья. Осталось лишь прибегнуть к услугам колдунов и ведьм — по слухам имеющихся в Ульяновске…

Но Отец Фёдор опасаясь происков Темнейшего и потери собственной бессмертной души — к «последнему средству» прибегать не стал.

* * *

…Понюхав открытую бутылку самогона священник досадливо крякнул, с видимым сожалением закрыл пробкой и поставил на место.

Понимающе-сочувствующе вопрошаю:

— Что, бать? Сегодня решил не экспериментировать?

— Да… — перекрестив лоб на киот в углу, — видать, Господь знак подаёт — довольно её, проклятую, лакать.

Сказав, пытливо смотрит на меня — мол, а что пришелец из потустороннего мира — Ангел Божий, скажет? Хоть и самый низший чин среди «небесной братии», но всё же должен — хотя бы самое элементарно знать?

Не торопясь дожёвываю, проглатываю и популярно объясняю хроноаборигену:

— Всё, что необъяснимо человеческим разумом — относится к сверхъестественному, следовательно — это дело рук Творца. Ибо, кроме него — вездесущего, такие чудеса никому неподвластны.

Вновь истово крестится и, с ошеломлённым видом:

— Так это — «чудо», стало быть?

— Чудо, чудо, ещё какое чудо… — вилкой гребу в его сторону по дну сковородки, — ты кушай, кушай, бать. Грибочки — ну, просто чудо как хороши!


Решительно убрав бутылку самогона подальше под стол — чтоб глаза «не мозолила», Отец Фёдор взялся за уничтожение содержимого сковороды — не переставая нахваливать грибочки — персонально и моё кулинарное искусство — в целом. Доев, он по-крестьянски — кусочком хлеба чуть ли не до суха «вылизал» сковороду, не переставая своим рокочущим баском — петь по моему адресу дифирамбы.


Попили чай, обсуждая все текущие — международные, внутренние и местные ульяновские новости и, разошлись. Мой названный отец отправился в спальню «на боковую», а я в диаконник близлежащего Благовещенского Храма, где у меня находился схрон с компьютером и с записанном на его «жестяке» «послезнанием».

Пороюсь в его завалах — может, определю — откуда у этого «чуда» ноги растут.

Морщу лоб, вспоминая:

«Как там эти грибочки по-латыни…? Мда… Ну и название!».

* * *

Любой уважающий себя попаданец — кроме промежуточного патрона и командирской башенки на двухместной орудийной башне «Т-34», обязательно норовит осчастливить предков лекарствами, на первом месте среди которых будет пенициллин.

В принципе и я не против, но…

Но ведь одного открытия, что вещество — выделяемое из плесени, способно убивать всякую болезнетворную гадость — ещё довольно-таки маловато для создания его хоть в каком-нибудь значительном количестве. Штатам во время Второй мировой войны, потребовался труд несколько тысяч учёных и специалистов из десятка с лишним научно-исследовательских центров и, миллионы долларов («тех» долларов!) инвестиций, чтоб получить первые пробные партии этого совершенно нового типа лекарства — антибиотика.


В самом начале моей прогрессорской деятельности, в тогда ещё — волостном Ульяновке с едва ль тремя тысячами жителей, причастных к медицине было всего трое: Ракушкин Михаил Ефремович — главный и единственный врач волостной больницы, Казаринов Константин Николаевич — фельдшер и, аптекарь Канцевич Аркадий Вениаминович.

Это, не считая немногочисленный младший медицинский персонал больницы, двух помощников у фельдшера, одного ученика аптекаря и просто — довольно многочисленных местных коновалов, с превеликой натяжкой могущих прослыть за ветеринаров.

Кроме того, имелись в Ульяновке и её окрестностях знахари и, даже по упорно ходящим слухам — две ведьмы и один колдун.


По меркам первой половины двадцать первого века — откуда какая-то «нелёгкая» занесла моё бренное, но резко помолодевшее тело — профессиональный уровень всех трёх «светил» местной медицины — настолько удручающе низок, что хоть ревмя плачь.

Михаил Ефремович, сам прекрасно сей факт осознавая, при всех телесных недугах, по большей части — назначал «абсолютный покой, продолжительный сон и обильное питание».

Как ни странно, эта рекомендация в большинстве случаев помогала!

Константин Николаевич, де-факто исполняющий обязанности волостного хирурга-травматолога, имел богатый практический опыт — на который в своей профессиональной деятельности и, уповал. Надо отдать должное и, даже малую толику восхищения — он мастерски зашивал рванные раны, вправлял вывихи и накладывал шины на переломы. Но в качестве анестезирующего — применял стакан спирта, а коль не помогало — угрозу набить морду, если пациент не перестанет орать.

И тоже знаете, действовало — достаточно эффективно!

Аркадий Вениаминович (по происхождению вовсе не еврей — как можно подумать, а как и основатель поселения пан Ульян — белорус из пленной литвы), своими познаниями в химии и оборудованием аптечной лаборатории — напоминал мне средневекового алхимика.

Хотя я сам в сей науке не шарю и, поэтому моё суждение может быть предвзято и неверно.

Но народ был согласен со мной — да, от его порошков, микстур да пилюль — один вред!

Но тем не менее их охотно покупал при любой явной или мнимой хвори.


Вот и попробуй попрогрессировать с такими, да⁈ Попробуй выделить пенициллин из плесени, особенно — вообще не понимая, как это делается…