Культурная принадлежность устюртского мезолита пока не ясна. По предположению Е.Б. Бижанова, на Устюрте бытовала своеобразная, смешанного характера культура местного происхождения, сформировавшаяся под воздействием мезолитических культур Прикаспия и Южного Урала (Бижанов, 1982, с. 33). В качестве доказательства он приводит аналогии с трапециями из раннемезолитической или позднепалеолитической стоянки Шикаевка (Петрин, Смирнов, 1975), с раннемезолитическими комплексами Южного Урала — Мысом Безымянным, Большим Бугодком IV, Янгельской, Суртанды VI, Мысовой, Долгим Ельником II (Матюшин, 1969, 1973, 1976), со стоянкой Восточного Прикаспия — Дефе-Чаганак (Коробкова, Крижевская, Мандельштам, 1968), Северного Казахстана — Евгеньевкой (Логвин, 1977). В то же время Е.Б. Бижанов подчеркивает отличие индустрии Устюрта от сравниваемых комплексов и заостряет внимание на своеобразии устюртских памятников, позволяющем объединять их в особую культуру, которая могла возникнуть на основе местного палеолита типа Есен 2 и Чурук 12 (Бижанов, 1979а, 1980). Действительно, самобытность мезолита рассматриваемого региона достаточно хорошо проявляется в распространении особого типа трапеций, сочетающихся со значительным набором пластин и микропластин с притупленным краем и скошенным концом, концевых скребков на сечениях крупных пластин и единичными двусторонне обработанными сплошной или краевой ретушью наконечниками стрел. Последние не являются здесь поздней примесью. Судя по тому, что двусторонне обработанные формы появляются в Восточном Прикаспии в пору раннего мезолита (слой 4 Дам-Дам-Чешме 1), а в Европе — даже в слоях позднего палеолита (Григорьева, 1983а), их присутствие в мезолитических комплексах Устюрта вполне закономерно. Сравнение материалов устюртских стоянок с индустрией Дефе-Чаганак позволяет говорить об их абсолютном тождестве. Сходство проявляется в формах трапеций, «карандашевидных» нуклеусах, микропластинках с притупленным краем, скошенным концом, концевых скребках на сечениях крупных пластин, единичных резцах (Коробкова, 1969, с. 82–86). Это обстоятельство дает возможность говорить об однокультурности комплексов Дефе-Чаганак и синхронных памятников Устюрта.
Однако выделение на Устюрте мезолитической культуры пока преждевременно. Нужны стратифицированные памятники, жесткая типология всех имеющихся мезолитических и неолитических материалов, данные процентных соотношений типов изделий в индустрии, абсолютные датировки комплексов с подобным инвентарем.
Гипотетичен также вопрос о хронологии устюртского мезолита. По мнению Е.Б. Бижанова, возраст самых ранних стоянок Устюрта по аналогии с верхнепалеолитическим комплексом Шикаевки II и раннемезолитическими материалами Южного Урала — Мыса Безымянного и Большого Бугодка IV (Матюшин, 1976) — может быть определен развитым мезолитом (Бижанов, 1982, с. 31). В абсолютных цифрах это VIII–VII тысячелетия до н. э. Более молодые комплексы датируются Е.Б. Бижановым поздним мезолитом или ранним неолитом, что соответствует VII–VI тысячелетиям до н. э. (Бижанов, 1982, с. 31). Из-за отсутствия стратиграфии, радиоуглеродных датировок устюртского мезолита и сравниваемых комплексов установленная исследователем хронология весьма проблематична. Отмеченное сходство с материалами Шикаевки II довольно условно. Геометрические микролиты Устюрта не похожи на шикаевские ни по форме, ни по размерам, ни по составу. Так, трапеции первых имеют вогнуто-выпуклые или вогнуто-скошенные боковые края, вторых — прямоскошенные. Размер последних значительно крупнее. В шикаевском комплексе встречены и трапеции, и треугольники (Петрин, Смирнов, 1975, с. 82, рис. 3), в устюртских — только трапеции. Наибольшее сходство материалы Устюрта обнаруживают с индустрией Южного Урала: Большого Бугодка IV, Суртанды VI, Мурата, Мыса Безымянного (Матюшин, 1976, табл. 19). Оно проявляется в близости трапеций, соотношений пластин и микропластин с притупленным краем, концевых скребков. Мезолитический возраст южно-уральских памятников не вызывает сомнения. Надежность последних в какой-то степени позволяет ориентировочно синхронизировать их с устюртскими. Что касается абсолютных датировок мезолита Устюрта, то здесь много спорного и неясного. Характер материала свидетельствует о его заметной разновременности. На наш взгляд, здесь имеются памятники раннего мезолита (с крупными асимметричными и симметричными трапециями, прямоугольниками с ретушью по трем краям) типа Айдабола 12, 14, 15, 16 и 25. Вероятно, одними из датирующих признаков могут служить характер набора трапеций и их количественная оценка. Например, Актайлак 1 (скопление 1) дал 52 трапеции, среди которых встречаются крупные и средние экземпляры с вогнутым и выпуклым боковыми краями, «рогатые», симметричные и асимметричные. Они сочетаются с наконечниками стрел, пластинами и микропластинками с притупленным краем, скошенным концом, остриями с ретушированными краями и специально выделенным «жальцем», резцами, «карандашевидными» нуклеусами. Другими примерами могут служить материалы Сумбетимера 1, Кыйсыкшинграу 2 (скопление 1), Суламы. Характер их индустрии, как и Актайлака 1 (скопление 1), позволяет ставить вопрос об их мезолитическом возрасте.
Несмотря на малочисленность мезолитических памятников Устюрта, Е.Б. Бижановым сделана попытка к расчленению их на хронологические группы. Всего им выделено четыре такие группы, но из них только две датированы эпохой мезолита (Бижанов, 1982, с. 30). Ранняя группа, представленная материалами Айдабола 16 и 25, характеризуется асимметричными трапециями с «острым и тупым» углами и большим количеством пластин со скошенным притупленным концом и спинкой, концевыми скребками, двусторонне обработанными наконечниками стрел. Ее датировка — развитой мезолит, VIII–VII тысячелетия до н. э. Вторая, поздняя, объединяющая индустрии Айдабола 6, 9, 11, 21, 22, Джарынкудука 1, выделяется наличием симметричных и асимметричных трапеций с «острыми углами», меньшим числом пластин со скошенным концом и притупленной спинкой, концевых скребков, отсутствием ранних (шикаевских) форм трапеций. Возраст ее определяется поздним мезолитом или ранним неолитом — VII–VI тысячелетиями до н. э. Г.Ф. Коробкова считает, что при детальном скрупулезном анализе исследуемых индустрий выделятся более ранние памятники и уточнятся уже выделенные. Возможно, что материалы второй группы стоянок расчленятся на комплексы развитого и позднего мезолита. К ним, по-видимому, будут отнесены и синхронные памятники Прикарабугазья, например Дефе-Чаганак, который до недавнего времени предположительно датировался ранним неолитом — VI тысячелетием до н. э. (Коробкова, 1969, с. 92). В связи с открытием мезолитических стоянок на Устюрте и данными сравнительных характеристик возраст Дефе-Чаганака может быть удревнен. Не исключено, что хронологическому пересмотру подвергнутся и другие памятники Карабугазского комплекса, например Чагыл 1 и 2.
Хозяйство мезолитического населения Устюрта, судя по результатам трасологического анализа орудий труда (так как других сведений о нем нет), носило присваивающий характер. Основой его были охота и собирательство, в сфере домашних производств ведущее значение имели кожевенное, косторезное и деревообрабатывающее.
Гнездовое расположение однотипных устюртских памятников по аналогии с верхнепалеолитическими стоянками Европы (Рогачев, 1969, с. 190) позволяет предполагать, что мезолитическое общество Устюрта состояло из охотничьих групп или общин с примитивной внутренней структурой, во многом определяемой, по мнению исследователей (Массон, 1976, с. 133), социальным и экономическим факторами. Население поддерживало тесные контакты с мезолитическими племенами Восточного Прикаспия и Южного Урала. На эти связи неоднократно указывали и Г.Н. Матюшин (Матюшин, 1976, с. 153), и Е.Б. Бижанов (Бижанов, 1982, с. 33), ссылаясь на сходство инвентаря сравниваемых районов. Мезолит Устюрта сыграл значительную роль в формировании местных неолитических культур, в материалах которых заметно влияние традиции предшествующей эпохи.
Археологические исследования мезолитических памятников данного региона, осуществленные в основном в последние два десятилетия, выдвинули его в число наиболее изученных областей Средней Азии. В настоящее время здесь открыто и исследовано свыше 200 стоянок и местонахождений с разрушенным культурным слоем, пять стоянок открытого типа, в том числе многослойных, восемь пещерных памятников и два местонахождения с наскальными рисунками. Ряд местонахождений с подъемным материалом сконцентрирован группами, включающими однотипные памятники. Среди них есть большие группы, например стоянки Центральной Ферганы, и менее значительные. К последним следует отнести местонахождения в районе Лявляканских озер, Дарьясая и Эчкиликсая, Аякагитмы, Центральных Кызылкумов. Особое место в мезолите восточных областей Средней Азии занимают пещера Мачай и стоянка Кушилиш, не имеющие пока прямых аналогий. Степень информации, полученной в ходе изучения мезолитических памятников, позволила выделить в рассматриваемом регионе две культуры — обиширскую (Исламов, 1977, 1980) и маркансуйскую (Ранов, 1964) — и поставить вопрос о существовании особой вахшской культуры (Ранов, Юсупов, Филимонова, 1982). В археологической литературе имеются свидетельства о культурном своеобразии двух комплексов Ферганы, условно названных: равнинный — ферганским, пещерный — обиширским (Коробкова, 1968, 1970, 1975, 1977). Для ряда памятников получены радиоуглеродные датировки (Ошхона, Туткаул, горизонт 2, пещера Мачай, Учащи 131). По данным этих датировок и аналогий с синхронными стратифицированными памятниками Средней Азии и Ближнего Востока, весь мезолит рассматриваемого региона укладывается в рамки XI–VII тысячелетий до н. э. Однако в исследовании как любого района, так и восточных областей имеется много спорного, неясного, недостат