Межзвездный скиталец — страница 79 из 127

That cursed fog!О, этот проклятый туман!A song was made of it, that I heard and hated through all Cho-Sen to my dying day.О нем сложили песню, которую я с ненавистью слушал по всему Чо-Сену ежедневно вплоть до последнего дня.Here run two lines of it:Вот две строчки из нее:"Yanggukeni chajin anga Wheanpong tora deunda, The thick fog of the Westerners Broods over Whean peak."Густой туман западных людей Висит над вершиной Веана.For forty years I was a beggar of Cho-Sen.Сорок лет я жил нищим в Чо-Сене.Of the fourteen of us that were cast away only I survived.Один я остался в живых из четырнадцати человек, выброшенных бурей на берег.The Lady Om was of the same indomitable stuff, and we aged together.Из такого же крепкого материала была сложена и княжна Ом, и мы старились вместе.She was a little, weazened, toothless old woman toward the last; but ever she was the wonder woman, and she carried my heart in hers to the end.Она была теперь маленькая, сморщенная, беззубая старушка; но все же это было чудо, а не женщина, и сердце мое хранило ей верность до конца.For an old man, three score and ten, I still retained great strength.Я же для семидесятилетнего старика сохранил еще много силы.My face was withered, my yellow hair turned white, my broad shoulders shrunken, and yet much of the strength of my sea-cuny days resided in the muscles left me.Лицо мое сморщилось, желтые волосы побелели, широкие плечи согнулись. Но все же в моих мускулах осталась матросская сила.Thus it was that I was able to do what I shall now relate.Только благодаря ей я и оказался в состоянии сделать то, о чем сейчас расскажу.It was a spring morning on the cliffs of Fusan, hard by the highway, that the Lady Om and I sat warming in the sun.В одно весеннее утро на склонах Фузана, у большой дороги, мы с княжной Ом сели погреться на солнышке.We were in the rags of beggary, prideless in the dust, and yet I was laughing heartily at some mumbled merry quip of the Lady Om when a shadow fell upon us.Мы были в нищенских лохмотьях, покрытых пылью, но все же я весело смеялся какой-то шутке княжны Ом, -- как на нас пала тень.
It was the great litter of Chong Mong-ju, borne by eight coolies, with outriders before and behind and fluttering attendants on either side.Это была тень от больших носилок Чонг-Монг-Джу, несомых восемью кули, с верховыми спереди и позади и пышной свитой по бокам.
Two emperors, civil war, famine, and a dozen palace revolutions had come and gone; and Chong Mong-ju remained, even then the great power at Keijo.Два императора, гражданская война, голод и дюжина дворцовых революций прошли и исчезли; а Чонг-МонгДжу остался и держал в своих руках власть над Кейджо.
He must have been nearly eighty that spring morning on the cliffs when he signalled with palsied hand for his litter to be rested down that he might gaze upon us whom he had punished for so long.В это весеннее утро на склонах Фузана ему было, вероятно, около восьмидесяти лет, когда он подал своей парализованной рукой знак остановить носилки, чтобы поглядеть на тех, кого он так долго истязал.
"Now, O my king," the Lady Om mumbled low to me, then turned to whine an alms of Chong Mong-ju, whom she affected not to recognize.-- О, царь мой! -- пробормотала мне княжна Ом. Потом визгливо стала просить милостыню у Чонг-МонгДжу, сделав вид, что не узнает его.
And I knew what was her thought.Я понял ее мысль.
Had we not shared it for forty years?Не лелеяли ли мы ее все сорок лет?
And the moment of its consummation had come at last.И момент исполнения настал наконец.
So I, too, affected not to recognize my enemy, and, putting on an idiotic senility, I, too, crawled in the dust toward the litter whining for mercy and charity.Поэтому я сделал вид, что не узнал своего врага, и, напустив на себя вид впавшего в идиотизм старца, я пополз по пыли к его носилкам, с визгом прося милостыню.
The attendants would have driven me back, but with age-quavering cackles Chong Mong-ju restrained them.Свита отогнала бы меня прочь, но Чонг-Монг-Джу остановил своих слуг дребезжащим голосом.
He lifted himself on a shaking elbow, and with the other shaking hand drew wider apart the silken curtains.Он оперся на трясущийся локоть, а другой трясущейся рукой раздвинул занавески.
His withered old face was transfigured with delight as he gloated on us.Его сморщенное старческое лицо исказилось гримасой восторга, когда он взглянул на нас.
"O my king," the Lady Om whined to me in her beggar's chant; and I knew all her long-tried love and faith in my emprise were in that chant.-- О, мой царь, -- говорила княжна Ом, нищенски причитая; и я знал, что вся ее бесконечно испытанная любовь и вера в мой замысел были вложены в эти причитания.
And the red wrath was up in me, ripping and tearing at my will to be free.И в это мгновение во мне поднялся багровый гнев.
Small wonder that I shook with the effort to control.Неудивительно, что я так и затрясся в усилиях овладеть собою.
The shaking, happily, they took for the weakness of age.К счастью, они приняли эту дрожь за старческую слабость.
I held up my brass begging bowl, and whined more dolefully, and bleared my eyes to hide the blue fire I knew was in them, and calculated the distance and my strength for the leap.Я протянул мою медную чашку для сбора милостыни, еще жалобнее завизжал и закрыл глаза, чтобы скрыть синий огонь, который, без сомнения, пылал в них, а тем временем рассчитывал расстояние и силу для своего прыжка.
Then I was swept away in a blaze of red.И тут меня захлестнуло багровым пламенем.
There was a crashing of curtains and curtain-poles and a squawking and squalling of attendants as my hands closed on Chong Mong-ju's throat.Раздался треск занавесок и падающих шестов, раздались крики приближенных -- и мои пальцы сомкнулись на глотке Чонг-Монг-Джу!
The litter overturned, and I scarce knew whether I was heads or heels, but my clutch never relaxed.Носилки опрокинулись, я перестал сознавать, что со мной, но пальцы мои не разжимались.
In the confusion of cushions and quilts and curtains, at first few of the attendants' blows found me.Среди подушек, шестов и занавесей первые удары телохранителей почти не чувствовались мной.
But soon the horsemen were in, and their heavy whip-butts began to fall on my head, while a multitude of hands clawed and tore at me.Но вскоре подоспели верховые, град ударов рукоятками бичей посыпался на мою голову, и множество рук схватили и терзали меня.
I was dizzy, but not unconscious, and very blissful with my old fingers buried in that lean and scraggly old neck I had sought for so long.У меня кружилась голова, но я не потерял сознания и с чувством блаженства все крепче стискивал своими старыми пальцами тощую, морщинистую, старую шею, которую так долго искал.
The blows continued to rain on my head, and I had whirling thoughts in which I likened myself to a bulldog with jaws fast-locked.Град ударов продолжал сыпаться на мою голову, и в мозгу моем быстро пронеслась мысль, что я похож на бульдога, сомкнувшего челюсти.
Chong Mong-ju could not escape me, and I know he was well dead ere darkness, like that of an anaesthetic, descended upon me there on the cliffs of Fusan by the Yellow Sea.Чонг-Монг-Джу не ушел от меня, и я знаю, что он был мертв еще до наступления темноты, в которую наконец погрузился и я на склонах Фузана у Желтого моря.
CHAPTER XVIГЛАВА XVI
Warden Atherton, when he thinks of me, must feel anything but pride.Смотритель Этертон, когда думает обо мне, то едва ли испытывает при этом чувство гордости.
I have taught him what spirit is, humbled him with my own spirit that rose invulnerable, triumphant, above all his tortures.Я показал ему, что такое дух, я укротил его моим собственным духом, неуязвимым, торжествующим, победившим все его попытки.
I sit here in Folsom, in Murderers' Row, awaiting my execution; Warden Atherton still holds his political job and is king over San Quentin and all the damned within its walls; and yet, in his heart of hearts, he knows that I am greater than he.Вот я сижу в Фольсоме, в Коридоре Убийц, ожидая казни; смотритель Этертон все еще занимает свое положение и царит над Сан-Квэнтином и над всеми проклятыми душами, томящимися в его стенах; но в глубине души он знает, что я выше его.
In vain Warden Atherton tried to break my spirit.Тщетно пытался смотритель Этертон сломить мой дух.
And there were times, beyond any shadow of doubt, when he would have been glad had I died in the jacket.Без сомнения, были моменты, когда он обрадовался бы, если бы я умер в смирительной куртке.
So the long inquisition went on.Пытка продолжалась.
As he had told me, and as he told me repeatedly, it was dynamite or curtains.