Гуань И был немало раздосадован тем, что в его открытии усомнились. Но он настойчиво шел вперед по научным каналам, представив подробное объяснение и обосновывающие его данные (таблицы, цифры, секвенированный геном) в статье, опубликованной в октябре в Science. Лео Пун и Малик Пейрис, его коллеги по Гонконгскому университету, тоже вошли в длинный список соавторов. Гуань И с компанией очень тщательно подбирали выражения, отметив, что заражение цивет вовсе не означает, что циветы являются естественным резервуаром вируса. Циветы могли заразиться «от другого, пока еще неизвестного животного, которое является настоящим природным резервуаром»[94]. Они, возможно, играют роль усилителя (как те зараженные вирусом Хендра лошади в Австралии). Главный вывод, согласно Гуань И и его коллегам, состоит в том, что «мокрые рынки» вроде «Дунмэня» и «Чатоу» дают возможность SARS-подобным коронавирусам «размножаться и передаваться новым носителям, в том числе и людям, и это критически важно с точки зрения здравоохранения».
К моменту выхода этой статьи эпидемию SARS 2003 г. удалось остановить; всего заразилось 8098 человек, из которых 774 умерли. Последний случай отследили и изолировали 15 июня на Тайване. Гонконг объявили «свободным от SARS». Сингапур и Канаду тоже объявили «свободными от SARS». Собственно, весь мир вроде как был «свободен от SARS». Если совсем точно, это означало, что в данный момент времени SARS не болеет ни один человек. Но вирус искоренить не удалось. Это зооноз, и ни один ученый, занимающийся болезнями, не сомневался, что вызывающий его патоген по-прежнему скрывается в одном или нескольких резервуарах — гималайской цивете, енотовидной собаке, еще где-нибудь, — в Гуандуне, а может быть, и еще где-то. Люди праздновали окончание эпидемии, но наиболее информированные из них праздновали довольно сдержанно. SARS-CoV не ушел, он только прячется. И может вернуться.
И в конце декабря он вернулся. Словно вторичный толчок после землетрясения, в Гуандуне обнаружился новый случай. Потом — еще три. Одной из пациенток была официантка, контактировавшая с циветой. 5 января 2004 г., в день, когда был подтвержден первый случай, власти Гуандуна снова изменили решение: они приказали убить всех гималайских цивет, содержащихся на фермах и рынках провинции, и уничтожить трупы. Дикие циветы — это уже другой вопрос, который тогда решили не разрешать.
На фермы цивет отправились отряды по уничтожению из Департамента лесничества (который регулирует торговлю дикими животными) и Департамента здравоохранения. В последующие дни более тысячи содержавшихся в неволе цивет были задушены, сожжены, сварены заживо, убиты током или утоплены. Все очень напоминало средневековый погром, убийство сатанинских кошек. Кампания по уничтожению, похоже, разрешила проблему раз и навсегда, и люди успокоились. Это чувство спокойствия продержалось примерно год, а потом другие ученые показали, что сомнения в том, что циветы являются резервуаром, вполне обоснованы, что тщательно подобранные формулировки Гуань И оказались верны и что история на самом деле чуть глубже и сложнее. Ой-ой, циветы — не резервуар SARS. Проехали, хорошо?
37
О диких гонконгских циветах мне рассказал Лео Пун. Мы сидели в небольшой комнате для собраний у лифта на верхнем этаже здания медицинского факультета Гонконгского университета и смотрели сверху вниз на блестящие здания банков и другие небоскребы, высившиеся над Центральным районом подобно обсидиановым пикам. Внизу, за ними, по ту сторону бухты Виктория, виднелись шумные улицы, рыночные лотки, переулки, магазинчики, лапшичные, новостройки и достопримечательности Цзюлуна — в том числе и бывший отель «Метрополь», стерилизованный и переименованный, где остановился я. Я и представить себе не мог, что хоть какое-то дикое животное может жить в такой неспокойной атмосфере рядом с людьми, машинами и бетонными возвышениями, но только потому, что я видел сам город Гонконг. Дикие циветы? О да, на Новых Территориях, заверил меня Пун. Эти так называемые «Новые Территории» (новыми они были для британских колониальных властей, которые в 1898 г. взяли их в аренду у Китая на девяносто девять лет) — менее развитая часть Специального административного района Гонконг, от Баундери-стрит на северном краю Цзюлуна до границы Гуандуна, плюс окрестные острова с лесами, горами и заповедниками, которые обозначены на карте зеленым. Даже в двадцать первом веке там до сих пор могут жить дикие гималайские циветы.
— Да они за городом повсюду! — сказал Пун.
После окончания эпидемии его команда из Гонконгского университета начала отлавливать животных в поисках коронавируса. Сначала они сосредоточились на циветах, отловив и взяв образцы почти у двух дюжин. У каждого животного они взяли мазки фекалий и со слизистой оболочки глотки — чик-чик, спасибо большое, — а потом отпустили обратно на гонконгские просторы. Каждый образец был проверен с помощью ПЦР-методологии с использованием так называемых «консенсусных праймеров» — неспецифических молекулярных затравок, которые амплифицируют фрагменты РНК, общие для нескольких коронавирусов, а не только те, что уникальны для SARS-подобного коронавируса, найденного Гуань И в его циветах.
— И сколько же вы нашли коронавирусов? — спросил я.
— Вообще не нашли, — ответил он. И это говорило о том, что циветы не являются резервуаром SARS-коронавируса. — Мы были очень разочарованы.
Но разочарование в науке нередко предшествует озарению. Если не циветы, то кто?
— Мы выдвинули гипотезу: если это животное — это неопознанное существо — является естественным резервуаром для SARS, оно должно быть довольно широко распространено.
Так что они начали отлавливать в нескольких лесных зонах всех диких и одичавших животных, что удавалось найти. Список получился весьма богатым и разнообразным: от макак-резусов до дикобразов, от ужей до горлиц, от диких кабанов до черных крыс и даже как минимум одной китайской кобры. Опять-таки, практически все результаты ПЦР-анализов оказались отрицательными. Практически. Лишь у трех видов животных из сорока четырех обнаружилось заражение хоть каким-то коронавирусом. Все три были летучими мышами.
Лишь у одного вида обнаружилась высокая превалентность (большинство анализов оказались положительными — вирус обнаружился в их фекалиях): у маленьких, хрупких существ под названием никобарские длиннокрылы.
Пун дал мне копию статьи, которую опубликовал (опять-таки в соавторстве с Гуань И и Пейрисом) в Journal of Virology в 2005 г., примерно через год после уничтожения поголовья цивет. Он сразу объяснил мне, чтÓ именно нашел.
— Этот коронавирус летучих мышей очень отличается от SARS, — сказал Пун. То есть он не утверждал, что нашел резервуар SARS-CoV. — Но это первый коронавирус, найденный у летучих мышей.
То есть он нашел важную улику.
Вскоре после этого международная команда из китайских, американских и австралийских ученых опубликовали еще более красноречивое исследование, основанное на коллекции образцов, собранных в Гуандуне и еще трех китайских провинциях. Эта команда, которую возглавлял китайский вирусолог Вэньдун Ли, включала в себя Юма Филда, лаконичного австралийца, нашедшего резервуар Хендры, и двух нью-йоркских ученых из Consortium for Conservation Medicine. В отличие от гонконгских ученых, Ли сосредоточился конкретно на летучих мышах. Команда отлавливала диких животных, брала у них кровь, мазки со слизистой оболочки глотки и фекалий, а потом анализировала дублированные материалы в двух независимых лабораториях в Китае и Австралии; эта двойная проверка лишь укрепила уверенность в их результатах. В образцах был обнаружен коронавирус, который, в отличие от найденного Лео Пуном, очень напоминал SARS-CoV, выделенный у болевших людей. Его назвали «SARS-подобный коронавирус». Анализ показал, что этот SARS-подобный вирус особенно широко распространен в нескольких видах летучих мышей, принадлежащих к роду Rhinolophus, или подковоносов. Подковоносы — хрупкие маленькие существа с большими ушами и выростами вокруг носов, некрасивыми, но практичными, — похоже, они как-то помогают им направлять ультразвуковой писк. Они гнездятся в основном в пещерах, которых на юге Китая очень много, а по ночам охотятся на мотыльков и других насекомых. Этот род довольно разнообразный и включает в себя около семидесяти видов. Исследование Ли показало, что SARS-подобный вирус переносят три вида летучих мышей: длинноухий подковонос, карликовый подковонос и подковонос Пирсона. Если вы окажетесь на юге Китая и увидите этих животных в меню, возможно, лучше будет заказать вегетарианскую лапшу.
Высокая превалентность антител к вирусу у подковоносов в сравнении с нулевой у диких цивет стала важным открытием. Но и это еще не все. Команда Ли тоже секвенировала фрагменты вирусного генома, полученного из образцов фекалий. Сравнительный анализ этих фрагментов показал, что SARS-подобный вирус в разных образцах обладает значительным генетическим разнообразием — намного бÓльшим, чем у всех изолятов SARS-CoV, выделенных у людей. Этот вирус, похоже, довольно давно жил в популяции летучих мышей, мутировал, менялся, дивергировал. Собственно, все разнообразие мутаций, отмеченное в человеческом SARS-вирусе, помещалось внутри разнообразия летучих мышей. Такое «матрешечное» взаимоотношение лучше всего отобразить в виде семейного древа. Ли и компания нарисовали такое древо. Оно послужило иллюстрацией к статье, опубликованной в журнале Science. Человеческий SARS-вирус был единственной веточкой, тонкой и маленькой, среди целой группы ветвей, изображавших вирусы летучих мышей.
Что это значило? Это значило, что подковоносы являются резервуаром, — возможно, дажеединственнымрезервуаром — SARS-CoV. Это значило, что циветы, похоже, служили усилителем, а не резервуаром во время эпидемии 2003 г. Это значило, что никто точно не знал, что именно произошло той зимой в Гуандуне, из-за чего началась эпидемия, хотя Ли с коллегами выдвинули предположение. («Зараженный груз летучих мышей, который по несчастливой случайности возник рядом с видом, который оказался восприимчивым и сыграл роль усилителя, — писали они, — мог привести к преодолению межвидового барьера и созданию цикла заражений на рынке, где постоянно появлялись восприимчивые животные»