Вернусь к своему коллеге, о котором рассказывал. Мне как-то для статьи понадобились примеры случаев расхождения диагнозов третьей категории. Я обратился к нему с просьбой подкинуть мне пару-тройку подобных историй, но выяснилось, что у него таких расхождений не имеется. Я очень удивился, потому что это невозможно — расхождение третьей категории встречается во всех странах мира, от этого никуда не деться. Как же так, говорю, ведь расхождения третьей категории бывают? Бывают, ответил мне мой знакомый, но я их вытягиваю до второй. Делал ли он это из добрых побуждений или за какое-то приятное вознаграждение — не знаю, врать не буду. В любом случае цеховая солидарность, конечно, тут имела место».
«А много ли по статистике таких расхождений — третьей категории?» — спросил я.
«Ну, что такое «много» или «мало»? Третья категория, конечно, встречается гораздо реже, чем первая и вторая. Другое дело, что люди помнят эти ситуации из-за того, что они получают широкий резонанс в обществе».
«И вам приходилось когда-нибудь менять категорию расхождения?»
«Нет, никогда. Я, знаете ли, очень строг в таких случаях. Я категорически против «покрывания» врачей и считаю, что они должны нести полную ответственность за то, что произошло по их вине. Правда, у нас слишком мягко относятся к подобным фактам. Само медицинское сообщество предпочитает смягчить ситуацию, не применять строгих мер к врачу, хотя нередко встречаются примеры откровенной халтуры, смысл которой один — как можно больше хапнуть денег с больного. Врач не лечит — он оказывает медицинскую услугу. И сейчас ему вообще не выгодно, чтобы больной выздоравливал, он должен постоянно болеть и, соответственно, обращаться за медицинской помощью. Это касается, конечно, не всех докторов, но большого их числа, особенно терапевтического направления. Для меня это — одна из самых больных тем в современной медицине.
Расскажу еще одну историю. Однажды я исследовал труп женщины средних лет, и вначале причина ее смерти была более или менее понятна: в обеих паховых областях у нее имелись классические наркоманские «колодцы». При наружном осмотре я обнаружил линейный послеоперационный рубец, который располагался в проекции позвоночного столба. Так же обращала на себя внимание выраженная бледность кожного покрова, чего у наркоманов, умерших от отравления наркотиками, никогда не бывает. Меня это сразу насторожило, потому что у людей, имеющих какую-то зависимость (алкоголиков, наркоманов), чаще, чем у других, наблюдаются всякие повреждения, в том числе и внутренних органов, например, разрывы печени или брыжейки кишечника — драки в их среде не редкость. Так вот, сперва все выглядело как обычно: в голове никакой патологии не было, но признаки малокровия стали еще очевиднее. Брюшная полость тоже оказалась спокойной, а вот в левой плевральной полости я нашел около двух литров жидкой крови. В подобной ситуации нужно разобраться, где находится источник кровотечения. Вариантов немного: травма органа или сосуда либо их болезненный патологический процесс. Бывают, конечно, какие-то казуистические случаи, но встречаются они крайне редко. Однако тут был именно такой. Довольно быстро я убедился в том, что травму можно исключить. Но откуда тогда кровь? Такое большое ее количество может поступить только из крупного сосуда, как правило, из аорты, а отсутствие в крови сгустков указывало на то, что кровопотеря произошла довольно быстро. При кровотечении из легкого, например, такой картины никогда не будет. Стал искать дальше и нашел аневризму грудной аорты. Аневризма — это такое локальное выпячивание стенки сосуда, которое происходит чаще всего по причине ее болезненного изменения, часто при атеросклеротическом поражении. Но в данном случае речь не шла об атеросклерозе — умершая была в возрасте, в котором атеросклероз, если и имеется, то не достигает выраженной стадии. У молодых случаются аневризмы аорты сифилитического происхождения, но у них иная локализация — они обычно располагаются в дуге аорты, а не в грудном отделе. Но, как я вам говорил раньше, чудес на свете не бывает. На передней поверхности одного из грудных позвонков я наткнулся на нечто острое. Очистив это нечто от мягких тканей, я обнаружил острый конец металлического шурупа, который примерно на один сантиметр выступал над костью. С другой стороны этого же позвонка обнаружился второй такой же шуруп, выступающий на высоту около трех миллиметров. Именно в проекции первого шурупа на задней стенке аневризмы было небольшое отверстие, из которого, по всей видимости, и текла кровь. Отсепарировав мягкие ткани с задней поверхности груди, я обнаружил, что два смежных грудных позвонка скреплены друг с другом посредством металлических штанг, которые, в свою очередь, зафиксированы на позвонках шурупами. Очевидно, какое-то время назад женщине была проведена операция по фиксации позвонков, при этом один из шурупов вошел в позвонок не под прямым углом, как положено, а отклонился несколько в сторону и, если можно так сказать, вкрутился, в аорту, одновременно закрыв собою сделанное отверстие. Целостность сосудистой стенки была нарушена, и под давлением крови начала формироваться аневризма, которая, достигнув критического размера, разорвалась в месте травмирования, что и вызвало кровопотерю и смерть».
«То есть виноваты врачи?»
«Ну, методика операции была однозначно нарушена, и, конечно, при соблюдении операционного стандарта ничего подобного не произошло бы».
«И чем эта история закончилась для врача?»
«А ничем, — усмехнулся эксперт. — Мы же сами не имеем права напрямую запрашивать медицинские документы из поликлиники или больницы, а действуем только через правоохранительные органы. Так и в этот раз: я послал несколько запросов с просьбой предоставить мне такие документы, хотя бы для того, чтобы узнать, в какой больнице была проведена операция. Но ответа не получил — органам, судя по всему, проще закрыть глаза на произошедшее. Я с удовольствием сделал бы доклад на клинико-анатомической конференции для врачей — чтобы предостеречь их в дальнейшем от подобных ошибок. Но, увы, врачи, которые проводили операцию, наверняка даже не догадываются о ее исходе».
Заметив мой удивленный взгляд, эксперт продолжал:
«А чего вы удивляетесь? Такова реальность. Лучше вообще не болеть».
«То есть, по-вашему, лучше умирать молодым?»
«Это смотря для кого. Да и возраст тут не имеет большого значения. Родственникам легче, когда человек умирает долго и они успевают смириться с его скорым уходом и даже привыкнуть к этому факту. Смерть воспринимается ими как явление, безусловно, печальное, но ожидаемое, и горе их не столь тяжело, нежели вызванное внезапной смертью. А для человека, наоборот, лучше и удобнее умереть скоропостижно, без мучений и осознания неизбежного конца. Но этим награждается не каждый».
«А вы сами думали о том, как умрете?» — спросил я.
«Думать на эту тему — занятие неблагодарное и бесполезное. Один человек, размышляет об этом постоянно и живет долго, а другой… — эксперт посмотрел на меня внимательно и как-то торжественно, — совершенно не задумывается над этим и умирает в расцвете сил и карьеры. За многие годы работы с мертвыми людьми я понял, что смерть, какая бы она ни была, отвратительна. Красивой смерти, такой, как иногда описывают в книгах: «она лежала в гробу как живая», «она будто спала», «на щеках играл румянец», — не бывает. Вместе с тем, смерть неизбежна, непредотвратима, и от осознания этого факта можно сойти с ума. Но человек устроен так, что подавляющую часть его времени не занимают мысли о смерти, и это правильно. Надо жить, надо оставить что-то после себя.
Я, конечно, думал о своей смерти, но все мои размышления всегда сводились к одному: я не хочу знать, как и когда умру, но когда это случится, я постараюсь вести себя достойно. Надеюсь, что не доставлю родственникам больших хлопот своим уходом, во всяком случае, мне этого не хотелось бы.
А вы когда-нибудь представляли себе, как умрете?» — вдруг спросил эксперт.
Я задумался. Разве что в раннем детстве, будучи обиженным на родителей, я воображал себя лежащим в гробу в окружении безутешных родных и, как бы смотря на все это со стороны, спрашивал родителей: «Ну что, довольны? А вы меня ругали…»
«Нет, я как-то не касался этой темы. Впрочем, раз вы спросили… наверное, я хотел бы умереть в своей постели в окружении родственников, лет в сто».
«Скучно, банально и, самое главное, неосуществимо, — покачал головой эксперт. — Важно ведь то, как вы жили, а не сколько. Обратите внимание: подавляющее большинство великих и просто знаменитых людей умерли, не дожив до ста лет, да и смерть их не была связана с постепенным старческим угасанием. И наоборот, миллионы никому не известных людей, представителей так называемой «серой массы», умирают в своих постелях в почтенном возрасте. Случаи, когда человек живет ярко и долго, редки. Однако ведь далеко не каждый из нас амбициозен и желает добиться чего-то большого, оригинального и неповторимого. Многие просто плывут по течению, живут потому, что живут, и не способны на Поступки».
«То есть вы на стороне того сокола?» — съехидничал я.
«Из той сказки, которую Пугачев рассказывал Гриневу? — спросил эксперт, обнаруживая знакомство с прозой Пушкина. — Да, наверное. Скорее всего, да. Меня только немного пугает тот факт, что время бежит слишком быстро, и можно не успеть сделать что-то «соколиное». К тому же жизнь или, вернее, тот, кто всем рулит, ироничен: только ты расправил крылья и сложил в своей голове план покорения мира, как вдруг — раз и, например, саркома».
«Уже во второй раз он цитирует Воланда», — подумал я.
«…Да, да, саркома, товарищ Воланд и в этом был прав. И какое уж тут покорение мира, если в голове мысли совсем другого рода: как лечиться, стоит ли лечиться, что будет с твоей семьей, сколько осталось жить… И начинает человек мотаться по больницам, а дальше — операции, химиотерапия, потом народные средства, настойки, травки, заговоры и всякие другие бесполезные вещи. Я привел саркому просто как пример, на самом деле хватает причин, по которым в относительно молодом возрасте можно сыграть в ящик. Впрочем, не нам выбирать, когда и как умереть. Самоубийц я не беру в расчет».