«А, нет, этот шимпанзе умер».
«Нет, этот шимпанзе умер. Еще в 2006 году».
«Этот тоже умер».
Кил вспоминал, как спросил себя: «Что там творится?» Часть ответа на свой вопрос он получил, увидев обновленный список умерших. Волна безвременных смертей прокатилась среди ВИО-положительных шимпанзе из колонии Гомбе.
Вместе с коллегами из лаборатории Хан он недавно написал план доклада, который собирался сделать на собрании, а потом на его основе уже работать над журнальной статьей. В черновике доклада, вспоминал Кил, была фраза вроде: «Похоже, инфекция не представляет смертельной опасности для шимпанзе». Они отправили черновик своим партнерам в Гомбе и получили быстрый ответ — имена еще семи умерших шимпанзе, о которых Кил даже не знал. Он выбросил черновик, хорошенько подумал о том, что же делать дальше, и в тесном сотрудничестве с Гомбе и штабом в Миннесоте начал собирать более полные данные. А потом они уже посмотрят, к чему это все приведет.
Примерно в то же время, весной 2008 г. Кил узнал о необычных результатах патологоанатомического исследования тканей одной из умерших шимпанзе из Гомбе. Самку звали Иоланда, ей было двадцать четыре года. Она заболела неизвестной болезнью в ноябре 2007 г., спустилась с гор и осталась чахнуть поблизости от исследовательского центра. Люди пытались ее кормить, но Иоланда отказывалась от еды. Она сидела под дождем в густых зарослях, ослабшая, несчастная, а потом умерла. Ее тело поместили в холодильник. А через два месяца разморозили для вскрытия.
Вскрытие проводила Джейн Рафаэль, танзанийка-ветеринар из исследовательского центра Гомбе-Стрим, имевшая специальную подготовку. Она не знала, больна ли Иоланда ВИО, так что приняла все необходимые меры безопасности. Рафаэль оделась в тайвековый костюм, две пары перчаток, респиратор N95, прозрачный лицевой щиток и резиновые сапоги. Она вскрыла живот Иоланды, потом разрезала ребра и раздвинула их широко в стороны, чтобы посмотреть на внутренности.
— Главной проблемой оказалась брюшная полость, — рассказала мне Рафаэль два года спустя, когда мы сидели в ее маленьком кабинете, откуда открывался вид на озеро Танганьика. — Было очень похоже на перитонит. Кишки словно слиплись вместе.
Рафаэль, немногословная женщина с аккуратно заплетенными в косички волосами, в платье с цветочным узором, очень тщательно подбирала слова. Она рассказала, как разделяла слипшиеся кишки руками, не снимая перчаток.
— Это было необычно, — сказала она. Похоже, операция надолго врезалась ей в память. — Мышцы под тазом были сильно воспалены. Красные. А еще в них были какие-то черные точки.
Что стало причиной воспаления? Рафаэль снова была очень осторожна с ответом — у нее недостаточно данных, так что она не знает.
Закончив осмотр, она взяла образцы тканей практически из каждого органа: селезенки, печени, кишечника, сердца, легких, почек, мозга, лимфоузлов. Для ВИО-положительных случаев, сказала она, особенно важны именно лимфатические узлы. Невооруженному глазу казалось, что лимфоузлы Иоланды выглядят нормально, но гистопатологи позже развеяли эту иллюзию. Некоторые образцы, сохраненные в RNAlater, отправили Беатрис Хан. Другие, вымочив в формалине, отправили патологоанатому в Чикаго. Когда результаты обоих исследований собрали вместе, общепринятые идеи о ВИО в шимпанзе оказались поставлены под сомнением.
— Раньше говорили, что обезьяны заражаются, но не болеют, — сказала мне Рафаэль. — Иоланда заставила меня в этом усомниться.
Я отправился вслед за сохраненными в формалине образцами в Чикаго; Карен Терио, патологоанатом, работавшая с ними, показала мне небольшую часть данных. Терио выучилась на ветеринара в одной из лучших ветеринарных школ страны, потом отработала резидентуру и защитила докторскую диссертацию по патологии, специализируясь на болезнях, которые передаются между разными видами животных. Она работала в Университете Иллинойса и консультировала зоопарк «Линкольн-Парк», который помогает с проектом по наблюдению за здоровьем животных в Гомбе. Именно поэтому лимфоузлы и другие образцы тканей Иоланды отослали Терио, чтобы узнать ее экспертное мнение. Терио нарезала ткани, отдала их лабораторным техникам для подготовки и окрашивания, а потом стала рассматривать слайды.
— Я просто поразилась, когда не смогла найти лимфоциты, — сказала она мне. — Увидев первый лимфоузел, я подумала: «Хм-м, как странно».
Она попросила начальника тоже посмотреть в микроскоп. Он посмотрел и согласился с ней: тут что-то не так. Она позвонила коллеге из зоопарка «Линкольн-Парк», Элизабет Лонсдорф, которая возглавляла там департамент диких африканских обезьян, занимавшийся в том числе и проектом в Гомбе.
— У нас проблема, — сказала Терио. — У нее нет лимфоцитов.
— Это значит то, что я думаю?
— Да. Поражения тканей у этого животного похожи на последнюю стадию — СПИД.
Они с Лонсдорф позвонили Беатрис Хан. Первый вопрос, который задала им Хан: «Вы уверены?» Терио была совершенно уверена, но решила переслать остальным по электронной почте фотографии слайдов, чтобы они сами убедились. Брэндон Кил тоже присоединился к делу. Терио отправила сами слайды другому помощнику, эксперту по патологиям иммунной системы, чтобы тот уточнил диагноз. Все пришли к согласию, и после того, как им сообщили, какому животному принадлежал закодированный образец, был поставлен диагноз: шимпанзе Иоланда, умершая в двадцать четыре года, была ВИО-положительной и страдала от иммунодефицита.
Пригласив меня присесть возле большого двухобъективного микроскопа Olympus, Карен Терио достала те самые слайды, которые показывала Хан и Лонсдорф. Со своего места у микроскопа она могла управлять курсором, маленькой красной стрелочкой, чтобы показывать мне, на что именно мы сейчас смотрим. Сначала она для сравнения показала мне тонкий срез лимфоузла нормального, ВИО-отрицательного шимпанзе. Он напоминал торфяное болото с высоты птичьего полета, кочковатое, с зарослями сфагнума и черники, плотное, насыщенное, с небольшими топями и ручейками. Ткань была окрашена в сиреневый цвет и пересыпана темно-синими точками. «Точки, — объяснила Терио, — это лимфоциты в своем здоровом изобилии. Там, где они расположены особенно плотно, они объединяются в фолликул — что-то вроде мешочка с жевательным мармеладом». Она ткнула красной стрелочкой в фолликул.
А потом она положила под объектив другой слайд — со срезом из лимфоузла Иоланды. Он напоминал не торфяное болото, а пустыню с редкими кустарниками и пересохшим руслом реки, в которой дождь в последний раз шел давным-давно.
— М-м-м, — протянул я.
— По сути, тут осталась одна соединительная ткань, — сказала Терио. То есть, проще говоря, только поддерживающий каркас — без работающих внутренних механизмов. Сухой и пустой. — У этого животного осталось очень, очень мало лимфоцитов.
— Ага.
— А еще он коллапсировал. Видите, весь лимфоузел словно провалился внутрь себя, потому что его ничего не держит.
Маленькая красная стрелка одиноко бродила по пустыне. Ни сфагнума, ни фолликулов, ни маленьких синих точек. Я представил, как Карен Терио в апреле 2008 года разглядывает эти образцы в одиночку — и первой видит доказательства того, что версия о непатогенном ВИОcpz, продвигаемая учеными по всему миру, просто неверна.
— Вы сидели на этом же месте, смотрели на образец…
— И я сказала: «О, нет».
106
Открытие Терио, полевые данные из Гомбе и молекулярный анализ из лаборатории Хан — все это оказалось задействовано в статье, опубликованной в журнале Nature летом 2009 г. Первым в списке авторов стоял Брэндон Кил, последней — Беатрис Хан. Название сразу привлекало внимание: «Increased Mortality and AIDS-like Immunopathology in Wild Chimpanzees Infected with SIVcpz» («Повышенная смертность и СПИД-подобная иммунопатология у диких шимпанзе, инфицированных ВИОcpz»). Я лично — и не один я — называю ее просто «статьей о Гомбе». В длинном списке соавторов значились Карен Терио, начальник Терио, Элизабет Лонсдорф, Джейн Рафаэль, двое старших коллег Хан, эксперт по клеточной патологии приматов, научный директор Гомбе и сама Джейн Гудолл.
— Ну, я должна была поставить там свое имя. Но сначала я долго-долго говорила с Беатрис, — рассказала мне Джейн. — Она собиралась опубликовать статью во что бы то ни стало.
Поняв, что неизбежного не отсрочишь, доктор Гудолл поставила свою подпись — во имя науки.
В статье был сделан важный вывод: вопреки первоначальным предположениям Кила, риск смерти у ВИО-положительных шимпанзе в Гомбе значительно выше. Из восемнадцати особей, умерших за время исследований, семь были ВИО-положительными. С учетом, что ВИО были заражены менее 20 процентов популяции, и поправкой на естественную смертность в том или ином возрасте, получалось, что риск смерти у ВИО-положительных шимпанзе в десять-шестнадцать раз выше. Еще раз: в десять-шестнадцать раз. Общие цифры были небольшими, но вот разница — значительная. Зараженные животные умирали. Более того, у ВИО-положительных самок рождаемость оказалось сниженной, а младенческая смертность — повышенной. И это еще не все: у трех особей, которым сделали вскрытие, в том числе и у Иоланды (хотя ее имя названо не было), обнаружили потерю лимфоцитов и другие поражения тканей, похожие на последнюю стадию — СПИД.
Авторы осторожно, но твердо заявили, «что ВИОcpz оказывает существенное негативное воздействие на здоровье, репродуктивные способности и продолжительность жизни шимпанзе в дикой природе»[228]. Итак, это не безвредный пассажир. Это убийца человекообразных обезьян, и для них это такая же проблема, как и для нас.
107
Итак, вот что мы с вами уже знаем. Пандемия СПИДа началась с единственного случайного события. Во время этого события кровь шимпанзе контактировала с кровью человека. Оно случилось на юго-востоке Каммеруна примерно в 1908 г., плюс-минус несколько лет. Это событие привело к пролиферации штамма вируса, известного ныне как ВИЧ-1 группы M. Этот вирус был, скорее всего, смертелен для шимпанзе и до преодоления межвидового барьера, и он стал смертелен для людей. С юго-востока Камеруна он добрался, скорее всего, с людьми, путешествовавшими по рекам Санга и Конго, — до Браззавиля и Леопольдвиля. А оттуда уже распространился по всему миру.