Люли-люли, спи, мой свет,
Никого роднее нет.
Баю-баю, засыпай,
Солнце прячется за край.
Поддавшись порыву, травница двинулась на звук. Пели в доме, стоявшем через три двора от свиноупыриной тюрьмы. Дверь оказалась распахнута настежь. В горнице сидела молодка с распущенными волосами, покачивала люльку, подвешенную к потолку. Мирная картина отчего-то пробудила тревогу. Что-то не так было в движении люльки, слишком легко она болталась туда-сюда.
– Милая, подойди!
Та не сразу, но отозвалась. Встала со скамьи, вышла на крыльцо.
– Принеси молочка, грошик дам!
Ничего не ответив, молодка вернулась в дом, взяла с полки крынку и направилась в сарай.
Зорка шмыгнула в горницу. Первым делом глянула в люльку – так и есть, та была пуста. Или молодая мать недавно потеряла ребенка, или… К обычным запахам деревенской избы – хлеба, томленой капусты, сырой овчины – примешивалась знакомая сладковатая вонь. На столе лежала прикрытая полотенцем краюха. Зорка приподняла уголок и с возросшим беспокойством уставилась на плесень. Похоже, из избы ушел домовой. Там, где он был, хлеб засыхал, оставаясь свежим на вид.
Травница вернулась на крыльцо за миг до хозяйки. С улыбкой приняла крынку, протянула в ответ обещанную монетку. Плата была взята все с тем же обычным для силинцев безразличием.
– Спасибо, милая!
Отойдя на дорогу, Зорка поднесла крынку к лицу. Молоко имело слегка розоватый цвет. Закат успел догореть, а значит, корова доилась с кровью. Что же здесь происходит? Пустота в глазах у людей, бегство домовых, порча еды… В голове у Зорки что-то щелкнуло. Крынка полетела на землю, а сама она бросилась назад со всех ног.
На площади стоял Жихан, нетерпеливо поглядывая на то, как Искрен и Третьяк крепили к седлам мешки с овсом. Надобность таиться отпала. Зорка заорала что было сил:
– Это не просто упырь, а ератник! Убитый колдун! Он слишком долго находился рядом с людьми и всех подчинил!
Но было поздно. Солнце блеснуло последним лучом и закатилось за горизонт. Из темноты вырвался вой, подхваченный десятком уродливых ртов. В Силино мчались призванные ератником упыри. А жители деревни, только что вяло топтавшиеся у ворот, разом кинулись на отряд. Большинство с пустыми руками, но очень скоро в толпе замелькали серпы и вилы.
Трое воев выхватили мечи. Искрен и Третьяк оказались удачно прижаты спина к спине. А вот у Жихана позади бесновались кони, напуганные криками упырей. Сотник закрутил серебристую мельницу, положив тех, кто оказался в ближних рядах. Захваченные ератником люди даже не пытались обороняться. Но их было много, и они лезли вперед, двигаясь прыжками, словно сумасшедшие скоморохи.
Времени на то, чтобы залезть в суму и нащупать что-то подходящее, не хватало. Зорка орудовала ножами, рассекая протянутые руки, вспарывая шеи, отбрасывала пинком тех, кто пытался пролезть под ногами других. Она пробивалась к своим, пользуясь силой зелья. Но медленно, слишком медленно! Рабы колдуна напирали со всех сторон, не замечая увечий и ран.
Жихан, одолев первую волну, попытался вскочить на коня. Тот отшатнулся – подобравшийся староста полоснул его по крупу серпом. Да еще какая-то баба с разбегу навалилась на сотника всей своей тушей, утягивая вниз. Блеснуло лезвие, баба свалилась с рассеченным лицом. Но через труп уже перепрыгивала девка в понёве, а за ней – безбородый отрок с дрыном в руках. Меч сотника крутился, резал и колол, не замирая ни на секунду. От крови булат стал темным, как простое железо.
Обострившийся слух подсказал Зорке: упыри достигли лесной опушки. Все будет кончено, едва они прорвутся за частокол. Ударом сапога она отбросила полураздетую девицу. Сунувшемуся следом мужику воткнула лезвие в щеку. На лицо брызнуло теплым. Оглянувшись, выдернула нож и тут же его метнула, угодив в шею старухи, повисшей на руке Третьяка. Расшитый петухами платок пропитался кровью, старуха осела под ноги бойцу.
Кто-то из силинцев притащил подожженный факел и принялся тыкать им в морды коней. Животные испуганно заржали, лошадь Карася встала на дыбы, молотя копытами по воздуху. По двору заметались тени. Лица людей превратились в желто-красные маски с провалами ртов.
Зорка остервенело прокладывала дорогу ножом. Удар – качавшая колыбель молодка схватилась за горло. Тычок голой рукой – кадык белобрысого подростка промялся внутрь. Убивать простых смердов было дико и страшно, но сейчас милосердие погубит отряд. Об этом и думать нельзя. Иначе она не доберется до Жихана. В одиночку сотник не отобьется, не вскочит на коня. А без коня не уйти от упырей.
– Лавка, быстрей!
Искрен, поначалу бивший мечом не насмерть, плашмя, давно забыл про жалость. Вокруг него образовался завал из тел. Под сапогами чавкала и разъезжалась напитанная талым снегом и кровью земля.
Первый упырь показался на вершине частокола. Зацепился когтями, задрал к небу по-собачьи вытянутую пасть. Зорка метнула нож, попав под нижнюю челюсть. Синюшное тело с глухим ударом рухнуло вниз. Оставшись без оружия, травница вскочила на бочку, с нее сиганула на стоявшую рядом повозку, а оттуда в два захода на крышу сарая.
Теперь она была совсем рядом с Искреном. Расстегнув защелку, Зорка принялась рыться в суме. Главное – не спутать яйцо с корнями адамовой головы с тем, что начинено смертоцветом. Иначе людям конец, а упырям хоть бы хны… Пальцы нащупали гладкую поверхность ларца. Есть! Но тут к молодому вою подлезла баба. На сносях – сама тонкая, живот большой. Рука Искрена дрогнула. Он растерялся всего на миг, но этого хватило, чтобы с частокола прыгнул упырь. Закрытую бармицей шею не прокусил, но подмял под себя, ломая ребра.
– Лав… ка…
Соломенную макушку затянуло в месиво тел. Следом повалился Третьяк. В его голень вцепился мертвец, еще один ворочался сверху, не давая подняться. Добил воя смерд, обрушивший покрытые ржавчиной вилы. Зорка стиснула зубы. Им не помочь. Тогда она размахнулась и швырнула яйцо в рычащую стаю, только что опрокинувшую ворота. Скорлупа разбилась с неслышным из-за гомона треском. Над площадью распустилось облако, накрывшее двор, словно ряска – пруд со стоячей водой. Люди всего лишь падали в грязь, кашляли и терли глаза, а вот нежить корчилась с криками боли. С гнилых уродов слезала плоть, обнажая кости и потроха. Вонь стояла такая, что даже у травницы к горлу подкатила тошнота. Пока ветер не разогнал спасительное облако, Зорка прыгнула вниз.
Едва не поскользнулась – сапог угодил во что-то мягкое, с хлюпаньем просевшее под каблуком – выпрямилась и побежала вперед. В горле першило, резь выбивала слезы из глаз, и они катились по щекам, мешаясь с чужой кровью.
– Жихан! Жихан, ты где?
– Сюда!
Сотник закашлялся, Зорка устремилась на звук. Туман поредел. Упыри начали приходить в себя, даже те, кто облез едва не до костей. Захваченные ератником люди тоже не отставали – на карачках тащились следом, пытаясь ухватить за одежу или суму.
В этой части двора видимость стала получше – кто-то из смердов уронил факел в сваленный возле кузницы хворост. Огонь перекинулся на стену и крышу. Горячий воздух отогнал туман, заставив его опуститься к земле. А вот и сотник – устоял на ногах, хоть и согнулся пополам от хриплого кашля. От облегчения у Зорки вырвался полувсхлип-полувздох.
Но добежать она не успела. С горящей крыши съехал кусок полыхающей дранки и рухнул на коня. Обожженное искрами и тлеющей соломой животное взметнулось на дыбы, зацепив шлем сотника копытом. Жихан упал. В тот же миг на частокол запрыгнула вторая волна упырей. А на сотника поползли деревенские, навалившись сверху кучей малой.
Нет! Зорка сжала зубы так крепко, что, казалось, они расколются в белую крошку. Упыри выжидали, пока рассосется ядовитая хмарь. Это произойдет быстро, она не успеет раскидать деревенских и взвалить тяжелое тело сотника на коня. Другого яйца с адамовой головой нет. Жихан погибнет один или они погибнут вдвоем.
Крик, вырвавшийся из ее горла, разом заглушил треск пожара и ржание коней. Зорка схватила подбежавшую к ней лошадь Искрена под уздцы и вскочила в седло. Стукнув пятками, припустила на другой конец деревни, прочь от ворот, куда продолжала стекаться нежить.
От свинарника донеслось: «Стой! Подожди!» Зорка натянула поводья, осаживая лошадь. Через порог перевалился окровавленный Карась. Без шлема, без щита, с одним погнутым наручем. Она совсем позабыла о нем, давно вычеркнув из списка живых. Но, судя по валявшимся у входа телам, Карась до последнего оборонял клетку с ератником, не давая его рабам отпереть замок.
Зорка ухватила сухощавого воя за шкирку, помогая забраться в седло. Усадила перед собой – израненный Карась мог потерять сознание в любой момент.
– Пошла!
Травница помнила, что посреди тына напротив озера имелась калитка. Наверное, жителям ближайших домов надоело ходить через всю деревню, и они прорубили проход. Сзади послышался радостный вой – это исчез туман, сдерживающий упырей.
Травница спрыгнула на землю, провела лошадь через калитку и вскочила обратно в седло. Обезумевшее от страха животное без понуканий пустилось в галоп. Сверкнула водная гладь в зарослях камышей, следом пролетела примыкавшая к лесу поляна. Справа и слева зачастили деревья, норовя ветками вышибить из седла. Карась обмяк, но травница прижала его к себе, не давая скатиться вниз. В ушах кузнечным молотом била кровь. Во рту стало солоно – вспомнив о сотнике, Зорка до крови прикусила губу.
Когда лошадь перешла на усталую рысь, Зорка привязала раненого к седлу, а сама побежала рядом, схватившись за торчавший у задней луки ремень. Зелье позволяло развить невозможную для человека скорость. Но оно не дарило силу, а всего лишь давало ее взаймы. Скоро она не сможет бежать, а потом и идти. Надо только продержаться еще чуть-чуть, чтобы оторваться от упырей… Каждый вдох резал легкие, ноги подгибались, кололо в боку. Зорка споткнулась обо что-то в темноте и упала на мох. Лошадь остановилась, неподвижный Карась кулем свесился с седла. Сейчас, сейчас она встанет… Только подышит немного свежим, пропитанным запахом леса воздухом…