Пели птицы. Лицо приятно согревали солнечные лучи, падающие сквозь листву. Зорка с трудом разлепила веки. Снова зажмурилась – свет показался невыносимо ярким. Руки, ноги и спину ломило так, будто вчера ее колотили поленом. Ноздри щекотал запах костра. Травница все же открыла глаза и повернула голову набок – рядом спал Карась, уложенный на собранную из лапника подстилку. Грудь его медленно опускалась и подымалась. Подрагивали ресницы, скуластое лицо блестело от пота.
Зорка посмотрела в другую сторону и увидела, как Жихан ворочает ложкой в подвешенном над костром котелке.
– Ты живой… Прости… Я… – Слова почти беззвучно срывались с потрескавшихся губ. От нахлынувшего счастья сдавило в груди.
– Подымайся, Зорка, каша готова.
Зорка. Не Лавка. Видно, что-то такое проступило в ее глазах.
Возле губ сотника пролегла насмешливая складка, зрачки блеснули желтизной. Сквозь Жихана на Зорку смотрел ератник.
Зорка попыталась встать, но лес поплыл перед глазами, и она рухнула обратно на ветки. Силы иссякли. Зато, словно в насмешку, чувства остались обострены. Она отчетливо ощутила, как колются сквозь рубаху еловые иголки, как щекочет шею травинка, а по руке взбирается муравей. Пришла пора платить за вчерашнюю выносливость. Сегодня она не сможет поднять даже хворостину, не то что меч. Да и не было у нее меча. Не было даже ножа. А сума лежала слишком далеко, среди мешков и баулов, прежде навьюченных на сотникова коня.
– Быстро ты меня раскусила. Я надеялся выгадать хотя бы день. – Ератник соскреб кашу со стенок котла, не давая ей подгореть. Зачерпнул ложкой крупу, старательно подул на рассыпчатый холмик. – Ты бы знала, как я соскучился по еде…
Зорку затрясло, ладони стали липкими от пота. Она видела, как заживо рвали Третьяка, помнила ужас в его глазах. Она знала, что рано или поздно умрет не своей смертью, но не такой. Только не так.
– Да я про обычную еду. – Ератник попробовал кашу и зажмурился от удовольствия. – Ох, хороша! Зелени бы сюда покрошить. Ты же не думаешь, что харчить какого-нибудь пропахшего навозом мужика – приятно? Это вопрос выживания, а не удовольствия.
«Играет как кошка с мышью, – подумала Зорка. – А Карась помрет и не заметит. Повезло».
– Для тебя имеется предложение поинтересней. Я знаю о Бояновом пророчестве и встрече избранных на Лысой Горе. У тебя есть амулет, ты одна из них. А значит, мы можем друг другу помочь.
– Как ты это сделал? – Во рту скопилась горькая слюна. Травница прокашлялась и дернула подбородком, сплевывая в траву. – Как ты им овладел?
– Не думала, что мы так умеем? Заклятие сложное, требует соблюдения множества условий. Например, колдун должен достигнуть определенной степени мастерства. И найти такое место, где грань между Явью и Навью истощена. Обычно миры соприкасаются на месте кровопролитной сечи, но вчерашняя резня тоже подошла. А самое главное, жертва должна добровольно впустить чужую душу.
– Ты лжешь. – Зорка не узнала свой голос, до того безжизненно и глухо он прозвучал. – Жихан никогда бы не согласился.
– А я его обманул! – довольно осклабился ератник.
После чего обмотал руку тряпьем и снял котелок с костра, поставив на землю. Над медным краем вился парок.
– Как?
– Красиво, Зорка Остромысловна, красиво. Взял девку, такую же худую да черноволосую, велел раздеться догола и лежать, не показывая рожи. Когда Жихан очнулся, я предложил ему выбрать, в кого мне вселиться, в него или тебя. Дальше объяснять?
Зорка прикрыла глаза, охваченная странным чувством. Жихан пожертвовал собой ради нее. Нет, он просто остался верен своему слову. Он поклялся гридню защищать избранную даже ценой своей головы. Будь на этом месте кто-то другой, ничего бы не изменилось. «Не смей думать, что Жихан сделал это ради тебя. Не смей!» Ератник словно подслушал ее мысли:
– Он ни на миг не поколебался. Ты бы видела, как он на тебя смотрел… Ну, не на тебя, конечно. Пришла пора отплатить добром за добро. Он до сих пор здесь. – Колдун постучал пальцем по виску. – Живой. Только спит. Я обещаю его отпустить, если поможешь.
Травница почувствовала себя опустошенной. Для чего злые боги подстроили эту пытку? Чтобы снова заставить ее поверить, будто сотника можно спасти? Во второй раз совершить рвущий душу выбор? У нее не осталось сил. Ни телесных, ни душевных.
– Что я должна сделать?
– Провести меня на Лысую Гору, где вас будет ждать Черномор. Попасть туда могут только владеющие знаком или те, кто их сопровождает. Как только я поговорю с Черномором, надобность в чужом теле отпадет. И ты получишь своего сотника назад, живого и невредимого.
– Откуда мне знать, что ты меня не обманешь?
– Ниоткуда. – Ератник пожал плечами. Его улыбка, из-за которой на обожженном подбородке натянулись рубцы, выглядела такой знакомой. И совершенно чужой. – Ты можешь отказаться, но тогда потеряешь Жихана навсегда. А если попробуешь меня убить, навредишь его телу.
– Для чего тебе нужен Черномор?
– Не твое дело. Так ты согласна?
– Согласна, – сквозь зубы выдавила Зорка.
Она не поверила ни единому слову, а уж тем более обещанию колдуна. Неразумно верить тому, кто без зазрения совести вырезал целую деревню. Но до Киева далеко. Должен быть способ изгнать чужую душу, не нарушив данной в Изборске клятвы и не навредив попавшему в заложники телу. Надо просто его найти.
– Вот и славно. А теперь поешь, иначе не сможешь продолжить путь. Мы же не хотим опоздать на важную встречу?
Даже в детстве, когда Зорка в одночасье осталась сиротой, она не испытывала подобного унижения. Лжесотник схватил ее за шиворот и отволок к дереву, прислонив спиной к стволу. После чего принялся кормить с ложки – сама она есть не могла, пальцы дрожали и отказывались гнуться. Комки каши углями горели во рту, грудь ломило от пронизывающего холода, исходящего от амулета, а по щекам катились злые слезы. Их солоноватая горечь мешалась с пресным вкусом ячменя. Зорка через силу глотала еду и не знала, кого ненавидит сильней: колдуна за подлость или себя за слабость. А может, Жихана? За то, что так глупо попался в ловушку…
После завтрака накатила сонливость. Но прежде чем провалиться в пустоту, Зорка кивнула на Карася:
– Покорми… Если я проснусь, а он мертв… сделке конец…
Второй раз она очнулась под вечер, чувствуя себя намного лучше. Ератника было не видать, но костер горел, а рядом лежали груда приготовленных для растопки веток и фляга с водой. Вой-полукровка по-прежнему спал, его щеки пылали нездоровым румянцем. Зорка поднялась на ноги, сделала два неуверенных шага и опустилась на колени перед Карасем.
Под остатками боевого облачения обнаружилось поджарое, узловатое тело в ссадинах и синяках. Главную опасность представляла рана на бедре. В кровь попал упыриный яд – выше колена нога побагровела и распухла чуть ли не вдвое. Палец травницы оставил вмятину на коже, а значит, внутри скопился гной.
На траву упала тень. Двигался ератник совершенно бесшумно.
– Где лошади, упырь?
– Упырь? Прояви-ка больше уважения к тому, от кого зависит жизнь твоего друга.
– Где лошади, Упырь Упырович, сын Упырий?
– Можешь звать меня Сигмар. – Ератник присел у костра, поворошил угли обломком ветки. – Увы, моя пала, пока тебя догонял. А твоя убежала. Когда я на вас наткнулся, вы оба валялись на земле.
«Плохо», – подумала Зорка.
Теперь они, словно выскочившие из избы погорельцы, остались ни с чем. Была сума с травами и зельями, немного монет в подвешенном на поясе кошеле и поклажа Жихана, снятая с павшего коня. Но ее придется оставить, не переть же мешки на горбу. Травница принялась обрабатывать рану.
– Сколько у тебя серебра, кроме гривны?
– Видишь ли…
Ератник замешкался. Зорка с удивлением обернулась и только сейчас заметила, что на шее Жихана-упыря больше ничего не блестело. «Ну конечно, – сообразила она. – Нежить и нечисть не могут носить серебро». Промыв место укуса, травница наложила повязку: разорвала рубаху воя на лоскуты, соорудила примочку из заговоренной вербены с кровохлебкой, примотала к воспаленной ноге.
– А завернуть гривну в тряпочку и прихватить с собой ты не догадался?
– Понимаешь. – В голосе послышалось непривычное и для сотника, и для ератника смущение. – В посмертном бытии как-то забываешь о необходимости платить за еду…
– Так тебе напомнят… Раненый нескоро придет в себя. Надо собрать волокушу.
– Зачем? Он бесполезен. Оставим его здесь.
– Послушай меня. – Зорка пружинисто распрямилась и зашипела словно гадюка. – Если Карась неожиданно умрет или ты убьешь человека, который не собирался причинять нам вреда, клянусь всеми богами, я засуну амулет тебе в глотку. И Жихан в Ирии посмеется и скажет, что я поступила верно!
Несколько мгновений оба буравили друг друга взглядами. Ератник сдался первым.
– Хорошо, верю. Но если из-за твоей прихоти мы опоздаем, его тело помучается перед тем, как туда попадет!
И снова потянулись однообразные дневные переходы, один за другим. Только теперь не осталось ни шуточек Искрена, ни рассказов повидавшего свет Третьяка, ни утренних тренировок с Жиханом… Их отряд просуществовал всего дюжину дней, а она так сильно к нему привязалась. Зря.
Ератник и травница почти не говорили друг с другом. Оба вставали на рассвете, определяли направление по солнцу и шли до тех пор, пока могли различить тропу. Волокушу, сооруженную из веток, ремней и шерстяного плаща, тянули по очереди. Питались остатками найденного в поклаже хлеба и собранной в лесу черемшой. Отек на ноге раненого спал, как и тянущий силы жар. Карась изредка приходил в себя, звал кого-то на чужом языке, просил пить. Зорка с опаской ждала того часа, когда он встанет на ноги и потребует объяснений.
На четвертое утро из-за ближайшей рощи послышался детский плач. Зорка остановилась и сбросила лямки волокуши.
– Я обещал никого не убивать. – Ератник скорчил недовольную рожу. – Но между «никого не убивать» и «помогать всем страждущим» имеется определенная разница.