фам либр, работницам секс-услуг, гостеприимным барышням (называйте как хотите), у которых было несколько мужчин-клиентов. Они приходили и уходили. Шприцы протирали и использовали заново. И все это случилось в городе, куда пришел ВИЧ-1.
Через шесть лет в этом городе взяли анализ крови, в котором содержалась секвенция ВИЧ-1, ныне известная как ZR59. Еще через год — биопсию, известную как DRC60. Вирус распространился и стал разнообразнее. Он вырвался на свободу. Никто не может сказать, бывали ли когда-либо два этих пациента в «Антивенерическом диспансере», чтобы сделать прививку. Но если и не бывали, то у них точно были знакомые, которые бывали.
108
С этого момента история становится огромной и разнообразной, в буквальном смысле разлетаясь во всех направлениях. Распространение из Леопольдвиля было взрывным, подобным заразному салюту. Я даже не буду пытаться отслеживать все эти разнообразные траектории — о них можно легко написать еще десять книг, но их тематика будет сильно отличаться от моей, — но обозначу картину в тонких линиях, а потом уделю особое внимание одной из этих линий, особенно печально знаменитой.
За десятилетия незаметного распространения по Леопольдвилю вирус продолжил мутировать (и, скорее всего, рекомбинировать, передавая большие части генома от одного вириона другому), и эти ошибки копирования делали его все более и более разнообразным. Большинство мутаций — это фатальные ошибки, заводящие мутанта в тупик, но когда размножаются сразу миллиарды вирионов, даже чисто случайным образом можно получить жизнеспособные новые варианты. Кампании по лечению инъекционными лекарствами вроде той, что проводил «Антивенерический диспансер», возможно, лишь поспособствовали этому процессу, быстро передавая вирус новым людям-носителям и повышая его общую популяцию. Больше вирионов — больше мутаций, больше мутаций — больше разнообразия.
ВИЧ-1 группы M сейчас разделяют на девять крупных подтипов, которые обозначаются буквами A, B, C, D, F, G, H, J и K. (По возможности постарайтесь не путать их с восемью группами ВИЧ-2, которые обозначаются группами от A до H. А почему нет подтипов E и I? Не спрашивайте. Подобные системы обозначения собираются как попало, словно трущобы из картонок и палок, а не после точных архитектурных расчетов[232].) Шло время, население Леопольдвиля росло, люди все чаще путешествовали, и вирусы этих подтипов выбрались из города, распространившись по Африке, а потом и по всему миру. Одни вылетели из города на самолете, другие воспользовались более приземленными транспортными средствами — автобусом, лодкой, поездом, велосипедом, автостопом, трансконтинентальным грузовиком, а то и просто человеческими ногами. Подтип A добрался до Восточной Африки, скорее всего — через город Кисангани, находящийся на полпути между Леопольдвилем и Найроби. Подтип C направился на юг Африки, скорее всего — через Лубумбаши, в дальнем юго-восточном углу Конго. Просочившись сквозь Замбию, быстро распространившись в шахтерских городках, полнившихся рабочими и проститутками, подтип C катастрофически пронесся через ЮАР, Мозамбик, Лесото и Свазиленд. Оттуда он добрался до Индии, которая связана с ЮАР транспортными путями еще со времен Британской империи, и Восточной Африки. Подтип D вместе с подтипами A и C обосновался в странах Восточной Африки, которая по какой-то непонятной причине оказалась довольно рано поражена подтипом C, и только им. Подтип G добрался до Западной Африки. Подтипы H, J и K остались в основном в Центральной Африке: от Анголы до Центральноафриканской Республики. Во всех этих местах после обычной долгой задержки между заражением и развитием СПИДа люди начали умирать. А еще есть подтип B.
Примерно в 1966 г. подтип B перебрался из Леопольдвиля на Гаити.
Как он это сделал, никто не знает и, скорее всего, никогда не узнает, но благодаря Жаку Пепену, прочесавшему архивы, можно составить один гипотетический и правдоподобный сценарий. Когда бельгийское правительство неожиданно отказалось от своей африканской колонии 30 июня 1960 г. под давлением Патриса Лумумбы и его движения, десятки тысяч бельгийцев — практически весь средний класс, состоявший из госслужащих, учителей, врачей, медсестер, технических экспертов и бизнес-менеджеров — обнаружили, что в новой республике им совсем не рады, и спешно отправились на родину, до отказа забивая самолеты на Брюссель. После их отъезда образовался некий вакуум, потому что бельгийский режим всячески избегал давать подданным-туземцам образование. Например, во всей стране не было ни единого конголезца — доктора медицины. Учителей было очень мало. Стране вдруг понадобилась помощь. Всемирная организация здравоохранения ответила на призыв, отправив врачей, а Организация Объединенных Наций (через свою Организацию по вопросам образования, науки и культуры — ЮНЕСКО) тоже начала набор квалифицированных специалистов для работы в Конго: учителей, юристов, агрономов, почтовых администраторов и других бюрократов, техников и профессионалов. Многие из этих специалистов прибыли с Гаити. Вариант был идеальным: гаитяне, как и конголезцы, говорили на французском языке, их предки были африканцами, а еще у них было образование, но при диктаторском режиме Франсуа Дювалье (Папы Дока) они никак не могли себя проявить на родине.
В первый год независимости Конго половина учителей, приехавших в страну по программе ЮНЕСКО, были гаитянами. К 1963 г., по некоторым оценкам, в Конго работало около тысячи гаитян. Согласно другой оценке, в 1960-х гг. в Конго приезжали работать в общей сложности 4500 гаитян.
Судя по всему, никакой точной статистики не существует. Так или иначе, гаитян было много — тысячи. Некоторые взяли с собой семьи, некоторые приехали одни. Из одиноких мужчин, скорее всего, мало кто хранил полное воздержание. У большинства из них, ожидаемо, были подруги-конголезки, или же они посещали фам либр. Несколько лет жизнь была хороша. Но постепенно, когда в Конго начали готовить местные кадры, потребность в гаитянах стала исчезать, и им были уже не очень рады — особенно после того, как в 1965 г. власть захватил Жозеф-Дезире Мобуту. Еще хуже все стало в начале 1970-х гг., когда он сменил имя на Мобуту Сесе Секо, переименовал страну в Заир и провозгласил политику заиризации. Многие (или даже большинство) гаитян в эти годы уехали домой. Время, когда они были дорогими черными братьями из Америки, прошло.
По крайней мере один из возвращенцев, скорее всего — из тех, кто вернулись первыми, судя по всему, заразился ВИЧ-1.
Или, если конкретнее, кто-то привез на Гаити вместе с воспоминаниями о Конго еще и дозу ВИЧ-1 группы M подтипа B.
Вы уже поняли, что будет дальше, но, скорее всего, не ожидаете, как именно это произойдет. Исследования Жака Пепена пролили новый свет на то, что могло произойти на Гаити в конце 1960-х и начале 1970-х гг., что поспособствовало размножению и передаче вируса. А произошло примерно следующее: от одного ВИЧ-инфицированного человека, вернувшегося примерно в 1966 г., вирус разошелся среди населения Гаити. Доказательства этому появились позже — из анализов крови, которые сдали 533 молодых матери из трущоб Порт-о-Пренса, согласившиеся в 1982 г. принять участие в исследовании кори в местной педиатрической клинике. Ретроспективный анализ показал, что 7,8 % женщин были ВИЧ-положительными. Это число показалось поразительно высоким для столь недавно появившегося вируса и заставило Пепена заподозрить, что на Гаити в ранние годы, «должно быть, действовал очень эффективный механизм распространения» — более эффективный, чем секс[233]. И он нашел такой механизм — торговлю плазмой крови.
Плазма, жидкий компонент крови (кровь минус клетки), — ценный товар: она содержит антитела, альбумин и факторы свертываемости. Спрос на нее резко вырос примерно в 1970 г., и, чтобы удовлетворить этот спрос, разработали процедуру плазмафореза. При этой процедуре у донора берут кровь, отделяют клетки от плазмы с помощью фильтра или центрифуги, потом возвращают кровяные клетки обратно донору, а плазму оставляют. Преимущество этой процедуры заключается в том, что доноры (или, точнее, продавцы, потому что чаще всего им за процедуру платят, а в деньгах они обычно нуждаются) могут сдавать кровь часто, а не всего пару раз в год. Сдача плазмы — ради спасения других или просто ради денег — не вызывает анемии. Вы можете спокойно прийти и сдать плазму снова на следующей неделе. У этой процедуры есть один недостаток — и огромный, но в первые годы о нем не знали. Машина для плазмафореза, которая в течение дня перерабатывает вашу кровь и кровь других доноров, может вполне заразить вас гемоконтактным вирусом.
Это произошло с сотнями платных доноров плазмы в Мексике в середине 1980-х. Это произошло с четвертью миллиона несчастных доноров в Китае. Жак Пепен считает, что что-то похожее случилось и на Гаити.
Он нашел сообщения о центре плазмафореза в Порт-о-Пренсе, частном предприятии, известном как Hemo Caribbean, которое заработало немало денег за 1971 и 1972 гг. Им владел американский инвестор Джозеф Горинштейн из Майами, хороший знакомый министра внутренних дел Гаити. Доноры получали 3 доллара за литр плазмы. Перед тем, как покупать у них плазму, им проводили медобследование, но, конечно же, никто не делал им анализов на ВИЧ — не было еще ни этой аббревиатуры, ни «чумы XX века», только тихий маленький вирус, который живет в крови. По данным из статьи в The New York Times, вышедшей 28 января 1972 г., Hemo Caribbean ежемесячно экспортировала в США пять-шесть тысяч литров замороженной плазмы крови каждый месяц. Оптовыми покупателями были американские компании, которые затем продавали плазму для переливания, прививок от столбняка и других медицинских целей. Мистер Горинштейн отказался от комментариев.
Папа Док Дювалье умер в 1971 г., и ему на смену пришел его сын, Жан-Клод (Бэби Док) Дювалье. Раздраженный статьей в