Но от каких животных — и как именно инфекция передалась людям? На этот вопрос можно было ответить, лишь отправившись в леса, на улицы, на рынки, в рестораны на юге Китая, чтобы собрать доказательства. Подталкивая его к этой теме, я спросил:
— Вы участвовали в полевой работе?
— Нет, я молекулярный биолог, — ответил он. Это, наверное, было примерно то же самое, что спросить Джексона Поллока, красит ли он дома, но Лео Пун правильно понял мой вопрос. Он был только рад отметить чужие заслуги. Нет, это был другой ученый, вспыльчивый парень по имени Гуань И, с инстинктами эпидемиолога и яйцами, как у медной мартышки, перешел китайскую границу, заручился сотрудничеством местных официальных лиц и собрал мазки из глоток, анусов и клоак животных, продававшихся на самом большом рынке живого товара в Шэньчжэне. Именно эти образцы заставили Лео Пуна (который проводил молекулярный анализ), Малика Пейриса, самого Гуань И, а потом и ученых и медиков со всего мира обратить внимание на небольшое млекопитающее — цивету.
36
Не стоит удивляться, что в густонаселенной стране, где живет 1,3 миллиарда голодных ртов, едят змей. Не стоит удивляться и рецептам собачатины в кантонской кухне. Приготовленная на воке кошка в таком контексте кажется, к сожалению, чем-то неизбежным, а не шокирующим. Но «civet cat» (Paguma larvata) на самом деле кошкой не является. Ее научное название — гималайская цивета, и она принадлежит к инфраотряду виверрообразных, включающего в себя мангустов. Блюда из таких необычных диких животных, особенно в дельте Жемчужной реки, связаны скорее не с ограниченными ресурсами, острой необходимостью или древними традициями, а с процветающей торговлей и сравнительно недавно возникшими трендами в демонстративном потреблении. Специалисты по китайской культуре называют их «Эрой Дикого вкуса».
Один из таких наблюдателей — Карл Таро Гринфельд, который в 2003 г. работал редактором Time Asia в Гонконге, руководил освещением эпидемии SARS в этом журнале, а вскоре после этого написал о ней целую книгу, China Syndrome («Китайский синдром»). Прежде чем стать редактором, Гринфельд много лет писал о «новой Азии» как журналист и неплохо знал, чем местные жители наполняют свои желудки. По его словам,
«…жители юга Китая всегда лакомились куда бÓльшим числом разных видов животных, чем чуть ли не любой другой народ на Земле. Во время «Эры Дикого вкуса» диапазон, масштаб и количество блюд из диких животных расширились настолько, что можно было смело сказать: там едят все, что ходит по земле, плавает в море или летает по небу»[92].
«Дикий вкус» (по-китайски евэй) считался способом добиться хорошей репутации, процветания и славы. Употребление в пищу диких животных, объяснил Гринфельд, — это лишь один из аспектов этого показушного, высококлассного потребления; богатые китайцы могли, например, спонсировать бордель, где за стеклом, словно на витрине, стоит целая тысяча женщин. Но кулинарная мода ведет свое прямое происхождение от более ранних традиций приготовления причудливых блюд, натуральных лекарств и экзотических афродизиаков (например, из пениса тигра), — она лишь подняла это на новый уровень. Один чиновник сообщил Гринфельду, что в одном только Гуанчжоу работают две тысячи ресторанов «Дикого вкуса». За час, который Гринфельд провел в кабинете, чиновник выдал еще четыре лицензии на открытие таких ресторанов.
Эти заведения общественного питания получали ингредиенты на «мокрых рынках» провинции Гуандун, огромных базарах, где стоят ряды и ряды лотков с живыми зверями, которых предлагают на мясо, — например, «Чатоу» в Гуанчжоу и «Дунмэнь» в Шэньчжэне. «Чатоу» заработал в 1998 г. и за пять лет превратился в один из крупнейших рынков диких животных во всем Китае — особенно много там было млекопитающих, птиц, лягушек, черепах и змей. Между концом 2000 и началом 2003 г. команда ученых, базировавшихся в Гонконге, следила за перечнем диких животных, выставляемых на продажу на «Чатоу», «Дунмэне» и двух других крупных рынках в Гуандуне. По сравнению с предыдущим подобным исследованием, проведенным в 1993—1994 гг., команда обнаружила некоторые изменения и новые тенденции.
Во-первых, увеличился сам по себе объем торговли дикими животными. Во-вторых, увеличились и объемы трансграничных сделок, как легальных, так и не очень, по ввозу в Южный Китай животных из других стран Юго-Восточной Азии. На рынках появлялись мясистые, но драгоценные представители краснокнижных видов, — например, калимантанские гигантские черепахи и бирманские черепахи. В-третьих, на рынках появились и животные, выращенные в неволе коммерческими заводчиками. Некоторые виды лягушек и черепах стали разводить на фермах. По слухам, даже змей разводили на фермах. Небольшие циветовые фермы, расположенные в центральных регионах Гуандуня и Цзянси (соседней провинции), помогали удовлетворить спрос на это животное. Собственно, бÓльшая часть трех популярных видов диких животных — гималайской циветы, китайского барсука и свиного барсука, — которых продавали на рынках, поступала туда именно с ферм. Доказательством этому предположению, сделанному учеными, стало то, что животные выглядели сравнительно хорошо откормленными, не ранеными и смирными. Если бы их поймали в диком виде, то, скорее всего, у них были бы раны от капканов и другие признаки отчаяния и жестокого обращения.
Но даже если с ферм их и привозили здоровыми и крепкими, на рынках условия были, мягко говоря, не целебными. «Животные сидят в тесных помещениях, зачастую близко контактируют с другими дикими или домашними животными, например, кошками и собаками, — писали гонконгские ученые. — Многие либо больны, либо имеют открытые раны и не получают даже элементарного ухода. Животных часто забивают прямо на рынке, в нескольких специализированных палатках». Открытые проволочные клетки, поставленные друг на друга, давали одним животным возможность пачкать других своими продуктами жизнедеятельности. То был настоящий зоологический бедлам. «Рынки представляют собой крайне удобную среду, в которой болезни животных могут перебраться на других носителей, в том числе людей», — почти походя отметили авторы[93].
Гуань И, храбрый микробиолог из Гонконгского университета, пришел на рынок «Дунмэнь» в Шэньчжэне и убедил продавцов разрешить ему взять мазки и анализы крови у некоторых животных. Как именно ему это удалось, до сих пор загадка. Обаятельный характер? Красноречивые аргументы? Четкие научные объяснения неотложности ситуации? Хотя, несомненно, помогла и толстая пачка гонконгских долларов, которую он захватил с собой. Он сделал анестезию двадцати пяти животным, одному за другим, сделал мазок слизистых оболочек, анальных отверстий, взял кровь, а потом повез образцы обратно в Гонконг для анализа. Свиные барсуки оказались чистыми. Китайские зайцы — тоже. И обыкновенные бобры. И домашние кошки. Еще Гуань взял анализы у шести гималайских цивет, и вот они как раз чистыми не были — у всех шести нашелся коронавирус, похожий на SARS-CoV. Кроме того, положительный анализ на вирус дал один образец фекалий енотовидной собаки (дикого представителя семейства псовых, больше всего похожего на перекормленную лису с енотовой окраской). Но в целом данные практически однозначно указывали на цивет.
Об этом открытии, первом конкретном указании на то, что SARS является зоонозным заболеванием, было объявлено на пресс-конференции Гонконгского университета 23 мая 2003 г. На следующий день South China Morning Post, ведущая англоязычная газета Гонконга, вышла с огромным заголовком на первой полосе (в добавление ко всем остальным новостям о SARS): «Ученые обнаружили, что со вспышкой SARS связаны циветы». Жители города к тому времени уже знали, что SARS передается от человека к человеку воздушно-капельным путем, а не только через соки и плоть диких животных. В предыдущих выпусках Morning Post и других гонконгских газетах печатали статьи, сопровождавшиеся живописными фотографиями людей в хирургических масках — вот парочка, целующаяся прямо в масках, вот работник больницы в маске и прозрачном шлеме, вот красавица-модель на автомобильном шоу, одетая в маску с рекламой машины, а также сотрудников госпиталей и военных, проводивших дезинфекцию в костюмах химзащиты. Департамент снабжения Гонконга разослал 7,4 миллиона масок школьникам, медицинскому персоналу и сотрудникам здравоохранения, работающим на первой линии; среди широкой публики спрос тоже был большой. В Circle K, сети круглосуточных магазинов, продали почти миллион масок; в Sa Sa Cosmetics — полтора миллиона. Цены на маски выросли вчетверо. Впрочем, хотя все уже знали, что вирус передается от человека к человеку, всем было не менее интересно узнать о его зоологическом источнике.
Объявление о циветах на пресс-конференции, а не посредством публикации в научном журнале, было неортодоксальным, но не беспрецедентным шагом. Публикация в журнале заняла бы больше времени из-за редакторской работы, рецензирования уже сверстанных планов на печать, и ожидания выхода. Такая спешка объяснялась не только беспокойством за безопасность граждан, но и, вполне возможно, научной конкуренцией. CDC в Атланте два месяца тому назад проявил точно такую же спешку, объявив — так же, на пресс-конференции, — что его ученые идентифицировали новый коронавирус как вероятную причину SARS. В заявлении CDC не упоминалось, что Малик Пейрис и его команда нашли тот же вирус и подтвердили его связь с SARS за три дня до них. Это заявление о первенстве, оставшееся незамеченным для мира в целом, скорее всего, раззадорило ученых из Гонконгского университета, и именно поэтому они решили раструбить об открытии Гуань И при первой же возможности, чтобы обскакать своих конкурентов из Атланты и других мест.
Первым (и непосредственным) последствием открытия Гуань И стал запрет на продажу цивет, введенный китайским правительством. Вместе с циветами, — очевидно, на всякий случай, — государство запретило продажу еще пятидесяти трех видов животных на рынках «Дикого вкуса». Запрет, конечно же, привел к немалым убыткам, а заводчики и торговцы животными подняли такой шум, что в конце июля, после официальной оценки рисков его отменили. Отмену объяснили тем, что другая группа ученых провела скрининг гималайских цивет и не нашла у них вообще никаких признаков SARS-подобного вируса. Новая рекомендация звучала так: цивет, выращенных на ферме, продавать можно, а вот торговля животными, пойманными в диком виде, запрещена.