Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него — страница 16 из 116

В том же 1996 г. вирус Рестон снова попал в Соединенные Штаты с новым грузом филиппинских макак. Отправил их тот же самый экспортный питомник близ Манилы, откуда первые больные обезьяны попали в Рестон, штат Виргиния, но на этот раз их местом назначения был коммерческий карантинный комплекс в Элис, штат Техас, неподалеку от Корпус-Кристи. Одно животное умерло, и после положительного анализа на вирус Рестон остальные сорок девять обезьян, находившиеся в той же комнате, были усыплены в качестве меры предосторожности. (Посмертный анализ у большинства из них оказался отрицательным.) Десятерых сотрудников, которые помогали разгружать клетки с обезьянами, тоже проверили на вирус, и у них анализы тоже были отрицательными, но из них никого не усыпили.

Следующим известным очагом вируса в Африке стала Уганда: неподалеку от Гулу, города на севере страны, в августе 2000 г. случилась вспышка вируса Судан. В те времена Уганда на севере имела общую границу с Суданом, так что то, что вирус как-то пересек эту границу, никого не удивило. Как он это сделал? Неизвестные животные, служившие резервуаром, либо мигрировали через границу, либо были распространены на территории обеих стран. Вот отличный пример того, почему так важно разгадать загадку естественного резервуара. Если вы знаете, какое животное является переносчиком определенного вируса и где оно живет — и не живет, — то можете предположить, где этот вирус может в следующий раз пересечь видовой барьер, а где, скорее всего, не пересечет. Вы хотя бы будете представлять, на чем сосредоточить бдительность. Если, скажем, резервуаром является грызун, который живет в лесах на юго-западе Судана, но не в пустынях Нигера, то козопасы Нигера могут расслабиться. Им и без этого есть о чем беспокоиться.

В Уганде, к сожалению, вирус Судан передавался от деревни к деревне, из госпиталя в госпиталь, продвигаясь с севера страны к юго-западу. Умерло 224 человека.

Смертность, опять-таки, составила «всего» 53 процента, столько же, сколько и во время первой эпидемии в Судане в 1976 г. Такое точное совпадение, похоже, говорит о значительной разнице в вирулентности между вирусами Эбола и Судан. Эта разница, в свою очередь, может говорить о разных способах эволюционного приспособления к людям в качестве вторичных носителей (хотя случайность — тоже вполне возможное объяснение). Во время вспышки заболевания на смертность влияют многие факторы, в том числе рацион питания, экономические условия, состояние здравоохранения в целом и доступность медицинского ухода в регионе. Природную свирепость вируса трудно отделить от этих контекстных факторов. Впрочем, одно можно сказать точно: вирус Эбола кажется самым свирепым из четырех известных вам эбола-вирусов, если оценивать его воздействие на человеческую популяцию[34]. Вирус леса Тай пока что вообще нельзя расположить где-либо на этом спектре из-за отсутствия данных. Он заразил всего одного человека (возможно — двоих, есть еще один неподтвержденный более поздний случай), так что, возможно, вирус леса Тай не так склонен к преодолению межвидового барьера. Он может быть более смертоносным, а может — и менее; один случай, как один бросок игрального кубика, ничего не говорит о том, что может произойти, когда случаев станет больше. С другой стороны, вирус леса Тай, вполне возможно, пересекает межвидовой барьер чаще, чем мы думаем, заражает людей, но не вызывает у них никаких заметных заболеваний. Никто не проводил скрининга всего населения Кот д’Ивуара, чтобы полностью исключить такую возможность.

Роль эволюции в уменьшении вирулентности вируса леса Тай (или любого другого вируса) для людей — это очень сложный вопрос, на который очень трудно ответить, просто сопоставив проценты смертности. Летальность, возможно, вообще никак не связана с репродуктивным успехом и долгосрочным выживанием вируса, — а это как раз самые важные параметры для эволюции. Не забывайте: главная среда обитания эболавирусов — не человеческий организм, а организм животного-резервуара.

Как и другие зоонозные вирусы, эболавирусы, скорее всего, адаптировались к спокойной жизни в естественном резервуаре (или резервуарах), стабильно, но не обильно размножаясь и не вызывая особых проблем. Передаваясь людям, они обнаруживают новую окружающую среду, новый набор обстоятельств и зачастую вызывают смертельные разрушения. А один человек может заразить другого посредством прямого контакта с телесными жидкостями или иными источниками вируса. Но цепочка заражений эболавируса, по крайней мере, сейчас, когда я пишу эти строки, не продолжалась слишком долго и не уходила слишком далеко. Некоторые ученые используют термин «тупиковый носитель», в отличие от «носителя-резервуара», чтобы описать роль человечества в жизни и приключениях эболавирусов. Этот термин подразумевает вот что: все вспышки удавалось ограничить и остановить, и во всех ситуациях вирус заходил в тупик, не оставляя потомства. Естественно, не вся популяция вируса вообще, а эта конкретная линия вируса, та, что передалась людям, поставив свою судьбу на эту карту: все, ее больше нет, капут. С точки зрения эволюции, она проиграла. Она не сумела удержаться, превратившись в эндемическое заболевание человечества. Она не вызвала большой эпидемии. Эболавирусы, судя по всему, вполне подходят под это описание. Тщательное соблюдение медицинских процедур (барьерный уход — изоляторы, латексные перчатки, халаты, маски, одноразовые шприцы и иглы) обычно останавливает их. Иногда локальную вспышку могут остановить даже более простые методы. Это, скорее всего, происходило чаще, чем мы себе представляем. Совет: если ваш муж заразился эболавирусом, давайте ему еду, воду, любите его, можете молиться за него, но держитесь от него подальше, терпеливо ждите и надейтесь на лучшее, — а если он умрет, то не лезьте к нему в нутро руками. Лучше пошлите ему прощальный воздушный поцелуй и сожгите дом.

Разговоры о тупиковых носителях довольно популярны. Они подходят для обычного развития событий. Но стоит посмотреть на это и с другой стороны. Зооноз уже по определению — неординарное развитие событий, а масштаб последствий может быть экстраординарным. Каждое преодоление межвидового барьера напоминает лотерейный билет, купленный патогеном в надежде на приз — новую, грандиозную жизнь. Это шанс выйти за пределы тупика. Пойти туда, где никогда не был, стать тем, чем никогда не был. И иногда лотерея заканчивается большой победой. Вспомните хотя бы ВИЧ.

14

В конце 2007 г. на западе Уганды был обнаружен пятый эболавирус.

5 ноября 2007 г. Министерство здравоохранения Уганды получило сообщение о двадцати таинственных смертях в Бундибугио, отдаленном районе, расположенном возле горной границы с Демократической Республикой Конго (Заир получил новое название в 1997 г.) Неизвестная острая инфекция внезапно убила двадцать человек и подвергла опасности многих других. Может быть, это риккетсии[35], вроде тех, что вызывают брюшной тиф? Другой возможный вариант — эболавирус, но его поначалу считали не очень вероятным, потому что кровотечения наблюдались лишь у немногих пациентов. У умерших быстро собрали образцы крови, отправили их в штаб CDC в Атланте и проверили с помощью генерализированного теста, который мог найти любой эболавирус, и конкретных тестов на каждый из четырех известных типов. Все специфические тесты оказались отрицательными, но вот общий тест дал несколько положительных результатов. 28 ноября CDC сообщил властям Уганды: да, это эболавирус, но такой, с каким мы еще раньше не встречались.

Дальнейшие лабораторные анализы показали, что этот новый вирус по крайней мере на 32 процента отличается генетически от остальных четырех. Его назвали вирусом Бундибугио. Вскоре в Уганду прибыла полевая команда CDC, чтобы помочь справиться со вспышкой. Как и обычно в таких ситуациях, их усилия — и усилия национальных служб здравоохранения — были направлены на выполнение трех задач: уход за пациентами, попытки предотвратить дальнейшее распространение и расследование природы заболевания. В конечном итоге заразилось 116 человек, 39 из которых умерли.

Опять-таки как обычно, команда ученых позже опубликовала статью в научном журнале — на этот раз возвещавшую об открытии нового эболавируса. Первым автором значился Джонатан Таунер, молекулярный вирусолог из CDC, имевший опыт полевой работы в поиске естественных резервуаров. Он не только руководил лабораторными работами, но и поехал в Уганду, чтобы лично принять участие в работе оперативной группы. В статье Таунера содержалось очень интересное замечание, связанное с пятью эболавирусами: «Геномы каждого вида вируса отличаются друг от друга как минимум на 30—40%; такой уровень разнообразия, скорее всего, говорит о различиях в экологических нишах, которые они занимают, и в их эволюционной истории»[36]. Таунер и его соавторы предположили, что некоторые ключевые различия между разными эболавирусами — в том числе и в летальности — могут быть связаны с тем, где и как они живут, где и как они жили в своих естественных резервуарах.

События в Бундибугио обеспокоили многих угандийцев, и они вполне имели право на беспокойство. Уганда добилась печального достижения: стала единственной страной на Земле, где наблюдались вспышки двух разных эболавирусов (вирус Судан в Гулу в 2000 г. и вирус Бундибугио в 2007 г.), а также вспышки эболавирусной болезни и геморрагической лихорадки Марбург, вызываемой другим филовирусом, в течение одного года. (Жутковатые обстоятельства вспышки лихорадки Марбург на золотом прииске Китака в июне 2007 г. — часть истории, которую я расскажу вам позже, когда до нее дойдет очередь.) Учитывая все эти злоключения, не стоит удивляться, что среди угандийцев к концу 2007 г. циркулировали самые разнообразные слухи, истории и страхи, которые лишь затрудняли поиск реальных случаев эболавируса.