Через четыре дня Роб Бесселинк позвонил в ту же службу и сообщил о ситуации в Херпене. Затем, еще через две недели туда обратился еще один терапевт из Северного Брабанта. Этого скопления странных случаев, наконец, оказалось достаточно, чтобы полноценно на них отреагировать. Врачи взяли у пациентов анализы крови; одни отправили в ближайшую лабораторию, другие — в более специализированную, где сыворотку проверили на антитела. После некоторых удивленных раздумий на тему, какой именно микроб может вызывать такую «атипичную пневмонию», обе лаборатории все же нашли ответ: этоCoxiella burnetii, патоген, вызывающий Ку-лихорадку.
О Ку-лихорадке в Нидерландах слышали, но в предыдущие пятьдесят лет она проявляла себя там очень редко. Несмотря на то, что бактерия, похоже, является эндемичной среди популяции домашнего скота, судя по данным изредка проводящихся исследований, она практически не вызывала заметных заболеваний у коров, овец или людей. Теперь же вспышка в Северном Брабанте привлекла внимание Национального института здравоохранения и экологии (чаще всего его называют по голландской аббревиатуре RIVM), расположенного близ Утрехта. Ученые предположили, что, возможно, высокая концентрация случаев выкидыша на фермах молочных коз, которые начались еще в 2005 г. и диагностически были связаны с Ку-лихорадкой, может быть связана и с заболеваниями у людей. Coxiella burnetii, как известно, может передаваться по воздуху. RIVM отправил своих сотрудников на юг, в деревню Херпен и ее окрестности, чтобы провести исследование. Кто-то должен был узнать, что происходит с подветренной стороны от коз.
46
Три года спустя я сам поехал из Утрехта в Херпен — в мрачный февральский день, когда серое небо и туман почти идеально сливались с таким же серым снегом на горизонте. Доктор Бесселинк принял меня по окончании своего рабочего дня в своем маленьком кабинете на главной улице деревни. Ему было под пятьдесят; когда он улыбался, на худом лице проступали маленькие морщинки. Одетый в черный спортивный пиджак, рубашку с цветочным узором и выцветшие джинсы, он куда больше напоминал соло-гитариста из рок-группы, чем можно было бы ожидать от деревенского врача в Голландии. Когда я спросил у него о Херпене, он практически сразу упомянул о крупном изменении, произошедшем на местных фермах в последние десятилетия: там стало намного больше коз.
На самом деле перемены начались еще в 1984 году, когда Европейское экономическое сообщество установило квоты на коровье молоко, из-за которых многим заводчикам молочных коров в Нидерландах пришлось сменить специализацию. Многие из них продолжили заниматься молоком, но перешли на доение коз. Мода на молочных коз лишь усилилась после 1997—1998 гг., когда вспышки классической чумы свиней (болезнь вызывается вирусом, но не является зоонозной) привели к массовому забою свиней, и многие свиноводы, пострадавшие от серьезных убытков и опасавшиеся рецидива, решили заняться другими животными.
— И они начали заводить коз, в довольно больших количествах, — сказал мне Бесселинк. Это случилось и в Северном Брабанте, и по всей стране. В 1983 г. в Нидерландах было всего 7000 коз, а к 2009 г. поголовье выросло до 374 000, из них 230 000 — молочных. Большинство из них жили в закрытых помещениях — круглый год сидели взаперти, как, например, в тех больших загонах из красного кирпича, которые я видел на окраине Херпена. Вы, возможно, могли бы подумать, что если держать коз в четырех стенах и под крышей, то вероятность чем-то от них заразиться сводится к минимуму. Но обстоятельства, связанные с методикой разведения коз в Нидерландах, как я узнал от Бесселинка и других, сложились таким образом, что C. burnetii смогли выбраться из этих загонов в весьма большом количестве, а потом разлететься по ветру.
Coxiella burnetii — это очень агрессивный микроб. Он не только вызывает выкидыш у коз, но и в огромных количествах концентрируется в тканях плаценты, которые выделяются при этих выкидышах. В одном грамме козьей плаценты после выкидыша может содержаться до миллиарда бактериальных частиц. Кроме того, они выделяются с молоком, мочой, фекалиями, а также при рождении нормальных, доношенных козлят.
Если предполагать, что все эти окоты и выкидыши случаются в загонах, как тогда эти бактерии выбираются на свободу? Очень просто, объяснил Бесселинк: козий помет и грязную солому собирают лопатами и используют для удобрения полей. А оттуда бактерии могут долететь до ближайшей деревни так же легко, как приятный осенний запах горящей кучи листьев.
Две козоводческие фермы поблизости от Херпена привлекли внимание ученых. Одна — большая, коммерческая, где жили почти четыре тысячи коз; в апреле там случилась целая волна выкидышей. Другая — «любительская ферма», где жило меньше десяти животных[117]. Команда ученых из RIVM в поисках источника вспышки заболевания побывала на обеих фермах, взяв образцы мочи, молока, навоза, соломы, которой устилали полы в загонах, насекомых из световой ловушки и воды из ведер для питья. Любительская ферма оказалась чистой. А вот почти все образцы с коммерческой фермы, кроме молока, мочи и воды, содержали Coxiella burnetii.
— На этой ферме обнаружилось очень много бактерий Coxiella, — вспоминал Бесселинк. Она располагалась всего в километре к югу от деревни — практически рядом. Фермеру и его родным пришлось выдержать немало нападок в следующем году.
— У него есть жена и дети, дети ходят в местную школу, и им трудно пришлось, потому что, конечно же, их обвиняли в том, что произошло, — сказал Бесселинк. Фермер не сделал ничего противозаконного — ему просто не повезло, может быть, он работал немного беспечно, но заплатил он за это потерянными доходами, подорванными силами и бессонными ночами. Деревенский доктор знает все о таких вещах. Детей фермера подвергли остракизму, да и козлята попали под подозрение — они же родились, окруженные целым облаком заразных микробов.
Арнаут де Брёйн, молекулярный биолог, занимавшийся наукой об эволюции, входил в команду, которую RIVM отправил в Херпен. Когда я встретился с ним в штаб-квартире института, окруженном высоким забором комплексе зданий в пригороде Утрехта, он был слегка небрит и одет в коричневую футболку с надписью «varsity team — north dakota»[118]. Де Брёйн — одаренный молодой человек с мрачным чувством юмора. На самом деле, как радостно рассказал мне де Брёйн, с его назначением все вышло очень забавно: его отправили на борьбу со вспышкой болезни только потому, что он изучал Ку-лихорадку как возможное оружие биотеррористов. (Бактерия привлекала немало мрачного интереса и в прошлом; в 1950-х гг. с ней работали исследователи биологического оружия в США и СССР[119], а сорок лет спустя, в 1995 г., японский культ «Аум Синрикё» обдумывал возможность устроить теракт в токийском метро с ее помощью, прежде чем в конечном итоге выбрать зарин.) Группа де Брёйна, работавшая над этим проектом — команда по «биологическим бедствиям», — разработала ПЦР-праймеры для обнаружения Coxiella burnetii в образцах. Так что когда в Северном Брабанте обнаружился рост заболеваемости, причем и среди коз, и среди людей, и местным властям нужно было срочно определить источник заражения, они попросили о помощи команду де Брёйна. Да, конечно, почему нет. Он с партнерами ухватился за шанс проверить свои новые молекулярные «игрушки» в полевых условиях. По совету ветеринаров, знавших о волне выкидышей на большой коммерческой ферме, они отправились туда.
— И фермер сказал нам: «Вот это безопасная зона, а вотэто— небезопасная зона, потому что здесь стояли козы, у которых был выкидыш», — рассказал мне де Брёйн. — Так что мы собрали все возможные образцы. Смывы с поверхностей, воду из ведер для питья, мазки из козьих влагалищ. Что мы еще взяли? О, да много чего еще, например, насекомых из световой ловушки. Частички пыли, сено, навоз.
Он мрачно засмеялся.
— Мы нашли ее везде.
— Какие средства защиты вы носили? — спросил я. — Маски, респираторы?
— Да никаких, — ответил он и снова засмеялся — над своей глупостью и безответственностью начальства. — Но никто не заболел.
Может быть, ему с коллегами просто повезло. Так или иначе, фермер оказался неправ насчет того, где именно искать источники болезни.
— Мы нашли ее везде, — повторил де Брёйн. — Не было никакой «опасной» и «безопасной» зоны, потому что заражена была вся ферма.
Получив данные об этих образцах и из лабораторного анализа, по его словам, некоторые чиновники из министерства здравоохранения проявили излишнее рвение, делали слишком далеко идущие выводы.
— Они сразу сказали: «О, вот и источник!» А мы ответили: «Ну, это один из источников».
Но никто не стал проверять другие фермы по соседству, хотя Coxiella burnetii могли точно так же улетать по воздуху с любой из них. Надо бы проверить и их тоже, посоветовал де Брёйн. А его команда тем временем приступила к дальнейшему изучению вспышки.
Они собрали анализы крови у 443 жителей Херпена и окрестностей и у 73 из них нашли признаки заражения C. burnetii в недавнем прошлом; еще 38 перенесли это заболевание давно. Собрав данные анкетирования, ученые сопоставили положительные ответы по разным возможным формам контакта. Самым важным результатом анализа оказалось то, что прямой контакт с животными не являлся значительным фактором риска заражения.
И питье парного молока — тоже. Некоторые случаи, — но не большинство, менее 40 процентов, — были вызваны контактом с сельскохозяйственной продукцией — соломой, сеном, навозом. Основываясь на этих данных, команде удалось назвать наиболее вероятный источник Ку-лихорадки в регионе: «передача с помощью ветра»[120]