о всем мире только наука умеет побеждать рак – больше никто и ничто.
Периодически возникают еще идеи, что надо “пить сок рябины”, что-то еще в таком роде. Так вот, на первых этапах развития борьбы с раком основной упор был сделан на изучение веществ растительного и животного происхождения, которые могли бы использоваться как цитостатики. США потратили немало миллиардов долларов на исследования, в ходе которых с целью поиска новых цитостатиков были направлены экспедиции практически во все уголки света. Были изучены, наверное, все растения по этой теме. Многие оказались весьма полезными. И когда врач ставит вам капельницу с каким-нибудь барбитуратом – вполне вероятно, что его основа – какой-то сок рябины. Но, черт подери, вы бы стали сами себе колоть наугад разные соки в надежде найти “самый целебный”? Я поостерегся бы. И неужели вы всерьез полагаете, что стоит пробовать пить сок рябины, посоветованный соседкой в качестве цитостатика, потому что она слышала, будто это помогает? А может, вы тогда и керосин себе в вену колоть начнете на тех же основаниях?
И это, опять же, касается всех, а не только раковых больных. Половина населения страны лечится кустарным способом. Оставшаяся половина выслушивает врачей, выходит из кабинета и делает наоборот! Люди приходят к врачам, когда болезнь настолько запущена, что проще долбануться, чем их вылечить. У меня был случай – сижу на приеме, а из открытого окна тянет куревом. Врач к окну подошла и посмотрела: “Ага, пациентка Иванова курит! Как ей еще надо объяснять, что курение во время химиотерапии первой линии на 44 процента повышает вероятность рецидива?” Курение – это никотин. Наука отлично знает, что он повышает вероятность рецидива. Есть соответствующая статистика, вопрос хорошо изучен. Так что, если вам захотелось полизать кактус, полечиться “памятью воды” или попробовать еще какую-то дурь – сообщите о своих “идеях” лечащему врачу. Может, он вам с ходу скажет, насколько это повысит вероятность вашей мучительной смерти. Вдруг хоть это подействует на вас отрезвляюще?
“Спробуй заячий помет! Он ядреный – он проймет! И куды целебней меду, хоть по вкусу и не мед”. Это строчки Леонида Филатова из сказки “Про Федота-стрельца”. Если вы думаете, что бывают суперлекарства, которые лечат рак, но не признаны наукой и потому не применяются повсеместно, то последний раз призываю к голосу разума: знаете, сколько стоит лечение рака в США? Уйму денег. Все очень дорого – и операции, и таблетки. И если бы в мире появился способ надежной борьбы с раком, тот, кто его изобрел, тут же озолотился бы. Лекарство выкупили бы фармацевтические компании и продавали бы задорого. Это была бы такая же сенсация, как, к примеру, таблетки от старения – стоит им появиться, и они за сутки станут самым востребованным товаром на Земле. Тут как с антибиотиками: стоило появиться средству, надежно вылечивающему простуду, как его мгновенно стали производить и продавать все. Пенициллин действительно выделили из грибов, но Флеминг не был народным целителем – ученый получил за свое открытие Нобелевскую премию. Когда изобретут универсальное средство от рака (если такое возможно), уверяю вас, без Нобелевской премии не обойтись.
А недавно на просторах интернета я наткнулся на пост о продаже биодобавок, которые “очищают организм и повышают иммунитет”. Внутри был мой текст о борьбе с раком. Продавщица биодобавок просто дернула его и снабдила умозаключениями о том, что не стоит мучиться, как этот парень, просто ешьте мои биодобавки и не болейте раком. Я написал ей, что, если она не удалит текст немедля, я ее по судам затаскаю. Она удалила. Добавлю: никакого прока от биодобавок не существует. БАДы – та же история, что и абзацем выше. Если бы они и правда кому-то помогали, то вам не толкали бы их через интернет, их бы выписывали врачи.
Если какое-то лекарство и помогает от всех болезней, то это витамин С. Даже внутри лимфомы Ходжкина имеется как минимум штук пять разных ее морфологических видов, для которых нужны разные схемы лечения. Поэтому первым делом при лечении рака берут образец клеток опухоли: выбирают, как именно этот конкретный тип клеток душить. Средство, которое помогает “в целом”, “очищает организм”, “повышает иммунитет” – витамин С. В лучшем случае. Хотя эффект плацебо тоже никто не отменял. Так что, если вы хотите, чтобы ваш организм был очищен, для начала начните бороться против уничтожения троллейбусов, против строительства северо-западной хорды, которая гарантированно повышает вероятность рака. То, как действуют БАДы, писано вилами по мутной воде. Если кто-то захочет показать, что они на самом деле действуют, проведут клинические испытания и зарегистрируют их как лекарства.
Главный вывод: если вам надо что-то сделать – обращайтесь к специалистам. И если вы обратились к ним, с этого момента за конечный результат отвечают они, поэтому вы обязаны согласовывать с ними все свои оригинальные идеи и выкрутасы. Сказал вам врач: курить нельзя – значит, нельзя. Сказал: пить такие-то таблетки – значит, пьете. Как мне говорила Демина: “Лечение рака требует большой дисциплины и от врача, и от пациента”. Да, требует! Поэтому, если вы не хотите, чтобы ваши деньги, а потом и вашу жизнь отняли мошенники (в России они всегда появляются рядом с раковым больным), вам придется признать, что не вы тут самый умный и начать работать с учеными и врачами. Надеюсь, теперь стало яснее, зачем в школе надо было учить физику и биологию. Да хотя бы ради того, чтобы вас не могли кинуть на деньги и убить мошенники. Экономику тоже надо было учить. Но не выучили, так не выучили. Попробуйте хотя бы детям своим объяснить, зачем это нужно.
Мне часто пишут разные люди о том, что надо, как им кажется, рассказать всем. Например: “Расскажи про то, как в России сложно получить обезболивающее”. Я не могу писать об этом подробно, так как не знаю деталей. А те, кто знал об этом подробно, увы, уже не смогут написать. Но я расскажу о том, о чем знаю точно. Рак, начиная с определенной стадии, сопровождается сильными болями – растущие опухоли давят на нервные окончания. В каких-то случаях это происходит относительно быстро, в каких-то – растягивается в мучительную эпопею.
К сожалению, существует немало форм рака, которые еще не умеют хорошо лечить. И есть много случаев, когда то, что умеют лечить, не успевают вовремя диагностировать. Тогда человеку предстоит умереть, мучаясь от невыносимой боли. Когда выяснилось, что мой рак плохо поддается лечению, я стал планировать самоубийство. Мне, как человеку, изо всех сил борющемуся за жизнь, не дано понять, как на такой безумный шаг можно пойти в обычной ситуации. Совершенно не понимаю, что может толкнуть на подобное ребенка. Для человека, который может жить и может исправлять что-то вокруг, самоубийство – невероятная блажь. Поэтому для себя я планировал его только как страховку от бездействия государства.
Недавно читал “ура-статью”, в которой чиновники хвастались, что в Москве открылся первый детский хоспис с палатами на четырех пациентов. Я еще подумал: четыре умирающих ребенка в одной палате – не это ли зовется адом? Недавно прочитал статью о девушке, которую заперли в СИЗО за амфетамин, который был ей нужен для обезболивания тяжелой врожденной болезни. Ей грозит тюрьма за попытку облегчить свои боли, а сейчас ее пытают болью в СИЗО. Таких случаев много, я знаю их не только из прессы. Поэтому в России – государстве, зачастую не знающем ни жалости, ни здравого смысла, – раковым больным иногда не остается лучшего исхода, чем думать о самоубийстве заранее.
В США будут обезболивать незаконного эмигранта, преступника, кого угодно – бесплатно, как только это потребуется. Тут раковому больному не требуется планировать самоубийство.
28 февраля 2013 года
Эту реку надо переплыть
Я хорошо запомнил свои ощущения от начального курса химиотерапии. У меня с тех пор их было множество, но в душу запало именно первое впечатление. Я его назвал так: “Эту реку надо переплыть”. Как-то, валяясь без сил после очередных капельниц, я вспомнил, почему в голове возникли именно эти слова.
Дело было в детстве. Был отличный солнечный день, и я пошел с отцом на речку. На самом деле я толком не умел плавать. То есть двигаться в воде мог, а отдыхать на ней нет. Нырять тоже не умел. И тут мне захотелось переплыть на другой берег. Мы с отцом, пока шли, обсуждали приемы спасения на водах. Как транспортировать человека в сознании, как того, который уже захлебнулся… И вот я предложил отцу переплыть реку. Он согласился, и все шло нормально, пока я вдруг не задумался: “А далеко ли тут дно, берег-то уже рядом”.
К этому моменту я изрядно устал, так что был бы рад встать на ноги. Я перевел тело из горизонтального положения в вертикальное. Дна не было. Я упал “свечкой”, ногами вниз. Хорошо помню эту картину: вверху за толщей воды остается синее небо. Внизу дно все-таки было, я смог оттолкнуться от него и выпрыгнуть наверх. Но находился в тихом ужасе, который сильно мешал сконцентрироваться: я понял, что сил перевести себя в горизонтальное положение и продолжать плыть у меня уже нет. Правда, рядом находился человек, который только что мне рассказывал про приемы спасения на водах и в отличие от меня умел хорошо плавать. Но то ли он не понял размеров бедствия, то ли нашел в этом оригинальный воспитательный аспект, то ли еще что. Но я так и прыгал до берега, отталкиваясь от дна из последних сил, глотая воздух и с ужасом погружаясь обратно в воду. Зато у меня осталось это чувство: если начал плыть, у тебя нет возможности соскочить посередине. Реку придется переплыть всю.
Именно такое чувство вызвала у меня химиотерапия, вернув меня к давнему детскому ужасу: я тону, у меня нет сил, но я должен добраться до берега. И когда невозможно было есть из-за тошноты, жить с головной болью, такой, что не было желания ни сесть, ни открыть глаза, я “переплывал” свою первую химиотерапию. Рядом были врачи, родные люди. Но никто из них не мог переплыть эту реку за меня.