Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него — страница 96 из 116

мобей, — и встретился с одиноким бобанги, который, как и Долговязый Мальчик, совершил возмутительное преступление: заглянул в его каноэ. В отличие от Долговязого Мальчика, этот человек услышал Путника и обернулся.

Его виски были седыми, а левый глаз — мутновато-синим. Правый глаз выглядел здоровым. Он был стар, но еще не настолько стар, чтобы стать совершенно безобидным — тело его все еще выглядело сильным. Он держал небольшой железный нож (мачете у него, правда, не было), а на шее висел мешочек из звериной шкуры. Он был похож на волхва или чародея. Он уже развернул бивни Путника. Путник знал, что вдоль реки живет множество бобанги, кто-то может слышать его даже сейчас. Он оказался в ловушке. Он вспомнил тошнотворный звук мачете, раскроившего череп Долговязого Мальчика, и очень быстро принял решение: пойти на отчаянный компромисс. Он обратился к синеглазому незнакомцу на языке лингала, не уверенный, что бобанги сможет его понять.

Я дам тебе один бивень, — сказал Путник.

Ответа не последовало.

Я дам тебе один бивень, — повторил он, очень четко произнося каждое слово. — Отнеси его своему вождю. Или… не относи.

Он замолчал, давая синеглазому время на раздумья.

Один бивень, — сказал он и поднял палец. — Или я убью тебя и оставлю себе оба.

Снова молчание. Путник уже стал жалеть, что просто не раскроил незнакомцу череп, — по крайней мере, не попытался, какими бы ни были последствия. Но потом синеглазый снова повернулся к каноэ Путника. Он покопался там, отбрасывая в сторону листья, и забрал один из бивней. Погладил его рукой, проверяя гладкую, прохладную поверхность, и, похоже, остался доволен. Путник смотрел на него, мысленно уговаривая, чтобы он поскорее ушел. Ладно. Забери его. Уходи. Но нет, незнакомец снова нагнулся над лодкой и забрал оттуда копченую рыбину. Он посмотрел на Путника с бесстыдной, даже веселой наглостью. Синий глаз дернулся — или это он ему подмигнул? Незнакомец забрал бивень и рыбу и ушел.

Той ночью Путник пошел дальше по реке через территорию бобанги, проскользнув мимо большой деревни, которая стояла в устье Санги, там, где эта река впадала в другую, невообразимо огромную — Конго. Он изумился, увидев при свете дня многочисленные переплетающиеся протоки, островки и сильные течения. Это был словно целый пучок рек, а не одна. Он стал грести еще сильнее, чем раньше, но вместе с тем и осторожнее, следя за водоворотами, которые легко могли перевернуть или затянуть каноэ. Путник держался подальше от других лодок. Видя людей на плотах, он подплывал поближе, чтобы можно было докричаться, предлагал на продажу рыбу, искал информацию. Однажды Путник увидел пароход, похожий на огромный дом; он плыл вверх по реке, внутри тупо стучала машина, на палубе виднелись пассажиры и тюки с грузом. Это было так странно. Но Путник уже успел увидеть много всего странного — расплескавшиеся мозги мальчика, рынок в Весо, синеглазого вора-бобанги, — и его мало что могло по-настоящему изумить. Управлял огромной лодкой белый человек. Путник отошел от нее подальше, к противоположному берегу.

Река шла дальше к югу. Он попал на территорию тио, более сговорчивого народа, чем бобанги, — они рады поторговать, но не требуют для себя монополии, судя по тому, что удалось узнать Путнику. Может быть, тио ведут себя скромнее потому, что живут возле такой огромной реки. Никто не может назвать себя единоличным владельцем этой реки. Даже никакое племя. Там Путник увидел десятки других лодок. Ему открылся целый новый мир. Множество каноэ, еще несколько пароходов, люди, которые кричат и торгуются друг с другом, передавая товар из лодки в лодку. Лабиринт из протоков, оживленное судоходство, большое расстояние от Весо — все это сделало Путника достаточно уверенным в своей анонимности и безопасности, и он снова начал путешествовать днем, а не ночью, что оказалось весьма кстати в этих суровых водах. Он продавал свежую рыбу лодочникам-тио и обменивал рыбу на маниок. А еще он вел разговоры. Да, я прибыл с верховьев реки, очень издалека. Но не говорил, что это за река. Не говорил ни слова о слоновой кости. Он собирал информацию, мало что рассказывая о себе. Он уже очень устал.

У него появилась промежуточная цель — между «пережить этот день» и «получить награду за все преодоленные трудности». Точнее, у него появился пункт назначения: место под названием Браззавиль. Большой город в нескольких днях пути вниз по реке. На правом берегу, рядом с огромным озером. Он сразу поймет, увидев его, по крайней мере, так ему объяснили. На левом берегу, по ту сторону озера, тоже есть большой город, но им владеют бельгийцы.

Кто такие бельгийцы? — спросил он. — Племя такое, как бобанги?

Хуже. А вот Браззавиль — хорошее место, чтобы продать и рыбу, и что угодно, что у тебя есть.

И вот Путник добрался до места. Обошел последнюю излучину, добрался до огромного озера, где река казалась вширь таких же размеров, как и вдаль, обошел большой остров справа, как ему сказали, и увидел белые здания на правом берегу, некоторые из них вдвое выше, чем обычный дом, выше даже, чем круглый крытый рынок в Весо. Он поплыл в сторону белых зданий. Подобравшись ближе, он какое-то время держался на почтенном расстоянии, дрейфуя, наблюдая, прошел мимо доков, мимо больших лодок и суетившихся рабочих и сошел на берег в тихом месте. На него уставились несколько детишек, но детишки постоянно на все таращатся, а больше его никто и не заметил. Люди были заняты, и ни один взрослый не обратил внимания на сильного молодого баквеле в изношенной одежде, сошедшего на берег. С собой он привез череп крокодила, красивый слоновий бивень и половину лодки гнилой рыбы.

Он вышел из воды и остался стоять в одиночестве. Никто не поприветствовал его.

Никто не знал, какой подвиг он совершил. Никто не сравнивал его с Льюисом и Кларком. Никто не провозгласил его Марко Поло верхнего бассейна Конго. Никто не знал, что он был, словно Гек Финн и Джим, словно Джон Уэсли Пауэлл на реке Колорадо, словно Тедди Рузвельт на реке Сомнения, словно Фрэнк Борман, облетевший вокруг Луны на «Аполлоне-8», словно Ричард Кимбл из сериала «Беглец». Никто об этом ничего не знал.

Путник вошел в город и продал слоновий бивень в первый же день, получив за него 120 медных палочек — хорошая цена, подумал он, но большой радости сделка ему не принесла. За череп крокодила скупщик слоновой кости по доброте душевной предложил еще десять медных палочек. Он купил немного пальмового вина, напился допьяна, ему это совсем не понравилось, и больше он никогда не пил. Остальные деньги он отложил про запас и растрачивал не спеша, пока они все не закончились. Он прибыл в конечную точку путешествия.

Он поселился в Пото-Пото, районе к востоку от центра города, где жило много приезжих из верховий реки, и нашел работу в порту. Он нашел друзей, обжился. Городская жизнь ему нравилась. Он стал частью местного колорита — самоуверенный, по-своему очаровательный речной житель, который любил рассказывать истории. Никто здесь не видел в нем отверженного, сына колдуньи. Никто даже и не подозревал, что когда-то он был угрюмым одиночкой. Никто не знал его настоящего имени, потому что он выдумал себе новое. А еще никто, даже он сам, не знал, что вместе с ним в Браззавиль прибыл новый элемент жизни, новое обстоятельство — вирус в его крови. Или, если конкретнее, он принес с собой ВИЧ-1 группы M.

Семь, восемь, девять лет спустя, под конец своей жизни, Путник по-прежнему рассказывал свои истории друзьям, знакомым и нескольким женщинам, с которыми у него сложились более или менее долгосрочные связи: о Мертвом Слоне, о Португальце-Полукровке, о Долговязом Мальчике, о Крокодиле, о Синеглазом Бобанги. Долговязый Мальчик постепенно превратился во взрослого силача, а Крокодил — в настоящего Левиафана. Никто не оспаривал его слов. Они знали, что он прибыл по реке и что путешествие было опасным. Крокодилий череп, который мог бы опровергнуть рассказ Путника, был давно продан. За эти годы он переспал с тринадцатью женщинами; все они были изфам либр. Одна из них, молодая девушка-тио, недавно приплывшая в Браззавиль из деревни выше по реке, поняла, что любит его больше, чем свободу, и стала его женой. В какой-то момент он заразил ее вирусом. Заразил он и еще одну женщину, профессионалку, которая жила в маленьком домике в районе Баконго, к западу от центра города; он изредка навещал ее, когда его жена была беременна. Остальные одиннадцать женщин встречались с ним совсем недолго, и им повезло. Они остались ВИЧ-отрицательными. Личный показатель R0 у Путника, соответственно, составил ровно 2,0. Его очень любили, и когда он заболел и умер, все жалели его и молодую жену.

Подруга Путника из Баконго была жизнерадостной, милой и амбициозной. Она перебралась на другой берег озера, в Леопольдвиль, где ее ждала успешная, пусть и не очень долгая карьера.

102

Если вирус добрался до Леопольдвиля примерно в 1920 г., у нас все равно остается промежуток в сорок лет до ZR59 и DRC60, самых ранних архивных секвенций ВИЧ. Что произошло за это время, мы не знаем, но доступные данные позволяют нам примерно описать возможное развитие событий.

Вирус прятался в городе. Размножался в людях. Передавался между ними половым путем, а также, возможно, при повторном использовании игл и шприцов для лечения хорошо известных заболеваний вроде сонной болезни. (Подробнее об этой версии — ниже.) Каким бы ни был основной способ передачи, ВИЧ, скорее всего, вызывал иммунодефицит и в конце концов приводил к смерти большинства или всех заразившихся, если, конечно, они не умирали раньше по иным причинам. Но он еще не был настолько заметен, чтобы его можно было распознать как совершенно новое явление.

Возможно, он так же медленно распространялся и в Браззавиле, на другом берегу озера, чему тоже способствовали менявшиеся сексуальные нравы и программы терапевтических инъекций. Возможно, он все еще прятался в деревнях на юго-востоке Камеруна и в других местах в верховьях Санги.