С головокружительной высоты мачт, качавшихся над палубами судов, я обозревал сверкавшую на солнце поверхность моря, радужные переливы коралловых рифов, поднимавшихся из бирюзовой пучины, и направлял корабли в спасительную гладь зеркальных лагун, где приходилось бросать якорь чуть ли не у корней пальм, растущих на самом берегу. И я же дрался на забытых полях сражений более древней эпохи, когда солнце закатилось над битвой, которая не прекратилась, а продолжалась в ночные часы при мерцании звезд и пронзительном, холодном ветре, тянувшем со снеговых вершин, -- но и этой стуже не удалось охладить пыл бойцов; потом я опять видел себя маленьким Дэррелем Стэндингом, босоножкой, бегающим по весенней траве фермы в Миннесоте. В морозные утра, задавая корм скотине в дымящихся животным паром стойлах, я отмораживал себе пальцы, а по воскресеньям со страхом и благоговением слушал проповеди о Новом Иерусалиме и муках адского пламени.
Now, the foregoing were the glimpses and glimmerings that came to me, when, in Cell One of Solitary in San Quentin, I stared myself unconscious by means of a particle of bright, light-radiating straw.
Вот что грезилось мне, когда в одиночной камере No 1 Сан-Квэнтинской тюрьмы я доводил себя до потери сознания созерцанием блестящего кусочка соломы.
How did these things come to me?
Как мне могло привидеться все это?
Surely I could not have manufactured them out of nothing inside my pent walls any more than could I have manufactured out of nothing the thirty-five pounds of dynamite so ruthlessly demanded of me by Captain Jamie, Warden Atherton, and the Prison Board of Directors.
Уж конечно, я не мог построить своих видений из чего-либо, находящегося в стенах моей темницы, как не мог создать из ничего тридцать пять фунтов динамита, который так безжалостно требовали от меня капитан Джэми, смотритель Этертон и комитет тюремных директоров.
I am Darrell Standing, born and raised on a quarter section of land in Minnesota, erstwhile professor of agronomy, a prisoner incorrigible in San Quentin, and at present a death-sentenced man in Folsom.
Я -- Дэррель Стэндинг, родившийся и воспитанный на участке земли в Миннесоте, бывший профессор агрономии, неисправимый узник Сан-Квэнтина, а в данный момент -приговоренный к смерти узник Фольсома.
I do not know, of Darrell Standing's experience, these things of which I write and which I have dug from out my store-houses of subconsciousness.
Из опыта Дэрреля Стэндинга я не знаю вещей, о которых пишу и которые откопал в подвалах моего подсознания.
I, Darrell Standing, born in Minnesota and soon to die by the rope in California, surely never loved daughters of kings in the courts of kings; nor fought cutlass to cutlass on the swaying decks of ships; nor drowned in the spirit-rooms of ships, guzzling raw liquor to the wassail-shouting and death-singing of seamen, while the ship lifted and crashed on the black-toothed rocks and the water bubbled overhead, beneath, and all about.
Я -- Дэррель Стэндинг, рожденный в Миннесоте и которому вскоре придется умереть на веревке в Калифорнии, -- конечно, никогда не любил царских дочерей в царских чертогах, не дрался кортиком на зыбких палубах кораблей, не тонул в спиртных кладовых судов, лакая водку под пьяные крики и песни матросов, в то время как корабль с треском напарывался на черные зубцы утесов и вода булькала и пузырилась сверху, снизу, с боков, отовсюду.
Such things are not of Darrell Standing's experience in the world.
Это все -- не из опыта Дэрреля Стэндинга на этом свете.
Yet I, Darrell Standing, found these things within myself in solitary in San Quentin by means of mechanical self-hypnosis.
И все же я, Дэррель Стэндинг, отыскал все это в своем "я", в одиночке Сан-Квэнтина, при помощи самогипноза.
No more were these experiences Darrell Standing's than was the word "Samaria" Darrell Standing's when it leapt to his child lips at sight of a photograph.
Столь же незначительное отношение к опыту Дэрреля Стэндинга имело и слово Самария, сорвавшееся с моих детских уст при виде фотографии!..
One cannot make anything out of nothing.
Из ничего выйдет только ничто!
In solitary I could not so make thirty-five pounds of dynamite.
В одиночной камере я не мог создать тридцать пять фунтов динамита.
Nor in solitary, out of nothing in Darrell Standing's experience, could I make these wide, far visions of time and space.
И в одиночке, из опыта Дэрреля Стэндинга, я не мог создать эти широкие и далекие видения времени и пространства.
These things were in the content of my mind, and in my mind I was just beginning to learn my way about.
Все они находились в моей душе, и я только что начал в ней разбираться...
CHAPTER VII
ГЛАВА VII
So here was my predicament: I knew that within myself was a Golconda of memories of other lives, yet I was unable to do more than flit like a madman through those memories.
Вот каково было мое положение: я знал, что во мне зарыта целая Голконда воспоминаний о других жизнях, но мог только с бешеной скоростью промчаться сквозь эти воспоминания.
I had my Golconda but could not mine it.
У меня была Г олконда -- но я не мог ее разрабатывать.
I remembered the case of Stainton Moses, the clergyman who had been possessed by the personalities of St. Hippolytus, Plotinus, Athenodorus, and of that friend of Erasmus named Grocyn.
Вспоминался мне, например, Стэнтон Мозес, священник, воплощавший в себе личность св. Ипполита, Плотина, Афинодора и друга Эразма, которого звали Гроцином.
And when I considered the experiments of Colonel de Rochas, which I had read in tyro fashion in other and busier days, I was convinced that Stainton Moses had, in previous lives, been those personalities that on occasion seemed to possess him.
Размышляя об опытах полковника де Рочаса, которыми я зачитывался с увлечением новичка в прежней, трудовой моей жизни, -- я начинал убеждаться, что Стэнтон Мозес в своих предыдущих жизнях и был теми самыми лицами, которыми он в разное время впоследствии был одержим.
In truth, they were he, they were the links of the chain of recurrence.
В сущности это были звенья цепи его воспоминаний.
But more especially did I dwell upon the experiments of Colonel de Rochas.
Но с особенным вниманием я останавливался на экспериментах полковника де Рочаса.
By means of suitable hypnotic subjects he claimed that he had penetrated backwards through time to the ancestors of his subjects.
Он утверждал, что при помощи медиумов ему удалось вернуться назад, в глубину времен, к предкам этих медиумов.
Thus, the case of Josephine which he describes.
Вот, например, случай с Жозефиной, описываемый им.
She was eighteen years old and she lived at Voiron, in the department of the Is?re.
Это была восемнадцатилетняя девушка, проживавшая в Вуароне, в департаменте Изера.
Under hypnotism Colonel de Rochas sent her adventuring back through her adolescence, her girlhood, her childhood, breast-infancy, and the silent dark of her mother's womb, and, still back, through the silence and the dark of the time when she, Josephine, was not yet born, to the light and life of a previous living, when she had been a churlish, suspicious, and embittered old man, by name Jean-Claude Bourdon, who had served his time in the Seventh Artillery at Besan?on, and who died at the age of seventy, long bedridden.
Гипнотизируя ее, полковник де Рочас заставил ее пережить в обратном порядке период ее созревания, ее девичества, детства, состояние грудного младенца, безмолвный мрак материнского чрева и еще дальше -- мрак и безмолвие периода, когда она еще даже не родилась, вплоть до жизни, предшествовавшей ее бытию, когда она жила в образе весьма сварливого, подозрительного и злобного старикашки, некоего Жан-Клода Бурдона, который служил в свое время в Седьмом Артиллерийском полку в Безансоне и скончался в возрасте семидесяти лет, после долгой болезни.
Yes, and did not Colonel de Rochas in turn hypnotize this shade of Jean-Claude Bourdon, so that he adventured farther back into time, through infancy and birth and the dark of the unborn, until he found again light and life when, as a wicked old woman, he had been Philom?ne Carteron?
Мало того, полковник де Рочас загипнотизировал и эту тень Жан-Клода Бурдона и провел ее назад, через детство, рождение и тьму нерожденного состояния, пока она не ожила в образе злой старухи Филомены Картерон.
But try as I would with my bright bit of straw in the oozement of light into solitary, I failed to achieve any such definiteness of previous personality.
Но сколько я ни гипнотизировал себя блестящей соломинкой в моей одиночке, мне не удалось с такою же определенностью воскресить свои предшествующие "я".
I became convinced, through the failure of my experiments, that only through death could I clearly and coherently resurrect the memories of my previous selves.
Неудача моих опытов убедила меня в том, что только при помощи смерти я мог бы отчетливо и связно воскресить воспоминания о моих бывших "я".
But the tides of life ran strong in me.
Между тем жизнь бурно предъявляла свои права.
I, Darrell Standing, was so strongly disinclined to die that I refused to let Warden Atherton and Captain Jamie kill me.