Молитва была истовой и настоящей. Если бы Яга сейчас колдовала – несдобровать бы ей. Если б мертвяка не прогнала подальше – лишилась бы верного слуги. Если бы зелье было колдовским, дружинники бы вмиг поднялись с земли, хоть и связанные.
Но перед монахом Лукой сейчас стояла просто женщина в богатейшем уборе и кое-как подогнанной запасной рубахе княжича. В зелье не было колдовства, кроме точного знания, как и с чем мешать болиголов, чтоб обездвижить, но не убить. Мертвяк ушел за холм к оврагу, и молитва до него не донеслась.
Даже медальон на шее Яги унялся, перестал дрожать, будто и его болиголовом опоили.
– Идя долиной смертной тени, – перебила Яга монаха, – ты не убоишься зла, потому что Бог с тобой.
В ее голосе не было торжества – только улыбка, с какой няньки смотрят на первые шаги подопечных.
– Прими, Лука, от меня награду за помощь. – Яга высыпала перед ним горку начищенных золотых монет с лицами древних римских и царьградских императоров. Затылком почувствовала, как в золото впились взгляды дружинников. Ох, хорошо!
Лука попытался отползти как от ядовитой гадины, но только сильнее вжался в дерево.
– Зачем мне твой морок? – презрительно бросил он.
– Почему морок? – искренне удивилась Яга. Отошла к ближайшему дружиннику и взяла его меч, попутно убедившись, что воин ловит каждое их слово. – Смотри, Лука. – Яга со звоном бросила меч на золото. – Освященный железный клинок морок бы развеял. А монеты на месте. Я не обмануть тебя хочу, хоть ты меня «лукавым» и лаешь, – вздохнула она. – Я тебе подарок принесла в знак уважения. И просьба у меня есть. Как будешь в Киеве, поклонись митрополиту Иоанну, пусть Менскую епархию учредит с тобой во главе. Храм построй на мое золото или еще куда употреби… Ох и заживем мы с тобой – епископом!
Лука чуть дернулся. Кажется, его проняло. Яга была готова и сумела никак не проявить радость. Она надеялась, что угадала – монах был уверен, что о его желании учредить Менский епископат знают только ближники. Если бы епископ Полоцкий проведал, что Менск хочет самостоятельности, не видать Луке ни епископской митры, ни даже настоятельского посоха. Яга точно о его планах знать не могла.
«Что, Лука, – мысленно усмехнулась Яга, – боишься, что гордыней невольно помог Нечистому?»
Монах молчал, видно, решил не тратить силы на демона. Пока он снова не начал читать молитвы – а кроме двадцать второго псалма, Яга почти ничего и не помнила, – она сказала, как будто про что-то не очень важное:
– Сестра моя Мара Черная тебе поклон передает из Суздаля. Она меня и надоумила тебя в епископы звать. Ты ей такую широкую дорогу проторил, что другим Ягиням и не снилось. А теперь, выходит, мне повезло.
Яга положила на золото голодный хлебец. Монах впился в него глазами и побелел.
– Как по мне, – презрительно бросила Яга, – Мара могла бы тебе, благодетелю, чего подороже подарить. Поскупилась суздальская владычица. Ну да держи вот от меня еще.
Она сняла с пальцев несколько колец с самыми большими камнями.
– Пора мне, монах, – улыбнулась она. – Надеюсь, в следующий раз я тебя «преосвященством» назову. Людей своих сам развяжешь.
Лука не ответил. Он молча шевелил губами в молитве.
Яга разломила еще один пахучий корешок. Медальон задергался. «Да знаю я!» – отмахнулась от него Яга.
Она по очереди давала дружинникам понюхать корень, зачем-то пытаясь догадаться, кто из них жених ее бывшей сестры-соперницы Софии. Так и не решила – то ли белобрысый здоровяк, то ли кряжистый рыжий воин из варягов. Оба на лицо так себе, могла бы сестра кого и покраше найти.
Теперь у нее осталось совсем немного времени, чтобы добраться до оврага к Лешему.
С поляны она ушла медленно и величаво. Дальше хотелось бежать опрометью, но воины бы услышали, и пропало бы все впечатление. Царицы не бегают.
Она успела. Кто-то кинулся было за ней, но если что и увидел, так только мутную тень Яги с котом на руках, уходящую вместе с Лешим и мертвяком.
Яга села на землю, не заботясь ни о белой рубахе, ни о плаще. Спрятала лицо в ладони и несколько раз всхлипнула. Потом стянула с себя очелье и другие украшения. Ее трясло, несмотря на жаркий костер и горячее питье в плошке.
Мрак прижался к подруге теплым боком.
– Ягинюшка, ты когда с Марой Черной перемолвиться успела? И где твоя ступа? – чуть подождав, спросил кот.
– Ох, котик. – Яга по-детски шмыгнула носом. Страшное напряжение отпускало, больше не надо было держаться, чтобы не выдать себя ни взглядом, ни вздохом. – Нет ни ступы, ни Мары. Конечно, Мара, может быть, где-то и есть, но вряд ли в Суздале, и точно не владычица. Врала я. От первого до последнего слова.
– Ого! – Мертвяк восхитился как живой. – Искушение наоборот?
– Точно, – кивнула Яга. – Во всех историях про людей казненного бога праведников демоны искушают, предлагая награду за отречение. К этому монах был готов. А к тому, что демон придет благодарить за уже сделанное? Да еще и палкой в разверстую душевную рану ткнет? Он же до сих пор от суздальского голода не отошел, всего-то год назад было.
– И что-у? – Мрак махнул хвостом.
– Кто ж знает, – вздохнула Яга. – Если он праведный и истово верующий, но сомневается в себе, Лука бросит затею с епископатом и кинется в Суздаль, Мару изводить. Пока доберется да разберется в моем вранье, мы уже у князя Мстислава будем пироги есть, а в Менске монастырь нового настоятеля получит. Некому станет слуг старых богов изводить.
– А если не сомневается? – спросил мертвяк.
– На то я на глазах у его охраны золото рассыпала. Очень старалась, чтоб костер светил и они все видели и слышали. Там пятеро простых мужиков, не особо ревностных в служении Иисусу. Вот смотри, какая сказка – однажды вечером к пастырю приходит демон, убивший их друзей, и благодарит за службу. Потом несметные богатства на землю вываливает. Хоть один да усомнится в праведности Луки. Хоть один да захочет в золото лапу запустить. Приказ воеводы – это приказ воеводы, а золото мысли здорово застилает.
– Гор-р-ржусь тобой! – похвалил кот. – Но на случай, если они с твоим хитрым планом справятся, я им лодку продрал. И запасы испакостил. Чем бы дело ни кончилось, они тут задер-ржатся.
Яга сгребла кота, обняла и стала целовать в морду. Мрак сначала терпел, потом отпихнулся лапами – хватит уже! И спросил, чтоб отстала с поцелуями:
– Самой-то золота не жалко?
– Ты что, родной! Ни капли. Этот клад Ягини несколько веков собирали, но никому не показывали, а то б житья не стало. Я уж не чаю, как остатки Мстиславу вирой отдать. Таким богатством владеть – нужна большая сила, а то убьют и отберут. Мне жизнь дороже.
– Думаю, если б знали люди воеводы Менского о твоем богатстве, – снова подал голос мертвяк, – они бы нас быстро нашли. Не спасли бы закруженные тропинки, на всякую амулет или молитва найдется. Видно, невеликую награду за тебя Афанасий назначил, решили мужики поберечься и с Ягой не связываться. Если бы узнали о золоте – добрались бы. Леший, до сей поры молчавший, закивал – все ты правильно угадал, хоть и мертвый.
Расстались Яга с Лешим в лесу, неподалеку от устья Свислочи. Чуть поодаль, на мысу между двумя реками, виднелись земляные валы. Наверняка на стенах стояли дозорные, и показываться им не стоило.
– Тут, значит, Менская застава, – махнул сучковатой рукой Леший, – а там, ниже по Березине, – уже киевская. Верст пять будет. О-от по той тропинке вам. Ночь светлая, луна полная, не пропадете. Еще до рассвета на место дотопаете.
– Благодарю, дедушко, – поклонилась ему Яга. – Не поминай лихом. Что смогу, сделаю.
– Ты нас от Луки избавила, – поклонился ей Леший, – и за жрецов отомстишь. Как тебе не помочь?
– Мр-ря! – Кот уперся передними лапами Лешему в колено, но когтей не выпустил. – Спас ты нас, Леший. Век помнить буду.
Мертвяк тоже отвесил Лешему земной поклон, но ничего не сказал.
Шагать по тропе и впрямь было легко. Мрак умаялся драть лодку и ехал на мертвяке, тащившем еще и всю поклажу. Яга куталась в плащ – ночью было зябко. Все равно было видно, что мужик с бабой идут. Мало ли зачем эта парочка весеннюю ночь у реки коротала? А кто позубоскалить хочет, тот пусть не завидует.
Дошли они быстро, никого не повстречав. Тропа шла по берегу, петляла вместе с рекой. Вскоре они увидели за очередным поворотом частокол спящей деревушки. Застава была прямо напротив, на другом берегу.
Яга остановилась и пристально посмотрела на мертвяка. Сейчас они выйдут к людям, и даже взятый ей не по праву княжеский Знак не спасет от большого интереса людей к ходячему покойнику. Лицо со впалыми щеками можно и под капюшон скрыть, сойдет за больного, изможденного. Руки с синими ногтями не спрячешь. А если кто присмотрится и поймет, что ее спутник не дышит – быть беде.
– Пора мне в Навь, хозяйка? – спросил мертвяк, поставив на землю мешок с поклажей.
Смотреть на него было больно. Мертвяк ссутулился и покорно опустил голову, как жертва у алтаря Мораны.
Дар Живы молчал. Богиня жизни не считала зазорным отправить мертвое к мертвецам. Морана маячила невдалеке – сейчас я его не прогоню, давай, отправляй ко мне. Зато Яга, кажется, опять была с ними не согласна.
– Что ж мне с тобой делать-то? – вздохнула она. – Может, ты вспомнил хоть что-нибудь? Кто ты?
– Я… Имя будто рядом, но как рыба. Скользкое, не ухватишь. Помню только, что перед смертью к тебе шел. Давай я яму выкопаю и в нее лягу, чтоб тебе не возиться?
– Да чтоб тебя! – в сердцах плюнула Яга. – Знаешь, я людям казненного бога даже завидую. Он всегда за них. Не под настроение, не как левая пятка зачешется, а пока они с ним, так и он… Тьфу. Не сильна я объяснять! Но он их к себе забирает, если не напакостят. А наши… Не хочу я тебя в Навь отдавать. К Перуну, пьянствовать в хорошей компании, отпустила бы. На холодные болота и холмы – нет.
– Говор-рят, – мурлыкнул умница Мрак с плеча мертвяка, – тут поцелуй любви поможет.