Вторая мысль была менее утешительной. Коль скоро облава устремилась в другую сторону, понятно, что они меня потеряли и просто отрезали мне возможный путь отступления. А это означало, что, скорее всего, уже все дороги из Инсмута перекрыты патрулями; ведь они не знали точно, какую дорогу я выберу. А раз так, то и бежать мне придется по пересеченной местности, вдали от проезжих дорог, но как же мне это удастся, если город со всех сторон окружала болотистая, иссеченная ручьями равнина? На мгновение мне стало дурно – и из-за полной безнадежности моего положения, и от стремительно сгустившегося рыбного смрада, который точно облаком накрыл весь квартал.
И тогда я вспомнил о заброшенной железнодорожной ветке на Раули, чья заросшая травой колея на прочной земляной насыпи тянулась в северо-западном направлении от разрушенного здания вокзала по кромке высокого русла реки. У меня теперь осталась одна лишь слабая надежда, что горожане не примут в расчет этот маршрут – ведь густые заросли вереска делали заброшенную железнодорожную ветку почти непроходимым препятствием для беглеца. Мне удалось хорошо ее разглядеть из окна гостиницы, и я хорошо себе представлял окружающий рельсы ландшафт. Ближний отрезок железнодорожного полотна, к сожалению, хорошо просматривался как со стороны шоссе на Раули, так и с верхних этажей городских зданий, хотя, возможно, если передвигаться ползком по кустам, можно было проскочить этот участок незамеченным. Во всяком случае, это был мой единственный шанс на спасение, которым мне придется воспользоваться.
Углубившись в заброшенное здание, ставшее моим временным укрытием, я снова сверился с картой юноши-бакалейщика, осветив ее фонариком. Перво-наперво мне предстояло решить, как добраться до старой железнодорожной ветки. Из карты следовало, что наиболее безопасный маршрут пролегал по Бэбсон-стрит; с нее надо было свернуть к западу на Лафайет, а там обойти, но ни в коем случае не переходить в открытую, такую же площадь, что я недавно пересек, а потом, петляя то к северу, то к западу по Лафайет, Бейтс, Адам, добраться наконец до Бэнк-стрит, идущей вдоль скалистого русла реки. Она-то и приведет меня к полуразрушенному зданию вокзала, который я видел из окна моего гостиничного номера. Я выбрал именно такой путь – через Бэбсон-стрит, – потому что мне не хотелось ни снова идти через ту самую открытую площадь, ни двигаться в западном направлении, где я непременно попал бы на такую же широкую улицу, как Саут-стрит.
Двинувшись в путь, я перешел на правую сторону в тень, чтобы дойти до Бэбсон-стрит как можно незаметнее. Со стороны Федерал-стрит все еще слышался гомон многолюдной толпы. Я обернулся и, как мне показалось, заметил луч света возле того самого здания, из которого только что вышел. Торопясь покинуть Вашингтон-стрит, я перешел на рысь, надеясь не привлечь ничьего любопытного взора. На углу Бэбсон-стрит я с опаской заметил, что один из домов еще обитаем, о чем свидетельствовали занавески на окнах, но света внутри не было, и я миновал его без происшествий.
Бэбсон-стрит пересекала Федерал, а значит, мои преследователи вполне могли бы меня заметить, поэтому я жался к вытянувшимся неровной линией фасадам покосившихся зданий и был вынужден дважды забежать в дверной проем, когда шум погони за моей спиной усилился. Пустая площадь впереди бледнела одиноким пятном под луной, но я не собирался ее пересекать. Во время очередной передышки я различил в нестройном гуле выкриков новый звук; осторожно выглянув из своего укрытия, я заметил автомобиль, прогромыхавший через площадь по Элиот-стрит в сторону Бэбсон и Лафайет. И тут меня чуть не стошнило от внезапно пахнувшей рыбной вони, и после некоторого затишья я приметил группу крадущихся фигур – по-видимому, патруль, охраняющий Элиот-стрит, продолжением которой за чертой города было шоссе на Ипсвич. Двое были облачены в складчатые мантии, а на голове у одного красовалась островерхая тиара, поблескивающая в лунном свете. Его походка была настолько необычной, что у меня кровь застыла в жилах – мне показалось, что он передвигался вприпрыжку.
Когда последний член группы скрылся из виду, я сорвался с места и пулей метнулся за угол на Лафайет-стрит, потом поспешно пересек Элиот, опасаясь, что кто-то из преследователей все еще там. Я услышал удаляющийся клекот и топот – патруль двигался в сторону Таун-сквер – и без помех добрался до противоположной стороны улицы. Больше всего опасений у меня вызвала широкая и ярко освещенная луной Саут-стрит, которую мне предстояло вновь пересечь. Тут мне пришлось собрать волю в кулак, чтобы пройти это испытание. Ведь кто-то мог наблюдать за улицей со стороны моря, или же патрульные на Элиот-стрит могли заметить мою фигуру. В последний момент я решил, что лучше сбавить рысь и пересечь улицу шаркающей походкой, выдавая себя за обычного инсмутца.
Когда на горизонте вновь возникло море, на этот раз по правую руку, я изо всех сил старался не смотреть туда, но воспротивиться искушению не смог. Усердно волоча ноги по брусчатке и сгорбившись, я покосился направо и поспешил укрыться в спасительном сумраке. Вопреки моим ожиданиям никакого большого корабля в открытом море не было, но зато я увидел небольшую гребную лодку с громоздким грузом под брезентом, которая плыла к заброшенным пирсам. Гребцы, плохо различимые на таком расстоянии, производили, прямо скажу, отталкивающее впечатление. В волнах я заметил нескольких пловцов, а над далеким темным рифом все еще стояло огненное зарево неопределенного цвета, совсем не похожее на замеченные мною ранее вспышки света. Над покатыми крышами впереди, чуть правее, виднелся высокий купол «Гилман-хауса» – только теперь совершенно темный. Рыбная вонь, которую немного развеял ветерок с моря, теперь снова сгустилась в воздухе дурманящим ядом.
Не успев дойти до тротуара на противоположной стороне улицы, я услышал гомон группы преследователей, двигавшейся по Вашингтон-стрит с северной стороны. Оказавшись у широкой площади, откуда мне в первый раз открылось пугающее зрелище моря в лунном сиянии, я увидел их всего в квартале от себя и ужаснулся звериному уродству их рыл и их отвратной манере передвигаться – по-собачьи выгнув спины. Один из них походкой напоминал примата, то и дело касаясь длинными руками земли, а другой – в мантии и тиаре, – как мне показалось, двигался вприпрыжку. Я решил, что именно эта группа рыскала на заднем дворе «Гилман-хауса», и выходит, они преследовали меня буквально по пятам. Когда один из них обернулся в мою сторону, я окаменел от ужаса, но ухитрился не сбиться с шаркающей походки. До сего дня не знаю, заметили они меня или нет. Если заметили, то, значит, моя уловка сбила их с толку, потому что они, не останавливаясь, перешли залитую лунным светом площадь, непрестанно лопоча гортанными голосами – на наречии, которое я не мог разобрать.
Оказавшись на темной стороне улицы, я опять перешел на рысь и рванул мимо бледнеющих во тьме ветхих развалин, свернул за угол на Бейтс-стрит и побежал, вплотную прижимаясь к ветхим фасадам. В двух домах явно кто-то жил, судя по тускло освещенным окнам во втором этаже, но я беспрепятственно продолжил свой путь. Свернув на Адамс-стрит, я почувствовал себя в большей безопасности, но содрогнулся от страха, когда прямо передо мной из темной подворотни внезапно выскочил незнакомец. Однако он оказался мертвецки пьян и не представлял для меня угрозы; так что в конце концов я без приключений добрался до жалких развалин складов на Бэнк-стрит.
На этой мертвой улице близ утесистого русла реки не было ни души, и шум водопада заглушал мои шаги. Я довольно долго бежал рысцой до здания вокзала, и высокие кирпичные стены заброшенных фабрик навеяли на меня куда больший ужас, нежели ветхие фасады жилых кварталов. Наконец я увидел обветшавшую аркаду вокзала и бросился прямиком к железнодорожным путям, виднеющимся вдали под луной.
Рельсы были проржавевшие, но целые, правда, многие шпалы давно сгнили. Идти или бежать по ним было нелегко, но я старался как мог и в общем довольно быстро приноровился. Поначалу колея шла вдоль высокого берега реки, и вскоре я достиг длинного крытого моста, перекинутого через ущелье головокружительной глубины. Мой дальнейший план действий целиком зависел от состояния моста. Если мост выдержит мой вес, надо было бежать по нему, в противном же случае мне пришлось бы вернуться и снова пуститься в опасное путешествие по городским улицам в поисках более или менее прочного моста.
Старый мост, похожий на длинный амбар, призрачно бледнел в лунном свете, и тут я заметил, что шпалы на этом отрезке еще достаточно крепкие. Выйдя на мост, я включил фонарик, и тут же меня чуть не сбила с ног взметнувшаяся стая летучих мышей. Где-то на середине моста я обнаружил, что часть шпал провалилась, образовав опасную брешь, и испугался, что это станет для меня непреодолимым препятствием, но в конце концов отважился на отчаянный прыжок через провал, и, на мое счастье, прыжок оказался удачным.
Выбежав из мрачного туннеля, я был рад вновь увидеть лунный овал в небе. Железнодорожная колея пересекла Ривер-стрит и сразу пошла под уклон; а уже за городом побежала по зеленым предместьям, где не так сильно ощущалась жуткая рыбная вонь, которой пропах весь Инсмут. Но тут мне встретилась естественная преграда из зарослей вереска и осоки, которые хлестали меня по одежде и рукам, но я тем не менее был этому даже рад, ибо надеялся, что в случае опасности густые заросли станут для меня надежным укрытием. Я прекрасно отдавал себе отчет, что все мои перемещения отлично просматриваются со стороны шоссе на Раули.
Неожиданно зеленая равнина сменилась болотами – тут одноколейка протянулась по поросшему травой низкому берегу, где заросли осоки немного поредели. Потом я очутился на возвышенности, где ржавая колея бежала среди густых кустов дикой малины. Такое естественное укрытие меня порадовало, так как, если верить проведенному мною визуальному обследованию местности из гостиничного окна, именно здесь железная дорога находилась в опасной близости от шоссе на Раули. В самом конце возвышенности шоссе пересекало железную дорогу и резко уходило далеко в сторону; и пока что мне следовало действовать с величайшей осторожностью. Правда, теперь я уже был почти убежден, что железную дорогу никто не патрулирует.