Когда снова пошел дождь, Макс, я, Сильвен и Вивьен укрылись под брезентом, лишь иногда высовывая головы, а вот Жоло из племени бака невозмутимо вел нас вперед. Мы проплыли мимо одинокого рыбака в каноэ, который как раз доставал из воды сеть. Потом — мимо еще одной деревни, где на нас тоже таращились дети. Потом дождь закончился, а сильный ветер стих; качка исчезла, и река стала совершенно ровной и коричневой, как холодный кофе с молоком в кружке. Мангровые рощи тянули к нам ветки с берега, словно осьминоги — щупальца. Я увидел нескольких цапель, но ни одного зимородка. В середине дня мы добрались до места впадения в Сангу. Земля по левому берегу становилась все ниже и ниже, а потом просто заканчивалась, уйдя под воду. Река Санга подхватила нас и закрутила; я развернулся и смотрел на юго-восточный клин Камеруна, пока он не превратился в далекую точку.
Вскоре подул теплый ветер. Мы проплыли мимо большого, поросшего лесом острова. Потом — мимо человека, который стоял в полный рост в лодке-долбленке и аккуратно греб. А затем впереди я увидел сквозь дымку белые здания. Белые здания — это кирпичи, побелка и официальные лица. Это не деревня, а целый город: Весо.
Через полчаса мы высадились в порту Весо, с бетонным трапом и стеной; на причале нас уже ждали офицер иммиграционной службы и небольшая толпа суетливых носильщиков, которым очень хотелось чаевых. Ступив на берег, мы снова оказались на территории Республики Конго. Мы заполнили иммиграционные документы на французском, потом Макс объяснился с носильщиками, так и норовившими вырвать у нас сумки, на языке лингала. Сильвен, Жоло и Вивьен куда-то исчезли. Макс был более робким, не таким волевым парнем, как Невиль, но добросовестным и серьезным, и теперь пришла его очередь служить моим посредником. Он поспрашивал там и тут в порту и скоро вернулся с отличной новостью: большой корабль, грузопассажирская баржа, которую здесь называют ле бато, отходит завтра на Браззавиль — предстоит еще много километров и не один день пути. Я хотел, чтобы мы попали на эту баржу.
Мы с Максом нашли гостиницу и с утра пошли на главный рынок Весо, расположенный в приземистом, похожем на пагоду здании из красного кирпича в нескольких кварталах от реки. «Пагода» была большой, стильной и старинной, с бетонным полом и круглым большим залом под трехслойной крышей из гофрированного металла — ее построили, должно быть, еще в колониальные времена. Рынок уже давно перерос здание, превратившись в лабиринт из деревянных лотков и прилавков с узкими проходами между ними, который занимал почти целый квартал. Дела там шли весьма бойко.
Исследование торговли диким мясом в Весо и вокруг города, проведенное в середине 1990-х двумя учеными-экспатами и их ассистентом-конголезцем, показало, что каждую неделю через этот рынок проходит 12 600 фунтов (больше 5,5 тонн) дичи. Причем в эту цифру входят только млекопитающие, без рыб и крокодилов. На первом месте с отрывом идут дукеры, на втором — приматы, хотя бÓльшая часть мяса принадлежала мартышкам, а не человекообразным обезьянам. За четыре месяца, которые длилось исследование, на рынке продали мясо восемнадцати горилл и четырех шимпанзе. Туши привозили на грузовиках и в лодках-долбленках. Весо — самый большой город на севере Конго, мясных пород коров в нем не держат, так что крупную дичь в него везут со всех окрестностей.
Мы с Максом прошлись взад-вперед по торговым рядам, обходя ямы с грязью, уворачиваясь от низких металлических крыш, прицениваясь, как в Молунду. Поскольку это был не Молунду, а Весо, товары предлагались намного более разнообразные: отрезы яркой разноцветной ткани, спортивные сумки, постельное белье, керосиновые лампы, африканские куклы «Барби», парики, DVD-диски, фонарики, зонтики, термосы, арахисовое масло (сразу оптовыми партиями), порошок фуфу, грибы в ведрах, сушеные креветки, дикие фрукты из леса, только что поджаренные пончики, бульонные кубики, соль горстями, куски мыла, лекарства, ведерки с бобами, ананасы, английские булавки, картофель. На одном прилавке продавщица разделывала живого сома с помощью мачете. Напротив нее другая женщина торговала мертвыми мартышками. Продавщицей мартышек была крупная женщина средних лет, с волосами, заплетенными в косички, одетая в коричневый мясницкий фартук поверх платья с цветочным узором. Дружелюбная, прямолинейная, она с громким шлепком бросила на прилавок прямо передо мной копченую мартышку и назвала цену. Мордочка мартышки была маленькой и кривой, глаза закрыты, губы высохли, обнажив мертвую улыбку. Разрезанная в области живота и расплющенная, она и размером, и формой напоминала обод для колеса. «Six mille francs», — сказала она. Рядом с первой мартышкой она бросила вторую, на случай, если я окажусь привередлив. За эту тоже six mille. Она говорила о франках КФА, слабой центральноафриканской валюте. Шесть тысяч франков КФА равнялись примерно 13 долларам, можно было и поторговаться, но я отказался. Еще у нее в меню был копченый дикобраз, пять дукеров и еще одна обезьяна, настолько недавно убитая, что ее мех еще лоснился, и я сумел распознать в ней белоносую мартышку.
— Это деликатес, — сказал Макс, — быстро купят.
Неподалеку по три тысячи франков за килограмм можно было купить копченое мясо кистеухой свиньи. Охота на всех этих животных (правда, без применения ловушек) и открытая торговля их мясом были в Конго разрешены. Человекообразных обезьян нигде видно не было. Если вы хотели поесть мяса шимпанзе или гориллы в Весо, это наверняка можно было устроить, но пришлось бы обговаривать в приватном порядке.
Поездка вниз по реке на бато столкнулась с задержками и затруднениями, так что через четыре дня мы с Максом снова оказались в Весо. Вернувшись на рынок, мы снова прошли через «пагоду», по узким проходам между лотками, вдоль прилавков с сомами, мартышками и дукерами, копчеными и свежими. На этот раз я увидел тачку с маленькими крокодилами; одного из них разделывали на доске. До мясного отдела рынка можно было легко добраться из любой его точки по ориентирам — ритмичному тук-тук! мачете. А потом мы снова вернулись к даме в коричневом фартуке, которая меня запомнила с прошлого раза.
— Вы вернулись, — сказала она по-французски. — Может быть, купите что-нибудь?
На этот раз она положила передо мной маленького дукера, словно бросая мне вызов: «Вы покупать пришли или смотреть?»
— Предпочитаю курицу, — весьма неубедительным тоном ответил я. — Или копченую рыбу.
Малодушие белого человека ее не удивило — она лишь улыбнулась и пожала плечами. А потом я, чисто на всякий случай, сказал:
— Но вот были бы у вас шимпанзе…
Она пропустила мои слова мимо ушей.
— Или слоны, — добавил Макс. Она сдержанно усмехнулась и повернулась к клиентам, которые на самом деле собирались что-то купить.
101
Мысли о Весо и рынке заставили Путника, каким я его представляю, отправиться в дорогу. Вот с чего началась безумная идея его безумного путешествия: Весо. Он не собирался плыть дальше. Путешествие в Весо и обратно (он собирался вернуться обратно, но жизнь решила иначе) само по себе было весьма амбициозным и рискованным планом. Но еще до того, как ему в голову пришла идея с Весо, произошла головокружительная случайность со слоном. Весо, может быть, и тянул его к себе, но подтолкнули его туда слоновьи бивни.
Он не искал слоновую кость. Она, по сути, сама его нашла. Однажды он поднялся вверх по течению Нгоко и поставил сеть в устье мелкого притока, который шел со стороны Конго. Стояла засуха, если точнее, заканчивался длинный засушливый сезон в начале марта. Вода в реке была низкой, медленной и теплой, и поэтому он подумал, что освежающее течение притока привлечет больше рыбы. Как оказалось, не привлекло. Улов едва-едва оправдал его усилия. Так что днем он решил пойти вглубь леса вдоль ручья в поисках маленьких прудиков, где могут найтись попавшие в ловушку рыбешки. Он ушел по грязным берегам почти на километр в лес, пробираясь сквозь колючие лианы и сплетения корней; прудики действительно нашлись, но рыбы в них не было. Неприятно, но неудивительно. Он остановился, чтобы перевести дыхание, выпил горсть воды из реки, чтобы освежиться, и хмуро посмотрел вперед, думая, идти ли дальше. Тут он и увидел огромную серую гору на дне ручья метрах в сорока впереди. Вы или я могли бы подумать, что это просто гранитная глыба. Но на севере Конго и юго-востоке Камеруна нет гранитных глыб, и Путник ни разу в жизни не видел гранита. Он сразу понял, что это такое: слон. Его сердце заколотилось, и первой инстинктивной реакцией было убежать.
Но он стоял и смотрел, не отрываясь. Ноги не слушались. Он остановился, сам не зная, почему. Он чувствовал вокруг страх, но не свой. А потом он понял, что же не так: слон лежал, причем в таком положении, в котором обычно не спят. Мордой в грязь, хобот набок, нога повернута наверх. Путник осторожно подошел к слону. Заметил фиолетово-красные дыры в боках и животе. Из одной дыры торчало копье племени бака. Потом он заметил, что зверь упал на левое плечо, и его передняя нога с той стороны выгнута под очень странным углом. Стоя в десяти метрах от него, Путник уже понимал, что слон мертв.
Большой самец средних лет, с хорошими бивнями. Остался умирать и гнить посреди реки. Путник задумался, как же такое случилось. Скорее всего, его убили охотники из племени бака, но не совсем убили, а просто смертельно ранили. Слон вырвался и убежал, а для этого ему наверняка пришлось убить одного или двоих охотников, окруживших его. Остальные, наверное, просто не захотели за ним гнаться. Может быть, это случилось на северном берегу реки. Может быть, слон, раненый, в отчаянии, переплыл ее. Но если охотники-бака сумели его выследить, перебрались сюда и вот-вот появятся здесь — ему точно не поздоровится. Найдя Путника рядом с дорогим трофеем, бака сплошь утыкают копьями и его. Так что он работал быстро. Он занес мачете над мордой слона и начал разрубать мясо и хрящи, раскрыв уродливую пасть, которая выглядела уже не слоновьей, а чудовищной, людоедской; через полчаса ему удалось вырвать оба бивня. Они поддались со звуком рвущегося мяса, как и любой зуб, извлекаемый из челюсти.