В ярком свете прожектора челнока Хэм разглядел на серой поверхности отчетливый рисунок переплетающихся сосудов.
– Ты понимаешь, о чем это говорит? – все так же восторженно спросила его Пэт. – Оно способно прогонять по жилкам нечто жидкое, не позволяя влаге замерзнуть! Значит, его температура выше точки замерзания воды и, кроме того, существует какой-то орган, способный прокачивать этот субстрат по сосудам. Какой-то насос – наподобие сердца или желудка.
Говоря это, Пэт вынула из мешка для образцов температурный датчик и приложила его к морщинистой поверхности: тот показал четыре градуса выше нуля.
– Эту находку необходимо исследовать более детально. – Восторженность неофита теперь заменила холодная рассудочность ученого. – Заберем ее с собой.
С этими словами Пэт подцепила серый нарост и попыталась отделить его от основания, но это оказалось не таким простым делом: морщинистая масса, казалось, намертво вросла в грунт и не желала поддаваться. Пришлось пустить в ход нож, и наконец торжествующая Пэт поднялась, сжимая в руках трофей.
– А ты уверена, что это не теплокровное животное? – спросил Хэм, с отвращением показывая на темные напоминавшие кровь капли, падавшие на снег с торца поврежденного стебля. – Не хватало еще, чтобы это создание стало вопить и кусаться! Ох, да ты только послушай! – К стону ветра присоединился негромкий низкий вой, явно исходивший от странного серого существа. – Какая все-таки мерзость! Прямо венерианская мандрагора!
– Ты ничего не понимаешь в биологии! – возмутилась Пэт, засовывая находку в мешок. – Это же исконный представитель той самой жизни, которую мы и намеревались открыть на ночной стороне планеты.
«Как хорошо, – подумал Хэм, – что я имею дело с “железками”: они хотя бы не орут, когда я закручиваю гайки или что-нибудь припаиваю». Но вслух, однако, сказал:
– Давай оставим его у входа, а сами поищем что-нибудь еще. – Он приоткрыл люк челнока, и Пэт, не возражая, сунула в щель драгоценный образец.
Они двинулись прочь от корабля, и возбужденная удачей Пэт заговорила о том, какой переворот в науке вызовет ее находка. Обсуждая перспективы экспедиции, они даже не заметили, как покинули освещенное прожекторами пространство и оказались в густом сумраке природного ландшафта. Однако им тут же напомнили о допущенной оплошности: со всех сторон одновременно раздались жуткие вопли десятков глоток. Это дали знать о себе незаметно подкравшиеся к людям обитатели ночи – триопсы. Чудовищные крики сменил адский хохот, и на незваных пришельцев посыпались осколки камней и обломки льда.
Только сейчас Хэм понял, что они до сих пор не включили защитные лампы на наголовниках скафандров, и немедленно надавил на кнопку. Лампы вспыхнули – и тут же гомерический хохот перешел в визгливые завывания: вероятно, свет причинял триопсам невыносимые мучения. Вскоре крики и визг растаяли вдали – нападавшие отступили.
Все это время Пэт стояла, прижавшись к мужу, не в силах сделать ни единого жеста. Ее буквально парализовал ужас от внезапности атаки таких же кровожадных чудовищ, что и на Дороге Безумца – в ущелье Большого хребта Гор Вечности. Она узнала их голоса! Лишь после того как свет отпугнул триопсов, она пришла в себя и тоже включила лампы. Еще некоторое время она молчала, собираясь с силами, но то, что она произнесла, было словами не испуганной женщины, а истинного ученого:
– Хэм, это же совсем неизвестный вид триопсов – они подлинные обитатели этих мест! Те, в ущелье, не так боялись света. Вот только вопрос: остались ли они жить в ущельях гор, когда аборигены Сумеречной Страны отыскали путь на эту сторону, или вернулись туда впоследствии?
На эту тираду Хэм лишь руками развел.
В этот момент снова послышались знакомые вопли, перемежающиеся отдельными гортанными выкриками и взрывами чудовищного хохота, и Хэм поинтересовался у жены, являются ли эти звуки своеобразным языком триопсов.
– Не исключено, только вряд ли удастся обуздать свирепый нрав и приручить хотя бы одного из них, чтобы получить возможность изучить язык, – пожала плечами Пэт. – О том, что это несомненно разумные существа, говорит хотя бы их умение пользоваться камнями в качестве оружия. Кроме того, они знают свойства тех «газовых бомб», которыми забросали нас в ущелье. Но наше знание о степени развитости интеллекта триопсов на этом, пожалуй, и закончится, останутся лишь исследования их анатомии.
Внезапно метко брошенный камень просвистел в непосредственной близости от головы Хэма. Тот развернулся в ту сторону, откуда прилетел метательный снаряд, и услышал громкий визг боли.
– Ого! Похоже, они адаптируются к свету, и их можно напугать только прямым лучом, – проговорил Хэм. – Это еще одно проявление разумности, разве не так? Во всяком случае надо быть настороже, чтобы избежать нападения издали, а что касается «рукопашной» – они вряд ли рискнут, пока нас защищает световой конус.
Окончательно успокоившиеся путешественники решили продолжить свою познавательную экскурсию, условившись, что теперь станут регулярно обводить лучами прожекторов дальние подступы. Они обнаружили еще несколько морщинистых грибов, и Пэт торжествующе засунула образчики местной флоры в мешок. Лишь один раз она застыла над очередным экспонатом, явно пребывая в замешательстве. Хэм присел возле удивившего жену создания – им оказался небольшой извивающийся угольно-черный цилиндр, отдаленно напоминающий червя.
– Обязательно прихвати и этого, – обернулся Хэм к Патриции. – Он здорово похож на любимое лакомство триопсов Хотленда, теперь практически исчезнувшее из их рациона.
Ошеломленная Пэт автоматически подобрала червя и негромко проговорила:
– Воистину удивительный мир! Мне кажется, что находка этого существа может объяснить появление здесь триопсов – потомков их хотлендских предков: эти гурманы рванули сюда следом за мигрирующими червями. Помнится, исследователи Венеры отмечали странное исчезновение прежде многочисленного вида, вот только неясно пока, что заставило их уйти из Сумеречной Страны.
Наконец мешок больше не мог вместить новых образцов, и Хэм предложил возвращаться к кораблю, пока опять не появились триопсы. Пэт нехотя согласилась, с трудом преодолев охвативший ее охотничий азарт. Они медленно побрели к освещенному челноку, однако там их ожидал малоприятный сюрприз.
Хэм поднялся по трапу, открыл люк и едва не слетел со ступенек: в лицо ему ударил отвратительный трупный запах. Источником зловония оказалась темная лужа, блестевшая на том месте, где недавно лежал венерианский гриб. Стараясь не наступить в омерзительную жидкость, Хэм включил устройство продувки камеры и, когда воздух немного очистился, опрыскал лужу дезинфицирующим раствором. Пэт прыгала снаружи, стараясь разглядеть его манипуляции, но только после того как атмосфера стала достаточно приемлемой, Хэм разрешил ей подняться в камеру.
– Вот что натворила твоя находка, – показал на остатки лужи Хэм.
– Это моя вина, – огорченно проговорила Пэт. – Я не подумала, что температура шлюзовой камеры может оказаться для обитателя льдов чрезмерно высокой. Вот бедняга и разложился.
Когда воздух полностью очистился от неприятного запаха, они смогли войти внутрь челнока. Пэт взгромоздила мешок с образцами на лабораторный стол и сказала, что немедленно проведет все необходимые исследования. Освободившись от скафандров, они тотчас же погрузились в работу: Хэм занялся приготовлением нехитрого обеда, а Пэт принялась пластовать свои находки, заполняя сосуды с консервирующим раствором и размазывая какие-то субстраты по предметным стеклам электронного микроскопа.
Когда с делами было покончено, молодожены устроились за столом в жилом отсеке, чтобы перекусить.
– Как ты думаешь, эти ночные триопсы как раз и являются здесь самыми разумными существами? – задумчиво спросил Хэм.
– Скорее всего, так, потому что они в состоянии истребить любое существо независимо от уровня интеллекта жертвы, – ответила Пэт.
Ее мнение, как выяснилось впоследствии, оказалось одновременно и правильным, и ошибочным.
Последующие несколько дней, если считать по земным меркам, они провели, исследуя более отдаленные от челнока участки долины. Их вылазки каждый раз проходили под аккомпанемент злобных завываний триопсов, но яркий свет ламп не позволял тем приблизиться к людям даже на бросок камня.
Пэт не обнаружила здесь никаких новых признаков жизни, и Хэм предложил выбрать другое место для стоянки челнока, двигаясь, как и было задумано, вдоль Ледяной Стены, в сторону Большого хребта Гор Вечности.
Хэм дважды менял местоположение челнока, однако детальное прочесывание долины не добавило ничего, что внесло бы свежую струю в исследование планеты: все те же морщинистые грибы да заходящиеся в исступленном хохоте триопсы. Удивляло лишь количество тех и других, хотя можно было предположить, что медленно перемещавшийся из-за опасности столкновения с ледяными пиками челнок сопровождала одна и та же стая хищников.
Наконец они достигли отрогов Большого хребта. Слабо повышавшаяся в сторону гор долина здесь круто взметнулась вверх, и Хэму пришлось довольно долго лавировать между причудливыми глыбами льда и россыпями камней, отыскивая в свете прожекторов удобный для посадки ровный участок грунта. Экипажу маленького челнока становилось немного не по себе, когда прожектор высвечивал уходящую в безмерную высь каменную стену: они вдруг почувствовали себя букашками, посягнувшими на тайну, хранимую могучими великанами.
После того как челнок наконец благополучно коснулся ледяного покрова, Хэм не сразу покинул ставший привычным летучий дом: он хотел, чтобы они с Пэт справились с охватившей их подавленностью. Стараясь не показать жене, что намеренно тянет время, он записал в бортовой журнал новые координаты, а также показания других приборов – от высотомера до термометра – и обратил внимание, что температура за бортом существенно повысилась.
– Помнишь, я говорил, что климат предгорьев может быть более теплым? – обратился он к неподвижной фигуре возле иллюминатора, и когда Пэт, словно с трудом выходя из транса, медленно повернулась к нему, продолжил: – Здесь на пятнадцать градусов теплее, чем в долине, потому что воздух пустынь натыкается на непреодолимую каменную преграду.