Помимо оппозиционных настроений, возникших в недрах Печерского монастыря, Святослав Ярославич был вынужден решать внешнеполитические проблемы, вызванные династическим конфликтом 1073 г. С дипломатической точки зрения конфликт приобрел межгосударственный характер после того, как покинувший Русь Изяслав обратился за помощью к Болеславу II, а после того как поляки «показавше ему путь от себе», – к его политическому противнику Генриху IV. По всей видимости, в Польше у Изяслава отобрали далеко не все имущество, потому что, как рассказывает хронист Ламперт Герсфельдский, в начале 1075 г. к германскому королю в Майнц явился «король Руси по имени Димитрий (крестильное имя Изяслава. – Д. Б.), привез ему неисчислимые сокровища – золотые и серебряные сосуды и чрезвычайно дорогие одежды – и просил помощи против своего брата, который силою изгнал его из королевства и сам, как свирепый тиран, завладел королевской властью. Для переговоров с тем о беззаконии, которое он совершил в отношении брата, и для того, чтобы убедить его впредь оставить незаконно захваченную власть, иначе ему вскоре придется испытать на себе власть и силу Германского королевства, король немедленно отправил Бурхарда, настоятеля Трирской церкви. Бурхард потому представлялся подходящим для такого посольства, что тот, к кому посылали, был женат на его сестре, да и сам Бурхард по этой причине настоятельнейшими просьбами добивался от короля пока не предпринимать в отношении того никакого более сурового решения»[461].
Информация о пребывании на Руси немецкого посольства сохранилась и в ПВЛ под 6583 (1075) г., где упоминается о том, что «придоша сли из немець къ Святославу», а тот, пишет далее летописец, стал хвалиться перед ними своим богатством, однако, увидев «бещисленое множь – ство» золота, серебра и паволоков, послы решили, что воины («мужи») лучше богатства, ибо они способны добыть богатства еще больше. В заключение автор проводит параллель между Святославом и иудейским царем Иезекией, который также похвалялся перед послами ассирийского царя, но после его смерти «все именье расыпася разно»[462]. Эта статья, как заметил еще С.М. Соловьев, создает своеобразную параллель рассказу о взаимоотношениях с дружиной князя Владимира под 996 г.[463] Появление рассказа о переговорах Святослава с немецкими послами связывалось с продолжением «свода Никона», написанным около 1078 г.[464], однако репрезентация переговоров 1075 г. в столь тенденциозной идеологической обработке характерна скорее для составителя «Начального свода». Следует обратить внимание на то, что факт прибытия посольства Генриха IV использован для критики в адрес Святослава, тогда как о цели посольства летописец умалчивает, хотя она, несомненно, имела отношение к междукняжескому конфликту (как полагал еще В.Н. Татищев)[465], что вряд ли было возможно в том случае, если бы весь текст статьи принадлежал современнику события[466]. Возможно, что изначально на этом месте читалось краткое и идеологически нейтральное сообщение о прибытии в Киев немецких послов. Наличие исторической достоверности в летописном рассказе косвенно подтверждает Ламперт Герсфельдский, рассказывающий о том, что Бурхард в том же 1075 г. привез королю Генриху из Руси «столько золота, серебра и драгоценных камней, что и не припомнить, чтобы такое множество когда-либо прежде разом привозилось в Германское королевство» и что «такой ценой король Руси хотел купить одно – чтобы король не оказывал против него помощи его брату, изгнанному им из королевства, – хотя, добавляет хронист, – он вполне мог получить это и даром, ибо [Генрих], занятый внутренними домашними войнами, не имел возможности вести войны с народами столь далекими»[467].
Изяслав Ярославич стремился заручиться не только поддержкой немецкого короля, но и римского папы Григория VII, для чего в Рим был отправлен его сын Ярополк. Результатом этой поездки стали два папских послания, одно из которых, адресованное Изяславу-Димитрию и его супруге (17 апреля 1075 г.), предполагало пожалование ему «названного королевства» (т. е. Русской земли) «апостольской властью», а другое было направлено польскому князю Болеславу II (20 апреля 1075 г.) с требованием вернуть отнятые у Изяслава деньги[468]. Тем временем Болеслав II вошел в соглашение со Святославом Ярославичем[469], вследствие чего русские дружины под командованием Олега Святославича и Владимира Мономаха в 1075 г. совершили поход в Чехию[470], направленный против враждебного Польше чешского князя Вратислава II («Посла мя Святославъ в Ляхы, ходивъ за Глоговы, до Чешьскаго леса, ходивъ в земли ихъ 4 месяци», – писал в «Поучении» Мономах)[471]. Таким образом, Святославу удалось найти общий язык с польским князем и германским королем иизбежать внешнеполитических осложнений, которые могли явиться следствием династической коллизии 1073 г. После смерти в 1074 г. Феодосия и ухода в Тмутаракань другого печерского авторитета, осуждавшего княжеские распри, «великого Никона», положение князя должно было упрочиться, но 27 декабря 1076 г. Святослав Ярославич скончался в результате «резанья желве». Смерть Святослава открыла возможность занять киевский стол для Всеволода Ярославича, интронизация которого состоялась 1 января 1077 г. и, одновременно, сделала перспективной для Болеслава II поддержку Изяслава. По всей видимости, Всеволод сначала планировал сопротивляться брату, двинувшемуся на Русь с поляками, и сам выступил с войском на Волынь, очевидно, находившуюся в то время под управлением Олега Святославича, но отношения между братьями удалось уладить мирным путем – 15 июля 1077 г. в Киеве вновь вокняжился Изяслав. О подробностях достигнутого соглашения источники умалчивают, но акт 1077 г. может рассматриваться как прецедент, на основе которого несколько позже оформилось представление о приоритете «брата старейшего», развившееся на базе идей, которые могли быть выработаны в Печерском монастыре в 1073–1074 гг.[472] Возможно, именно эти идеи в конечном счете оказали воздействие на решение Всеволода Ярославича отказаться от киевского стола и отправиться на княжение в Чернигов. По крайней мере, нельзя исключать того, что Всеволод был с ними знаком, так как посещал Печерский монастырь, будучи переяславским князем и, по свидетельству летописца, составившего княжеский некролог под 1093 г., был подвержен посторонним влияниям. Судя по ПВЛ, созданному печерскими интеллектуалами стереотипу «идеального правителя» в наибольшей степени соответствовали Всеволод Ярославич и его сын Владимир Мономах. Хотя в действительности позиция, занятая ими в междукняжеских коллизиях, была неоднозначной, это не помешало монастырским книжникам постепенно внедрять в политическую жизнь Руси идею о приоритете «старейшинства» в отношениях между братьями, позднее освятив ее, с одной стороны, авторитетом Ярослава I, а с другой – авторитетом Бориса и Глеба, которые представлены выразителями этой идеи в памятниках Борисоглебского цикла.
Ответив на вопрос о том, почему упоминания о приоритете «старейшинства» присутствуют только во вторичных слоях текста ПВЛ и почему эта идея широко пропагандируется в памятниках печерской агиографии, которая после 1073 г. преследовала своей целью создать определенную модель отношений внутри княжеского рода, перейдем к выяснению обстоятельств, в которых происходило развитие этой концепции, осложнявшееся борьбой между представителями разных поколений княжеского рода – «старшими» и «младшими» князьями.
«Двойные стандарты» отчинного принципа наследования волостей
Вокняжение Изяслава Ярославича в Киеве 15 июля 1077 г. привело к очередному перераспределению волостей. К моменту его возвращения из Польши Новгород, Тмутаракань, Владимир-Волынский находились в руках Глеба, Романа и Олега Святославичей – сохранение за ними этих столов в рамках политической системы, сложившейся в 1068–1069 гг., вряд ли было для Изяслава приемлемым. Учитывая тот факт, что после компромисса, достигнутого летом 1077 г. на Волыни, власть над Черниговом, Переяславлем и Смоленском осталась в руках Всеволода Ярославича и его сына Владимира Мономаха, Изяслав должен был предпринять какие-то решительные меры для того, чтобы изменить геополитическую ситуацию, вернув себе контроль над частью стольных городов – в противном случае его власть в качестве киевского князя стала бы эфемерной. И такие меры последовали: Изяслав Ярославич нанес удар по сыновьям своего брата Святослава, к которым его предшественник Всеволод относился лояльно. Согласно «Поучению», весной 1077 г. Владимир Мономах ходил на помощь Глебу Святославичу. Возможно, этот поход был предпринят в связи с новым обострением конфликта с Всеславом из-за пограничных областей[473]. Мономах также пишет, что он ходил на Полоцк с отцом (летом 1077 г., вероятно, уже после «Волынского компромисса»), а зимой того же года повторил поход и сжег город вместе со своим двоюродным братом Святополком Изяславичем[474], который затем отправился в Новгород. По всей видимости, примерно в это время Глеба Святославича, по словам составителя статьи «А се князи Великого Новагорода», «выгнашя из града и бежа за Волок и убиша и чюдь»[475]. В данном инциденте можно усматривать первое проявление политической самостоятельности новгородского населения в деле замещения княжеского стола, хотя надо признать, что объективно этот акт отвечал интересам Изяслава Ярославича, которому удалось восстановить контроль над Новгородом, нанеся первый удар по клану Святославичей руками новгородцев