Межзвездный скиталец — страница 62 из 127

Потом улепетывай обратно в Сан-Квэнтин, вернись раньше, чем пароходик с газетами переплывет залив, и расскажи мне, что ты прочел.Then we'll wait and get a morning paper, when it comes in, from a guard.Утром мы попросим у сторожа газету.Then, if what you told me is in that paper, I am with you to a fare-you-well."И если в газете окажется то, что ты мне здесь расскажешь, -- ну, тогда я готов тебе поверить!It was a good test.Это была дельная проверка.I could not but agree with Oppenheimer that such a proof would be absolute.Я не мог не согласиться с Оппенгеймером, что такое доказательство будет абсолютно убедительным.Morrell said he would take it up some time, but that he disliked to such an extent the process of leaving his body that he would not make the attempt until such time that his suffering in the jacket became too extreme to be borne.Моррель ответил, что он готов все это проделать, но он так не любит процедуры оставления своего тела, что сделает это, лишь когда мучения в куртке станут слишком невыносимы."That is the way with all of them-won't come across with the goods," was Oppenheimer's criticism. "My mother believed in spirits.-- Так они все увиливают, когда дело идет начистоту! -- саркастически заметил Оппенгеймер. -- Моя мать верила в духов.When I was a kid she was always seeing them and talking with them and getting advice from them.Когда я был малым ребенком, она постоянно видела их, беседовала с ними, получала от них советы.But she never come across with any goods from them.Но настоящего толку она никогда не могла от них добиться.The spirits couldn't tell her where the old man could nail a job or find a gold-mine or mark an eight-spot in Chinese lottery.Духи не могли сказать ей, где бы старику разжиться работишкой, или как найти золотую россыпь, или угадать выигрышный номер в китайской лотерее.Not on your life.Ни за какие коврижки.The bunk they told her was that the old man's uncle had had a goitre, or that the old man's grandfather had died of galloping consumption, or that we were going to move house inside four months, which last was dead easy, seeing as we moved on an average of six times a year."А говорили они ей про то, что у старикова дяди был, мол, зоб, что дедушка его скончался от скоротечной чахотки или что мы переберемся на другую квартиру этак через четыре месяца -предсказать это было чертовски легко, потому что мы меняли квартиру по меньшей мере шесть раз в год!
I think, had Oppenheimer had the opportunity for thorough education, he would have made a Marinetti or a Haeckel.Я думаю, что, если бы Оппенгеймеру дать правильное образование, из него вышел бы второй Маринетти или Геккель.
He was an earth-man in his devotion to the irrefragable fact, and his logic was admirable though frosty.Он крепко держался за неопровержимые факты, и логика его была несокрушима, хотя и несколько холодна.
"You've got to show me," was the ground rule by which he considered all things."Ты п о к а ж и мне" -- такова была основная точка зрения, с которой он рассматривал вещи.
He lacked the slightest iota of faith.Веры у него не было ни на грош.
This was what Morrell had pointed out.На это и указывал Моррель.
Lack of faith had prevented Oppenheimer from succeeding in achieving the little death in the jacket.Неверие и мешало Оппенгеймеру добиться успеха с "малой" смертью в "пеленках".
You will see, my reader, that it was not all hopelessly bad in solitary.Как видите, читатель, не все было безнадежно плохо в одиночном заключении!
Given three minds such as ours, there was much with which to while away the time.При наличии таких трех умов, как наши, было чем занять время.
It might well be that we kept one another from insanity, although I must admit that Oppenheimer rotted five years in solitary entirely by himself, ere Morrell joined him, and yet had remained sane.Возможно, что мы спасли таким образом друг друга от сумасшествия, хотя нужно заметить, что Оппенгеймер гнил в одиночке пять лет совершенно один, пока к нему присоединился Моррель, и все же сохранил здравый рассудок.
On the other hand, do not make the mistake of thinking that life in solitary was one wild orgy of blithe communion and exhilarating psychological research.С другой стороны, не впадайте в противоположную ошибку -- не вообразите, будто наша жизнь в одиночке была необузданной оргией блаженных и радостных психологических изысканий...
We had much and terrible pain.Мы терпели разнообразные, частые и страшные муки.
Our guards were brutes-your hang-dogs, citizen. Our surroundings were vile.Наши сторожа -- ваши палачи, гражданин, -были настоящие звери.
Our food was filthy, monotonous, innutritious.Еду нам подавали гнилую, однообразную, непитательную.
Only men, by force of will, could live on so unbalanced a ration.Только люди с большой силой воли могли жить на таком скудном пайке!
I know that our prize cattle, pigs, and sheep on the University Demonstration Farm at Davis would have faded away and died had they received no more scientifically balanced a ration than what we received.Я знаю, что наши премированные коровы, свиньи и овцы на показательной университетской ферме в Дэвисе зачахли бы и издохли, получай они такой, плохо в научном смысле рассчитанный, паек, как мы.
We had no books to read.Книг нам не давали.
Our very knuckle-talk was a violation of the rules.Даже наши беседы посредством перестукивания были нарушением правил.
The world, so far as we were concerned, practically did not exist.Внешний мир, по крайней мере для нас, не существовал.
It was more a ghost-world.Это скорее был мир привидений.
Oppenheimer, for instance, had never seen an automobile or a motor-cycle.Оппенгеймер, например, ни разу в жизни не видел автомобиля или мотоцикла.
News did occasionally filter in-but such dim, long-after-the-event, unreal news.Новости лишь случайно просачивались к нам -- в виде туманных, страшно устарелых, ненастоящих каких-то вестей.
Oppenheimer told me he had not learned of the Russo-Japanese war until two years after it was over.Оппенгеймер рассказывал мне, что о русско-японской войне он узнал лишь через два года после того, как она окончилась!
We were the buried alive, the living dead.Мы были погребенными заживо, живыми трупами!
Solitary was our tomb, in which, on occasion, we talked with our knuckles like spirits rapping at a s?ance.Одиночка была нашей могилой, в которой, при случае мы переговаривались стуками, как духи, выстукивающие на спиритических сеансах.
News?Новости?
Such little things were news to us. A change of bakers-we could tell it by our bread.Вот какие пустяки составляли наши новости: сменили пекарей -- это было видно по изменившемуся качеству хлеба.
What made Pie-face Jones lay off a week?Почему Пестролицый Джонс отсутствовал неделю?
Was it vacation or sickness?Болел или получил отпуск?
Why was Wilson, on the night shift for only ten days, transferred elsewhere?Почему Вильсона, продежурившего всего десять ночей, перевели в другое место?
Where did Smith get that black eye?Откуда взялся у Смита синяк под глазом?
We would speculate for a week over so trivial a thing as the last.Над пустяками вроде этого мы способны были ломать себе голову целыми неделями!..
Some convict given a month in solitary was an event.Заключение каторжника в одиночку на месяц было уже крупным событием.
And yet we could learn nothing from such transient and ofttimes stupid Dantes who would remain in our inferno too short a time to learn knuckle-talk ere they went forth again into the bright wide world of the living.Но от таких мимолетных и чаще всего глупых Данте, слишком мало гостивших в нашем аду, чтобы научиться перестукиванию, мы ничего не могли узнать за короткий срок, по истечении которого они опять уходили на вольный белый свет.
Still, again, all was not so trivial in our abode of shadows.Впрочем, не все было однообразно-пошло в нашей юдоли теней.
As example, I taught Oppenheimer to play chess.Я, например, научил Оппенгеймера играть в шахматы.
Consider how tremendous such an achievement is-to teach a man, thirteen cells away, by means of knuckle-raps; to teach him to visualize a chessboard, to visualize all the pieces, pawns and positions, to know the various manners of moving; and to teach him it all so thoroughly that he and I, by pure visualization, were in the end able to play entire games of chess in our minds.Подумайте, какой это колоссальный подвиг -научить человека, отдаленного от вас тринадцатью камерами, при помощи перестукиваний костяшками пальцев, учить его видеть мысленно перед собой шахматную доску, воссоздавать зрительный образ всех пешек, фигур и позиций, заучивать разные приемы движения фигур; и довести эту выучку до такого совершенства, что в конце концов мы с ним могли в уме разыгрывать целые партии в шахматы.