На краю поселения Кандауров и Кирьянов остановились. Впереди виднелись одно и двухэтажные дома, сложенные из крупных камней и глины. Дмитрий подумал было, что они стоят вплотную друг к другу, но когда он и лейтенант подошли к узкой улочке, оказалось, что некоторые дворы соединены калитками, другие, стоящие на разных уровнях, – каменными ступенями.
– Бригада номер два, – объяснил Михаил. – Так официально называется. Прикреплена к колхозу «Красный Крым». Виноград на склонах растят и овец пасут. Но, если честно, всё больше подрабатывают в Гурзуфе весь курортный сезон. Всякие сладости продают, в больших казанах пекут сарыбурму, чийбереки, шашлык жарят. Шьют, сапожничают…
– Ясно. Главный у них, как я понял, бригадир?
– Ахмед Меметов. Должен быть здесь.
– По-русски понимает?
– Да они все понимают. Старики по-нашему не говорят, но понимают. А молодёжь в школе русский язык учит. Да и так, по жизни – куда же без него.
Улица вывела их на небольшую площадь, к дому с табличкой «Правление бригады». Тут же был магазин, почта и небольшая открытая веранда чайханы. Через полчаса Дмитрий и Миша сидели там, на низком помосте, покрытом овечьей шкурой. На столике перед ними стояли глубокие блюда с пилявом и шиш кебабом – жареным мясом, пирожками с мясной начинкой, которые Миша назвал «янтык», овечий солёный сыр и сухофрукты. Их угощал бригадир, сказав: «Аш татлы олсун», и Дмитрий без перевода понял, что им пожелали приятного аппетита. Кандауров не посвящал бригадира в подробности дела, просто попросил помочь выяснить: не был ли замечен в окрестностях чужой человек – не сейчас, летом, когда туристы охотно взбираются на Аю-Даг, а зимой, в начале февраля. Меметов сказал: «Время много прошло, сразу не вспомнить, надо подождать». Он отправил двух человек обойти посёлок, а гостей повёл подкрепиться. Когда они уже пили ароматный чёрный кофе с молоком, на пороге появился юноша лет семнадцати, смуглый, с копной смоляных волос, в светлой татарской рубашке под поясом-кушаком. Сказав что-то бригадиру, он широко улыбнулся Кирьянову:
– Привет тебе, Миша-ага.
– И тебе привет, Карим. Ты по делу или меня повидать?
– Тебя повидать мне приятно. Но я слышал, вы про чужого человека спрашиваете?
Михаил махнул рукой, и парень тут же стал рядом, уважительно склонив голову.
– Товарищ майор, – официально обратился лейтенант к Дмитрию, – это Карим Идрисов. Он живёт здесь с родными, но учится в нашей школе, в Ай-Даниле.
– Перешёл в последний класс, – с гордостью добавил парень.
– Карим – двоюродный брат моего друга детства Салеха, вот почему я его хорошо знаю. Надёжный человек.
– Комсомолец, – опять вставил Карим, сверкнув глазами.
Дмитрий привстал, пожал ему руку и кивнул на место рядом.
– Садись. И мы тебя слушаем.
Карим рассказал, что в Ай-Даниле он жил у родственницы, домой возвращался только на выходные.
– Я рано выхожу всегда, как восход. Но в тот день, с утра, тётя попросила немного помочь, вот я и вышел позже, совсем светло было. Но я быстро ходить по нашей горе не могу – так красиво, в любое время. Иду и любуюсь. А в тот день хорошо было, солнце светило, вот я шёл и пел «Топрак кульди, кок кульди».
– «Улыбнулась земля, улыбнулось небо», – перевёл Кирьянов.
– Это песня нашего кадея Алядина, очень хорошая.
И опять Михаил разъяснил Кандаурову:
– Шамиль Алядин – наш поэт. Молодой парень, мой ровесник. Да я и знаю его. Книга стихов у него вышла, а сам он два года назад уехал в Дагестан, в горное село учителем. Совсем неграмотные люди там были, вот он стал их учить. А потом по комсомольской путёвке на Чирчикстрой поехал, добровольцем. Сейчас там на строительстве электростанции экскаваторщиком работает. Молодец парень, думаю, ещё много хороших стихов напишет.
– Шай, шай, – радостно кивал головой Карим, слушая Михаила. Потом улыбнулся:
– Я всегда пою, когда иду домой. Уже близко подходил, встретил человека. Показалось, шёл по тропе снизу. По горе многие ходят, но летом. Вот я и спросил, не заблудился ли он.
– И что? – спросил Кирьянов.
– Нет, сказал. На Суук-Су, говорит, работаю, на стройке. Захотел встретить утро на Горе. Приятный такой, не старый, ловкий. Куртка синяя, красивая, городская. Шапка чёрная вязаная.
– Когда это было? – поинтересовался Дмитрий.
– Так про шестое февраля спрашивали, – слегка удивился Карим. – Вот тогда и было.
Кандауров кивнул: именно шестого февраля «пропал» лжеКраузе. Но всё же спросил парня:
– Так ты и запомнил точно? Время прошло.
– Запомнил. Воскресенье было, я домой хожу всегда. А ещё в этот день, уже вечером, по радио сказали – разбился дирижабль ОСОВИАХИМа, много людей погибло. Как же не запомнить, я тоже в ОСОВИАХИМе.
Сомнений у Дмитрия не оставалось: Эрих Краузе не утонул в Чёрном море, он был убит на станции Борки. В Гурзуфе, на рыбацком баркасе, ушёл к Аю-Дагу совсем другой человек. Оставался один неясный штрих, и перед отъездом Кандауров вновь встретился с Василием Шурпенко.
– Вы говорили, но я всё же хочу уточнить… У иностранца не было с собой поклажи – сумки, рюкзака?
– Не было, точно, – уверенно сказал рыбак. – Он же вроде не собирался ехать, спустился от санатория прогуляться к морю. Да тут втемяшило ему в голову, вот беда!
– Да, да, – кивнул Дмитрий. – И я помню, вы говорили куртка на нём была красивая, и шапочка австрийская.
Шурпенко уже давал описание одежды погибшего, но охотно повторил:
– Сразу видно, иностранные вещи. Куртка в красных и чёрных клетках, шляпа на голове, но с длинным козырьком и пёрышко вставлено. Только в кино такие видел.
Дмитрий нахмурился, сказал сам себе:
– Откуда же синяя куртка?
– Синяя? – переспросил рыбак. – Нет. Но подкладка у неё синяя была. Он, когда мне с парусом помогал, взопрел, видно, расстегнулся, я увидел – даже подкладка красивая, синяя.
Кирьянову Дмитрий объяснил:
– Куртка у него была явно двухсторонняя. Вывернул, надел, вот и синяя. Этот фокус мне известен. А вязаную шапку спрятать легко и в кармане. Свою же австрийскую охотничью шапочку скорее всего бросил в море. Нашли бы – ещё одно подтверждение гибели…
Всё, что Кандауров узнал в Крыму, он подробно рассказал сразу всем – и начальнику, и ребятам своей группы. Выводы делали вместе.
– Поездом до Борок ехал Эрих Краузе, а вот дальше – его двойник, – сказал Гриша Зарудный. – Я помню: в Белгороде к нему подсели двое попутчиков. Наверняка был где-то и третий, который после Борок играл его роль.
– Да, – Кандауров хорошо помнил рассказ Зарудного, – именно они, австриец и его попутчики, пошли смотреть место крушения царского поезда. А как они возвращались, проводница не заметила.
– И потом она его особенно разглядеть не могла, он на верхней полке книгу читал. А когда в карты играл, и проводница заглядывала, по-немецки говорил. Вот она и уверена была, что тот самый. Другое ей просто в голову не пришло.
– Что же получается? Дальше Борок Краузе не пустили. – Троянец обвёл всех взглядом. – А через день ещё раз его «убили» – уже как бы официально. Значит, цели использовать его имя не было.
– Да и не получилось бы, – заметил Кандауров. – Если только ненадолго, на время пребывания в Гурзуфе.
– Но и это, как видим, не нужно было. Однако убили австрийца, рисковали. Что получается?
– Мешал он, – уверенно сказал Виктор Качура. – Что-то знал.
– Похоже так, – согласился Троянец. – И вот ещё что, ребята… Убит он брысовцами, это факт. Мы раньше что думали: бандиты убили человека, ограбили – обычное дело. Но уже сразу заметили различие…
– Тело спрятали!
– Верно, Гриша. Не в их стиле это. Оказалось, не только это. По всему выходит, убили не случайно. Значит – по заказу? Чьему?
В наступившей паузе, обводя взглядом лица своих сотрудников, начальник УГРО видел: у каждого всего один ответ. Очевидный.
– Вижу, поняли все. Откуда убитый прибыл к нам? Из страны фашистского режима. Значит, всё тянется оттуда. А что сие означает?
– Хочешь сказать, у нас здесь немецкая резидентура? – хмуря брови, выговорил Дмитрий.
– Почему обязательно у нас? Может, немецкий резидент из Москвы дал команду.
– Брысь со своими бандитами тоже из Москвы, а, Виктор? Нет, коль исполнители наши, то и наниматель отсюда. Да, не было печали!
– Тогда… – Кандауров помедлил, словно чему-то удивляясь. – Тогда надо вспомнить ограбление почтового вагона. Первое дело Брыся. Золота не было, а секретные документы были.
– Верно! – Троянец подошёл и сел с ним рядом. – Мы тогда повелись на золото: мол, ошиблись бандиты, просчитались. Теперь, если предположить, что у Брыся есть связь с германским шпионом, надо подумать иначе. Золото – прикрытие, а цель – документы на наш танк. Тогда ведь ещё неизвестно было, что образец отклонят, забракуют в Министерстве.
– Зато теперь новая разработка прошла на «ура», – бросил Дмитрий, вспомнив, что об этом ему говорил Кожевников. – Скоро будут испытания на Подмосковном полигоне.
– Не сомневайтесь, этот танк ой как интересует гитлеровскую разведку. Вот вам и ответ, почему резидент может быть в нашем городе.
– Так, Андрей Фёдорович, может и убийство Краузе с этим связано? – предположил Зарудный.
– Тебе, Гриша, как и всей вашей группе, это и предстоит выяснить.
Глава 13
Викентий Павлович всегда жалел, что профессиональные знания его жены не приносили пользу и радость многим людям. А лишь небольшому избранному кругу – семье. Когда, много лет назад он, только начавший работать в полицейском управлении, встретил юную москвичку Людочку Бородину, знать не знал, что она – студентка высших женских историко-филологических курсов, будущий искусствовед. Ему было двадцать пять лет, девушка смотрела на него отнюдь не с восхищением, а маленький племянник Митя сказал ей: «Мой дядя – полицейский сыщик. Он ловит бандитов и умеет стрелять!» Это произошло днём, а вечером сначала ему пришлось