Нет, в причастность мирэль Тонэ ко всяким интригам я поверила сразу — это вполне в ее духе. Но зачем?
— Зачем ей, чтобы я хотела Демаре? — спросила тихо.
— Чтобы ты не решила от него сбежать раньше, чем она придумает, как вам поменяться местами. Ты вроде как не проявляла желания познакомиться с ним поближе, вот Селани и решила подстраховаться. Хотела потом занять твое место в его жизни.
Сердце пропустило удар.
— Получается, мои чувства к Фернану… ненастоящие?
Спрашивала я себя, но так как, пребывая в шоке, произнесла это вслух, ответил Миша:
— Нет.
— Нет… — Я покачала головой и злобно уставилась на браслет, словно он был ядовитым плющом, обвивавшим мое запястье. — Нет, нет и нет!
Этого не может быть. Просто не может быть. Не может быть, чтобы все, что я чувствовала с ним рядом, оказалось фальшивкой! Нет!
Миша опустился на соседний стул.
— Ты должна снять браслет, Ира. Приворот действует на вас двоих, не только ты должна была захотеть Демаре, но и он тебя.
Потянулась к изящной застежке и замерла, оглушенная мыслью: что я буду делать, если мои чувства к Алмазному королю окажутся фальшивкой? Почему-то от нее стало физически больно, будто по сердцу полоснули ножом. Разве можно навязать любовь? А нежность? Наколдовать их? Неужели это все обман?
Что буду делать, если без браслета Фернан на меня даже не посмотрит?
Будь проклята вся эта магия!
Я сорвала браслет, швырнула его на стол, зажмурилась и для верности закрыла лицо руками.
Ничего не произошло.
Не знаю, чего я ждала, может, что драгоценность вспыхнет огнем или рассыплется в пыль, но, когда посмотрела на нее, чуть раздвинув пальцы, она выглядела прежней.
А вот Миша не сводил с меня глаз. Потянулся ко мне, отвел ладони в сторону, бережно сжал мои руки. По ним заструилось тепло — знакомое, родное. Но стоило его губам коснуться моих, согреть дыханием, как его рывком отбросило назад.
Точнее, не рывком, а Фернаном, глаза которого полыхнули яростью.
— Значит, побыть одной, Ира? — глухо прорычал он.
Твоего фидруара!
— Тебя сюда не звали, Демаре, — резко произнес Михаил, развернувшись к нему.
— Зато звали тебя? — поинтересовался Фернан.
Как-то очень спокойно для Фернана.
— Фер…
Это то немногое, что я успела сказать, когда кулак его алмазного величества впечатался прямо в Мишину скулу. Кажется, примерно таким ударом Фернан свалил Десмонда. То есть Селани в Десмонде, но Миша устоял, а в следующий миг королю прилетело в ребра… Должно было прилететь, если бы тот не ушел в сторону в попытке сделать захват, от которого Миша избавился с поразительной легкостью. Костяшки пальцев скользнули по коже Демаре, а в следующий миг от удара Фернаиа в Мише что-то хрустнуло.
Оценив обстановку, метнулась за чайником, выплеснула кипяток и набрала холодной воды. Когда обернулась, мужчины, тяжело дыша, стояли друг напротив друга и смотрели на меня.
— Ты что делаешь, Ира? — вкрадчиво поинтересовался Фернан.
У него была рассечена бровь, Мишина скула наливалась красным.
— А ты как думаешь?
— Ты собиралась облить меня водой?
— Вас! Я собиралась облить водой вас! — Должно быть, у меня сдали нервы, потому что руку с чайником я вскинула слишком резко. Пальцы разжались, он пролетел над головами мужчин, пытающихся выяснить, кто тут главный, и, разумеется, перевернулся.
Над Фернаном.
Шмяк! Это чайник упал на пол.
— Ой, — сказала я, глядя на мокрого Демаре в его мокром шикарном костюме.
— Ира… — Миша шагнул было ко мне, но я покачала головой:
— Уходи. Уходи, пожалуйста. И передай Селани, что все в силе. Я по-прежнему хочу стать собой.
— Сама передашь! — с гневом бросил он и так хлопнул дверью, что я подпрыгнула.
Впрочем, на Мишином уходе мне сконцентрироваться не позволили.
— Ир-р-ра-а-а! — Вот это уже действительно напоминало рычание, а поскольку чайник был вне досягаемости, я спряталась за стул.
— Не подходи, — предупредила выразительно.
— Значит, ему можно подходить, а мне — нет?
— Он ко мне не подходил!
— Подлетел, вероятно. На крыльях любви, — процедил Демаре, не сводя с меня злющего взгляда. — Не хочешь объяснить, что я только что видел?
— Не хочу, — огрызнулась. — Я вообще больше ничего не хочу объяснять!
— Зато я хочу тебя! — рыкнул Фернан.
Вот умеет же он сменить тему!
— Вот! — сказала я, указывая на браслет. — Вот причина того, что ты меня хочешь.
Шагнувший было ко мне мужчина остановился. Посмотрел сначала на меня, потом на браслет. Потом опять на меня. Потом выдал глубокомысленное:
— Да-а-а?
— Селани все рассказала Мише. — Я вздохнула, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. — Она подарила мне этот чертов браслет, чтобы заставить меня хотеть тебя, а тебя — хотеть меня, пока мы не поменяемся телами назад. Ну, то есть не мы с тобой, а мы с ней, но это и так понятно, я думаю…
Осеклась, заметив, что его величество выглядит как-то странно. Нет, разумеется, после незапланированного душа Демаре в принципе выглядел странно: слегка намокший пиджак и волосы, липнущие к лицу. Глаза сверкают — вот это нормально. Ну а то, что у него как-то странно дергаются уголки губ и что он пытается их плотно сжать, — уже не очень.
— Так он за этим приходил? — поинтересовался его величество как-то слишком весело. — Хотел сообщить тебе эту новость?
— Да, — вздохнула я, подозрительно глядя на него и не понимая, в чем причина внезапного веселья.
И в этот момент Фернан захохотал. Он смеялся так, что у меня в шкафчике задребезжала немногочисленная посуда. А отсмеявшись, поднял руку:
— Прости.
И… продолжил ржать!
Я сложила руки на груди, терпеливо ожидая, когда его величество успокоится и смахнет слезы, выступившие на глазах, а потом указала ему на стул:
— Садись. Тебе бровь нужно обработать.
Честно, мне стало даже как-то обидно (мне-то сейчас не до смеха), но я решила, что уже слишком взрослая, чтобы обижаться. Тем более что решительно не понимала, что такого сказала.
— Ира… — Как ни странно, Фернан подошел и послушно опустился на стул, пока я доставала аптечку. — Этот браслет вообще ни на что не годен.
— То есть как?
— То есть так. Он просто греется, когда человек испытывает сильные эмоции, но никакого другого свойства у него нет. Ни защитного, ни… кхм, того, о котором упомянула ты.
Я замерла, стоя с мокрым бинтом в руках.
— Проще говоря…
— Проще говоря, Селани надули.
Сказать, что я испытала облегчение, — значит, ничего не сказать. Впрочем, облегчение вряд ли можно было сравнить с той отчаянной радостью, которая затопила меня мгновением позже. Значит, приворотный браслет не имеет никакого отношения к нашим чувствам?
— Почему ты мне ничего не сказал? — поинтересовалась строго, промокая рассеченную бровь сначала влажным бинтом, затем сухим.
— Ай! — высказалось величество.
— Не верю, — припечатала я с интонациями Станиславского. Просто очень уж хитро Фернан на меня смотрел. — Так почему?
— Он был абсолютно безвредный, а ты верила в то, что он тебя защищает, — вздохнул Демаре. — Да и не до него тогда было.
— Почему…
Договорить я не успела: меня притянули к себе, усаживая на колени, из-за чего чуть не получили запечатывающим царапины камушком в глаз.
— Потому что, Ира, ни один браслет в мире не изменит моего к тебе отношения, — серьезно сказал Демаре. — Его вообще ничто не изменит. Так что смирись, собирай вещи, и поедем домой.
Ничего себе заявление! Смирись, собирай вещи, и поедем… Что?!
— Поедем домой, — тихо повторил он. — Возражения не принимаются. Я знаю, что у нас сейчас очень непростая ситуация, но я больше не хочу тебя отпускать. Ни на минуту, ни на час, ни тем более на день. Надо побыть одной — запирайся в комнате и будь. Но в комнате, в нашем доме. В доме, где тебя ждут наши девочки.
Завтрак начался с молчания. Такой тишины я не помнила даже на уроках нашей учительницы в младших классах, у которой нельзя было не то что болтать, даже шевелиться. Если кто-то начинал ерзать или вертеться, Зинаида Геннадьевна поднимала ребенка, и он стоял до конца урока. Честно говоря, Зинаиде Геннадьевне (с высоты моих прожитых лет и опыта) следовало работать надзирательницей в тюрьме, а не в школе, но сейчас я чувствовала себя существом гораздо более худшим.
Девочки ни слова не сказали мне вчера, то есть отвечать они отвечали, но это было совершенно неискреннее, показное послушание, от которого я чувствовала себя еще более паршиво. Аделин стало лучше, и это, пожалуй, единственное, что меня порадовало. В остальном…
— Девочки, как вы смотрите на то, чтобы сегодня съездить в город с мирэль Тонэ?
Глаза Кристин возмущенно полыхнули, но она чинно сложила руки на коленях, выпрямилась и произнесла:
— Как скажешь, папочка.
Я открыла было рот, чтобы сказать, что не стоит никуда ехать, если не хочется, но тут же его закрыла. Впервые в жизни я не представляла, что делать и как вести себя с детьми, потому что чувства и теории педагогики уживаются плохо. Или и вовсе не уживаются: каждый равнодушный, намеренно-вежливый взгляд резал по живому. Я была им не нужна, но они вели себя так, как считали правильным. Как будет правильно в моем случае, я не знала.
— А что тут у нас?
— Мамочка!
Аделин и Кристин подскочили на стульях, стоило Жизель вплыть в столовую. Впрочем, вплыть — это мягко сказано. Покачивая бедрами, как каравелла на волнах, она приблизилась и обняла малышек, притянув их к себе и расцеловав так горячо, что мне стало еще более тошно. Да, Селани со своим актерским мастерством, видимо, все-таки чему-то ее научила. Мысль об этом пришла в голову и отказывалась уходить, засела занозой.
Зачем жене Алмазного короля брать уроки актерского мастерства?
— Фернан! А где мои приборы? — искренне изумилась она.
Так искренне, что я сама бы поверила.