Корн нервно кусал губы, в упор глядя на неподвижное тело, лежащее на койке. Видно было, что он с трудом скрывает нетерпение и привычная выдержка отказывает. Впрочем, Корна можно понять. Никогда еще он не находился так близко от своей цели. И единственное, что его от нее отделяло – странное состояние вадера, не спещащего выходить из анабиоза. Но все же Корн кивнул, соглашаясь с доводами врача.
– Сообщи, если его состояние изменится в худшую или лучшую сторону, – бросил он Томасу и покинул медотсек.
Повинуясь невольному порыву, я подошла к койке и осторожно взяла вадера за руку. Осознание того, что прикасаюсь к живому воплощению тех, кого мой народ считал богами, заставляло все внутри трепетать. И в то же время я ощущала нечто родственное с этим мужчиной. В моих жилах тоже течет кровь вадеров, и это заставляло воспринимать его не только как объект исследования или интересную находку. Хотелось помочь этому мужчине выкарабкаться, а потом адаптироваться в чуждом для него мире.
Попыталась ощутить отголоски его эмоций, но чувствовала лишь пустоту и едва уловимые разряды, от которых у меня чуть покалывало подушечки пальцев. Так обычно бывает, когда прикасаешься к тому, кто крепко спит. Но радовало одно – если есть эти колебания, значит, существует шанс, что разум не умер окончательно. Хотя можно ли быть в этом уверенной? Вадеры намного сильнее ментально, чем самый сильный из таринов. Возможно, даже с пораженным мозгом могут излучать ментальные волны.
– Тани, отойди от него, – недовольно произнес Рендал.
Я с недоумением посмотрела на него и поймала хмурый взгляд.
– Это существо может быть опасно, – сказал он.
– Он не существо, – я тоже нахмурилась. – Просто тот, кто нуждается в помощи. Любой из нас мог оказаться в подобной ситуации.
Я решительно взглянула на Дафи с Томасом.
– Его стоит привести в порядок, – провела рукой по сильно отросшим волосам вадера, настолько длинным, что они спускались с койки до пола.
– Ты это делать точно не будешь, – заявил Рендал и кивнул Томасу. – Пусть этим займутся медики. Пойдем. У нас найдется куча других дел. Твоя помощь понадобится в исследовании подземной лаборатории.
Я с неохотой последовала за ним, напоследок взглянув на вадера.
– Позаботься о нем, – сказала подруге.
– Это моя работа, – деловитым тоном сказала Дафи и улыбнулась. – Не переживай. Мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы ему помочь.
***
Когда они остались одни, Дафи решительно отодвинула Томаса от больного и отобрала ножницы. Ее чувствительная натура несостоявшегося стилиста буквально вопила от протеста, глядя на то безобразие, что неумелый горе-парикмахер творил с волосами несчастного.
– Давай, я сама. А ты лучше приподними его за плечи, чтобы мне было удобнее.
Томас с заметным облегчением передал ей инструмент. Лавры парикмахера его явно не прельщали. Дафи же с энтузиазмом художника, работающего над вдохновляющей его картиной, взялась за дело. Ее саму интересовало, что же скрывается под всеми этими зарослями. Все остальное мигарка уже успела оценить по достоинству, пока велся осмотр пациента. И высокую, атлетически сложенную фигуру, пусть и с не слишком развитыми мускулами, и резкие, но не лишенные привлекательности черты лица – по крайней мере, то, что можно было разглядеть сквозь неряшливую бороду.
У незнакомца были круто изогнутые темные брови, контрастирующие с более светлым цветом волос, прямой, чуть длинноватый нос с небольшой горбинкой. Губы, к сожалению, пока разглядеть нормально не удавалось. Дафи чувствовала себя скульптором, отсекающим все лишнее, чтобы получить желаемый результат. Даже уже ставшей привычной неприязни к мужчинам она сейчас не испытывала. Да и как мужчину вадера пока не воспринимала. Перед ней был фактически полутруп. Всего лишь пациент, который нуждался в помощи. Так что даже вставляла в процессе работы какие-то снисходительные фразочки, словно вадер был ребенком или домашним питомцем, внешний вид которого она приводила в порядок:
– Ну что, малыш, готовься! Скоро я из тебя конфетку сделаю! И все это безобразие нам совершенно не нужно, да? Вот же отрастил копну! Уверена, что если бы ты проснулся раньше, то даже голову бы не смог поднять под такой-то тяжестью!
Томас только хмыкал, удерживая их необычного пациента так, чтобы Дафи было удобнее стричь. Покончив с волосами и оставив их пока на уровне плеч (сделать короткую стрижку в таком состоянии было довольно проблематично), мигарка скорчила гримаску отвращения и приступила к удалению растительности на лице. Она вообще не любила бородатых и усатых мужчин, так что тут собиралась быть беспощадной – уничтожить это безобразие на корню. Пришлось немало попотеть, пока лицо вадера осталось гладко выбритым и удовлетворило придирчивую девушку.
Отступив на шаг, она довольно оглядела работу, изучая теперь полностью открытые черты. Подбородок был узковат, что лишь усугубляло хищность черт. Зато губы оказались на удивление безукоризненной формы. Не слишком большие, но и не маленькие, четко-очерченные, сейчас находящиеся в расслабленном состоянии, смягчающем все лицо. Выглядел вадер теперь каким-то беззащитным и умиротворенным. Дафи даже ощутила несвойственную ей обычно нежность. Захотелось прикоснуться к его губам, очертить подушечками пальцев их контуры, исследовать каждую черточку странного лица, словно сотканного из противоречий, и этим невольно приковывающего взгляд.
Интересно, какой характер был у этого вадера, когда он вел нормальную жизнь? Был ли он ученым в той лаборатории, или одним из обслуживающего персонала, или военным, защищающим базу? Она поймала себя на том, что вот уже с минуту просто стоит и заворожено пялится на чужого мужика, к которому недавно испытывала лишь жалость и любопытство.
Томас уже отошел от вадера и занялся более детальным изучением сделанных анализов. Поэтому Дафи воспользовалась тем, что никто на нее не смотрит, и сделала шаг теперь уже вперед. Склонилась над пациентом и сделала то, чего втайне хотелось – протянула руку и коснулась его лица. Осторожно провела по гладкой щеке, отмечая, что кожа у вадера имеет легкий золотистый оттенок. Точно не загар – откуда бы ему взяться в анабиотической капсуле. Значит, это его природный цвет кожи. Русые волосы тоже имели легкий золотистый отлив и гармонировали со всем обликом вадера. Дафи уже знала, какие они на ощупь – немного жесткие, но густые и шелковистые. К ним приятно было прикасаться, пропускать между пальцами.
Не успела она сама поразиться таким странным мыслям, как веки вадера разомкнулись, и на девушку в упор уставились глаза, при виде которых она издала полузадушенный возглас. Лилово-фиолетовые, большие и выразительные, они в упор уставились на мигарку, изучая ее так же пристально, как только что она изучала его самого. Глаза цвета аметистов. Те самые, что не раз уже являлись во сне.
Судорожно сглотнув и испытывая несвойственное ей смущение, Дафи отпрянула от мужчины и опрометью бросилась прочь, напоследок крикнув Томасу, что позовет Тани и Корна. Только оказавшись там, где пронзительные аметистовые глаза уже не могли ее видеть, Дафи остановилась и прислонилась к стене одного из коридоров. Внутри бушевала такая буря эмоций, что ей трудно было разобраться в самой себе.
Неужели Тайдра не солгала и вадер на самом деле тот, кто предназначен судьбой? Да она сама столько времени пыталась найти мужчину с аметистовыми глазами и сердилась, каждый раз разочаровываясь. Так почему теперь вместо удовлетворения и радости в душе царит самое настоящее смятение? Наверное, Дафи бы предпочла, чтобы предсказание старшей сестры не сбылось. Тогда бы она могла и дальше все сильнее обрастать защитной раковиной и уверяться мыслью, что никогда и ни за что не впустит ни одного мужчину в свое сердце.
Только вот как быть с теми чувствами, какие вызвал конкретно этот? Ведь даже до того, как вадер открыл глаза, она испытала нечто странное. Ее потянуло к нему, и привычной неприязни не было. Или может, дело было в том, что он не казался угрозой. Всего лишь бесчувственным телом, которое вполне могло так и не пробудиться к нормальной жизни. И из-за этого опасности в нем Дафи не увидела, позволила себе лишнее.
И как теперь быть со жгучим стыдом и страхом, что она испытывает? Боится оказаться снова рядом с ним, почувствовать на себе чужой, завораживающий, нечеловеческий взгляд, будто проникающий в самую душу. Вадеры ведь прекрасные менталы. Что если он ощутил то, что испытывала она? И теперь внутренне смеется над жалкой туземкой, какой, небось ее воспринимает.
А ведь, в сущности, так и есть! Для него она низшее существо, не стоящее особого внимания. Да узнай он о том пророчестве, какое ей сделали, посмеялся бы только и вряд ли стал скрывать свое презрение! Он вадер. Его сородичей многие цивилизации считали высшими существами, а то и богами. А кто она? Та, в ком большинство видит лишь объект для приятного времяпрепровождения. Нет, лучше и мысли не допускать о том, что он и правда ее судьба! Держаться от вадера как можно дальше и даже виду не подавать, что думает о чем-то подобном.
Несколько раз вдохнув и выдохнув, Дафи связалась с Корном и Таниэль, сообщила им о том, что вадер очнулся. А потом, как-то разом сгорбившись, что было ей совершенно несвойственно, потерянно побрела в технический отсек, чтобы занять себя работой. Пусть даже все внутри ныло от желания вернуться в лазарет и узнать как можно больше о странном существе, одним своим появлением все перевернувшем в ее жизни.
***
В медотсек я заходила с бешено колотящимся сердцем. Трудно передать, какое волнение испытывала сейчас. Произошло то, чего даже представить не могла и за что отдали бы все жрецы моего народа. Возможность лично встретиться и побеседовать с одним из Великих! Мы с Рендалом и Майклом Корном переступили порог помещения и тут же уставились на сидящего на койке вадера, над которым хлопотал Томас.