В 1959 г. вирусом был заражен мужчина, известный под кодом ZR59, а через год — женщина DRC60. К тому времени вирус уже настолько распространился, мутируя и меняясь, что DRC60 и ZR59 оказались заражены очень разными штаммами. Показатель R0 уже намного превосходил 1,0, и новая болезнь начала распространяться — сначала по двум городам, а потом и за их пределы.
— Понимаете, — сказала Хан, — вирус просто оказался в нужном месте в нужное время.
Когда я прочитал статью Кила с данными о шимпанзе и их анализом в начале 2007 года, у меня отвисла челюсть, как в мультиках. Эти ребята нашли если не «нулевого пациента», то «нулевую точку». А когда я посмотрел на карту — рисунок 1 в статье Кила, где изображался камерунский «клин» и его окрестности, то увидел знакомые места. Деревню, в которой я ночевал. Реку, по которой поднимался на моторной пироге. Оказалось, что во время путешествий с Майком Фэем по бассейну Конго семь лет тому назад мы не только пересекли «страну Эболы», но и прошли очень близко от «колыбели СПИДа». Поговорив с Беатрис Хан, я решил снова туда вернуться — в целях собственного просвещения.
97
Мы выехали на восток из Дуалы в побитом, но надежном грузовике «Тойота» на рассвете, чтобы не застрять в пробках; наши пожитки лежали, спрятанные под брезентом, в кузове грузовика. Моис Чуйалё был моим водителем, Невиль Мба — посредником в Камеруне, а Макс Мвири из Республики Конго поехал с нами, чтобы помогать, когда мы въедем в его страну в рамках запланированного мной сумасшедшего кругового маршрута. Мы с Максом прилетели из Браззавиля прошлой ночью. Мы вчетвером очень хорошо пообщались, и нам не терпелось отправиться в путь после всей подготовительной суеты. Мы проехали мимо закрытых магазинов и рекламных щитов к восточной границе города, где было уже полно машин, накрытых голубой дымкой выхлопов из дизельных двигателей, а окраинные рынки уже открылись, и на них продавали буквально все, от ананасов до деталей телефонов. Шоссе N3 вело к Яунде, столице Камеруна, а оттуда мы собирались поехать дальше по другому широкому двухполосному шоссе.
Во время остановки в Яунде, примерно в полдень я познакомился с Офиром Дрори, главой необычной группы активистов под названием LAGA («Организация по защите последних человекообразных обезьян»), которая помогает государственным агентствам Центральной Африки проводить в жизнь законы по защите дикой природы. Я хотел пообщаться с Дрори, потому что знал, что LAGA уделяет особое внимание проблеме убийства обезьян на мясо. Дрори оказался худым израильтянином с темными, внимательными глазами и маленькой бородкой. Черная рубашка, черные джинсы, черные волосы, заплетенные в хвостик, и серьга в ухе делали его больше всего похожим на рок-музыканта или, по крайней мере, модного официанта из Нью-Йорка. Но человеком он оказался очень серьезным. В Африку Дрори приехал в восемнадцать лет в поисках приключений; он боролся за права человека в Нигерии, потом перебрался в Камерун, занимался горилла-журналистикой (или, может быть, он имел в виду герилья-журналистику?), после чего стал пламенным борцом с браконьерами. По словам Дрори, он основал LAGA, потому что антибраконьерские законы в Камеруне практически не соблюдаются, причем много лет. Сейчас группа обеспечивает техническую поддержку расследований, рейдов и арестов. В Камеруне разрешено охотиться для пропитания на дукеров и других животных, живущих в стране в изобилии и не защищенных Красной книгой, но вот человекообразные обезьяны, слоны, львы и несколько других видов защищены законом — и в последнее время эти законы постепенно начинают соблюдать. Преступников наконец-то начали арестовывать и сажать в тюрьмы за торговлю мясом обезьян и другой контрабандной дичью. Дрори дал мне выпуск газеты LAGA, в котором описывались усилия по борьбе с охотой на шимпанзе и горилл, и предупредил, чтобы я не верил мифу, что на обезьян охотятся исключительно голодающие местные жители. На самом деле, сказал он, местные жители едят дукеров или крыс, или белок, или мартышек, — если вообще едят мясо, — а вот всякие запретные деликатесы вроде конечностей шимпанзе, кусков слоновьего мяса, стейков из гиппопотама увозят в дорогие рестораны в городах — и закупочные цены у этих ресторанов настолько высоки, что оправдывают даже риск браконьерства и нелегальной перевозки.
— Настоящие деньги можно заработать только на редких видах, — объяснил он. — Тех, которые защищены законом.
Звучало все очень похоже на «Эру Дикого вкуса» на юге Китая.
В газете Дрори было написано о рейде на потайной склад на вокзале, которым пользовались как минимум три продавца; в комнате стояли шесть холодильников, и среди контрабандного товара обнаружилась рука шимпанзе. Другой налет — на наркоторговца, у которого в машине вместе с пятьюдесятью килограммами марихуаны обнаружилась молодая шимпанзе с пулевым ранением, — показал, что нелегальная коммерция может быть весьма разнообразной. А если мясо шимпанзе идет туда, куда идут деньги, то вместе с ним наверняка идут и вирусы шимпанзе.
— Если вы думаете об инфекциях, — сказал он, понимая, что именно о них я и думаю, — то они бывают не только в деревнях.
Любой шимпанзе, убитый на юго-востоке страны, в том числе и ВИО-положительный, может легко оказаться здесь, в Яунде, и его продадут на мясо в темном переулке или подадут в качестве блюда в каком-нибудь подпольном ресторане.
Мы выехали из города вскоре после полудня, направляясь дальше на восток, навстречу целой процессии из лесовозов, нагруженных до отказа пятью-шестью гигантскими стволами. Где-то тут, в редконаселенном уголке страны, вырубают старые леса. Примерно на закате мы добрались до города Абонг-Мбанг и остановились в лучшей местной гостинице — это значило, что там есть проточная вода, а на потолке в номере — лампочка. Рано утром на следующий день, примерно в часе езды от Абонг-Мбанга асфальтовая дорога закончилась, но лесовозы продолжали ехать нам навстречу — теперь по ржаво-красной глине. К полудню воцарилась экваториальная жара, а там, где нам попадались дождики, от дороги шел красный пар. В остальном же вокруг было настолько сухо, что красная глиняная пыль, которую поднимали проезжающие машины, оседала на придорожных деревьях подобно кровавому инею. Потом мы приехали к полицейской заставе, и нас ждал рутинный, но раздражающий обыск. Невиль справился великолепно: сделал два звонка влиятельным знакомым, отказался давать взятку, которой от нас ожидали, но мы тем не менее получили обратно паспорта всего через час. Этот парень крут, подумал я. Дорога сузилась еще сильнее, превратившись в оранжево-красную полоску земли чуть шире лесовоза, так что нам приходилось жаться к обочине всякий раз, когда мы встречали очередной грузовик, а с обеих сторон все ближе подступал лес. Примерно к полудню мы пересекли реку Кадеи, зеленовато-коричневую, медленную, уходящую в юго-восточном направлении; она напомнила нам, что сейчас мы уже в верховьях бассейна Конго. Деревеньки, через которые мы проезжали, становились все меньше и беднее на вид — совсем мало садов, почти нет скота, не торгуют ничем, кроме разве что бананов, манго или мисок с белыми чипсами из кассавы, сиротливо стоящих на столике, за которым никто не следит. Иногда дорогу перебегала коза или курица. Кроме лесовозов, нам стали попадаться и обычные грузовики с плоскими платформами, перевозящие доски; я вспомнил рассказы, что в таких грузовиках иногда тайком перевозят дикое мясо на черные рынки Яунде и Дуалы. (Фотограф и активист Карл Амманн рассказал об этой тактике, предъявив фотографию, сделанную на перекрестке дорог здесь, на юго-востоке Камеруна: водитель выгружал руки и ноги шимпанзе из моторного отсека своего лесовоза. Эта фотография была опубликована в книге Дейла Питерсона Eating Apes («Поедание человекообразных обезьян»); по подсчетам Питерсона, люди, живущие в бассейне Конго, ежегодно употребляют в пищу около 5 миллионов метрических тонн дичи. Немалая часть этого дикого мяса, — хотя никто точно не знает, какая, — выезжает из лесов контрабандой, на лесовозах.) Кроме грузовиков, на этой грунтовой дороге сегодня практически не было ни одной машины. К концу дня мы добрались до Йокадумы, городка с населением в несколько тысяч человек. Название города переводится как «Упавший слон», — скорее всего, первоначально оно означало место, где удалось добыть слона[225].
Мы нашли местное отделение Всемирного фонда дикой природы; там нас встретили два серьезных камерунца, Закари Донгмо и Ансон Нжифорти. Закари показал мне цифровую карту, на которой было указано распределение гнезд шимпанзе в юго-восточном регионе страны, в том числе в трех национальных парках — Бумба-Бек, Нки и Лобеке. Гнездо шимпанзе — это просто небольшая платформа из сплетенных веток, часто — в развилке небольшого дерева, как раз достаточных размеров, чтобы обезьяна могла на ней спокойно спать. Каждая обезьяна делает себе ночью такое гнездо; матери обычно спят в одном гнезде с младенцами. Подсчет этих гнезд, которые обычно остаются нетронутыми много недель после того, как их однажды использовали, помогает биологам приблизительно оценить популяцию шимпанзе. Закономерность на карте Закари была ясна: высокая плотность гнезд (и, соответственно, шимпанзе) в парках, низкая плотность — вне парков и вообще ни одного гнезда — вблизи дорог, ведущих к Йокадуме. Причина — вырубка лесов и охота. Лесорубы прокладывают в лесах дороги, по которым приходят охотники с огнестрельным оружием, и дикие животные отступают. Закари и Ансон объяснили, что торговля идет в основном неформальная, импровизированная.
— Чаще всего нелегальная торговля происходит при личных встречах, — сказал Ансон. — Приходит к вам браконьер и говорит: «У меня есть мясо».
В коммерческих процессах активно участвуют и женщины, добавил он: немалая часть продаж обеспечивается коробейницами, женщинами, которые ходят между деревнями и торгуют вразнос. В открытую они предлагают ткани или пряности, или другие «нормальные» товары, а из-под полы — дикое мясо. Коробейница покупает мясо прямо у охотника, часто расплачиваясь пулями или дробью, и продает любому, кто проявит интерес. Торговля идет довольно бойкая, у многих из этих женщин есть мобильные телефоны. А для вывоза мяса, сказал Ансон, используются самые разные трюки. Его, например, складывают в грузовики со стручками какао, одной из важных статей экспорта в регионе. Полицию и ег