И я вспомнил апрель 2006 года. Я – председатель и учредитель общественной организации, борющейся за сохранение электротранспорта в Воронеже. Создал ее сам, она уже состоит не из меня одного – присоединились люди, которых удалось увлечь. Но все же я, молодой и дурной студент, который затеял всю эту движуху полгода назад, неумело и на ощупь начал обличительную кампанию против мэра города, чьи интересы срослись с интересами мафии маршруток. На главной площади города готовится митинг, и депутат гордумы, которую удалось привлечь к этой борьбе, говорит мне: “Ты будешь открывать митинг, готов?” И я отвечаю, что готов. Хотя, боже мой, как же я не готов! Я поднимаюсь на трибуну, выхожу к микрофону и обращаюсь к полутысяче собравшихся горожан с пламенной речью.
Потом удается сорвать коррупционную сделку на закупку китайских автобусов из средств городского бюджета, отбить миллионы пустых расходов на изображение деятельности по реформам транспорта. Еще удается спасти троллейбусы. Все это потом и как-то само собой разумеется. Ведь я уже готов ко всему этому. Оказывается, не обязательно готовиться, чтобы быть готовым. Иногда нужно просто иметь смелость быть готовым.
Ноябрь 2008-го. Я – главный конструктор систем управления, приема и распределения информации для целевой нагрузки научного космического аппарата. У меня штат из студентов и аспирантов, куча софта и “железа”, которое должно стать аппаратно-программным комплексом. До запуска аппарата в космос остается пара месяцев, и мою голову занимает то, что недоделано. Софт недоотлажен, “железо” недонастроено, документация недосдана. Мой заместитель, отличный специалист и замечательный человек, моя правая рука, приходит с новостью: его призвали в армию, поэтому он вынужден уволиться. Меня вызывает директор института: “Петя отнял у меня десять лет жизни!” “У меня он отнял сто”, – грустно парирую я. Наш директор – внимательный и скрупулезный человек, он на совещаниях задавал тысячу уточняющих вопросов, вникал в суть всех технических процессов. А тут он просто спрашивает меня: “Антон, скажи, мы успеем до запуска?” И я отвечаю: “Да, успеем”. До самого запуска у меня больше не было совещаний с директором. Он предложил мне взять ответственность на себя, и я ее взял. И мы успели, и сделанная моими сотрудниками система отработала в течение всего полета космического аппарата без единого замечания.
Я был в ЦУПе на запуске аппарата представителем головной научной организации проекта, затем постоянным членом Главной оперативной группы управления аппаратом, разбирал все происходящие с ним кризисные ситуации. В конце концов меня включили в состав возможных докладчиков на Государственной комиссии по разбору результатов всего этого проекта и причин выхода аппарата из строя. Но это уже было потом. Сперва надо было иметь смелость взять на себя ответственность за происходящее вокруг.
Ноябрь 2011 года. Я – общественный деятель, автор и редактор крупнейшего портала по вопросам работы транспорта. Я встречаюсь с только что избранным мэром города-миллионника Самары, чтобы представить свои соображения по реформе всего транспортного комплекса. У меня достаточно уверенности в том, что я предлагаю сделать правильные вещи в правильное время. И я уже отлично понимаю, как велика цена любой ошибки. Мне очень не хочется подвести уважаемого мной человека. Поэтому каждое свое предложение я готов аргументировать, я готов прочитать часовую лекцию по любому тезису из сорокастраничного документа. Я говорю убедительно, и мне дают карт-бланш на действия – точечные реформы в транспортной системе города.
Будут меняться маршруты, которые не трогали десятками лет. Начнется технологический скачок в модернизации парка подвижного состава и качественное изменение системы управления на транспорте. Начнут менять “неувольняемых” персон. Впервые в перспективных планах появится словосочетание “скоростной трамвай”. Но сначала надо прочувствовать, как легитимность действий вырастает из глубокого знания и твердой опоры на реальность. Правом действия обладает не тот, кто носит соответствующую бирку, а тот, кто реально способен действовать в реальных обстоятельствах.
Конец апреля 2012-го. Я – больной в онкоцентре Самары. Ой, как я далек от ремиссии: врачи пытаются стабилизировать меня коктейлем из боевых отравляющих веществ в рамках курса химиотерапии. Московский врач после хитрых маневров моего брата дает прогноз, сколько мне осталось жить на свете. Полтора-два года. Отличная новость, что не полтора месяца. Остальное назвать отличным не получается. Я один в палате, во всем городе. Моя любимая девушка работает в Москве, потому что мои больничные много не покроют. И тогда я звоню ей. Мне тяжело говорить, но я помню о том, что ей будет в миллион раз тяжелее слушать. “Извини, у меня не очень хорошая новость… Брат был у Елены Андреевны, ее прогноз, что мне осталось жить полтора, может быть, два года”. В это, конечно, не хочется верить ни мне, ни ей. Но я собираюсь с силами и спрашиваю: “Знаешь, наверное, это ужасно самонадеянно, но я был бы самым счастливым человеком, если бы ты оказала мне честь, став моей вдовой”. Мне сложно вспомнить, как и о чем мы дальше говорили. Голова кружилась от счастья – моя любимая согласилась выйти за меня замуж.
Потом была свадьба, для которой пришлось выписывать специальную справку, что один из супругов находится в предсмертном состоянии. Потом было планирование мечты о дочери Алисе. Потом – поиск любых способов если не борьбы с лимфомой, то по крайней мере продления жизни. А затем – феноменальный поиск тридцати тысяч друзей, которые помогли осуществить эту мечту. И главное понимание: в мечтах недопустима даже минимальная примесь страха – там должна быть только вера в лучшее.
И вот после всего этого я могу чего-то бояться?
Я был обескуражен этой новостью. Стало противно от самого себя. Такое учудить в тридцать лет! Страх – гадкая отрава, разрушающая душу и мешающая разуму ясно мыслить. Нельзя, принципиально нельзя жить в страхе. В мире может произойти миллион неприятностей, более того, этот миллион неприятностей практически гарантирован – но нет ни малейшего смысла их бояться. Будущее неизбежно наступит и будет нести в себе и проблемы, и возможности. Вся штука в том, чтобы использовать возможности. И для этого надо быть готовым ко всему, потому что никого другого на вашем месте не будет. Надо решительно брать на себя ответственность, опираясь на реальные знания и реальную обстановку вокруг. И даже на позитивные чудеса в своей деятельности можно рассчитывать и опираться, потому что ваша уверенность в возможности чуда передается другим людям, которые тоже хотели бы, чтобы чудо было возможным. А если оно теоретически возможно, то почему бы его не реализовать в жизнь именно вам? В этом деле, правда, важно вовремя понять, какими из ваших поступков управляет страх. Мне повезло – к реальности вернула любимая супруга. Везло бы так всем и всегда!
Как только я понял причину своей суеты, мне стало легче на душе. До сих пор я справлялся с кучей трудностей с разным успехом, но в целом я доволен своей нынешней жизнью. Так что суетиться я прекратил. Да, есть данные, которые говорят, что могут быть разные виды осложнений. Но, во-первых, никто не знает, кому и какое осложнение светит, а кто и вовсе обойдется без них. А во-вторых, никто не гарантирует, что завтра кирпич облицовки здания больницы не проломит мне голову – все-таки старейшая больница Нью-Йорка. Так что же тогда? Если возможность будущих неприятностей вас пугает, а не мотивирует, значит, что-то важное сломалось в вашей голове. Так я сформулировал для себя жизненный принцип, так буду действовать и впредь.
9 февраля 2014 года[26]
“Такой молодой, а так пострадал”
Новое слово в моей жизни – моно-бровь. Меня так утром приветствовала жена: “Какая отличная у тебя выросла моно-бровь!” Видимо, это тоже последствия реакции донор – реципиент. А вот основная поверхность черепа по-прежнему дает супруге право называть меня “лысиком”.
Я выхожу на улицу и пытаюсь найти там признаки весны, потому что решил для себя, что сам пойду в рост, когда набухнут почки (даст бог, не мои), выглянет травка и наступит весна. Сегодня в решительном порыве я дошел пешком до следующей станции метро и обратно. В сумме это два километра, на которых пришлось сделать штук пять передыхов. Каждый такой передых я думал: “Спасибо за лавочки!” Так что на вопрос критиков из России: “Что ты так носишься с этими лавочками?” – я теперь буду доходчиво отвечать: “Шкурный интерес”.
Врач довольна. Она констатировала, что эндоскопии отметили управляемую реакцию донор – реципиент. Она не пытается отправить меня в реанимацию, мне срочно не переливают кровь, я не меряю каждый час температуру, думая, пора или еще нет вызывать “скорую”. Фигня какая-то. И непривычно. Если так дальше пойдет, реализуется фантазия моей сестры Насти. Она меня как-то спросила: “А представляешь, как это: проснуться, а у тебя ничего не болит?” Я ей тогда ответил: “Что, и так бывает?”
Когда я лежал после трансплантации и предавался галлюцинациям, мне неожиданно написали с телеканала “Дождь”.
Они готовили передачу, и им понадобились эксперты (правда, может, это тоже галлюцинация?). Тема передачи именовалась “Страдания”. Сперва я удивился, какое отношение имею к этой теме, а потом вспомнил присказку, которая давным-давно прилипла у нас с Машей к языку и не хотела отлипать.
Как-то я, глубоко задумавшись, сел мимо стула и, приземлившись на пол, посмотрел на нее жалобными глазами. А она только и смогла сказать: “Такой молодой, а так пострадал!” Прозвучало это очень выразительно, правда, вся выразительность ушла не в сочувствие, а в ехидство. При случае я ей эту фразу вернул. Вот и повелось, что мы начали друг друга этим подкалывать. Выйдя из септического шока, когда с лица сняли аппарат искусственной вентиляции легких, я уже сам про себя высказался: “Такой молодой, а так пострадал!”