Мгновение истины. В августе четырнадцатого — страница 20 из 105

– Насколько мне известно от моего коллеги, шефа австро-венгерской разведки полковника Урбанского, они прекрасно осведомлены о террористических делах и планах «Черной руки» и ведают немало «секретов» сербских националистов. Урбанский только мне лично по секрету сообщил, что против эрцгерцога замышляется покушение. В июне австро-венгерским Генеральным штабом запланированы крупномасштабные учения двух армейских корпусов в Боснии, на которых обязательно будет присутствовать наследник. Зная об этом, националисты из «Млада Босны», не без основания решив, что эти маневры явятся подготовкой к нападению на Сербию, вынесли эрцгерцогу Францу-Фердинанду смертный приговор как главному врагу славянства…

– Опять эти славяне жаждут крови, – негодующе произнес кайзер, – и что же Вена на это ответила?

– Когда об этом сообщили императору Францу-Иосифу, он просто не поверил в возможность покушения на наследника престола. Приказал истерии не раздувать и не лезть в «это славянское осиное гнездо» до его особого распоряжения. Единственное, что предпринял император в ответ на это предупреждение, – перенес учения на июль…

– Вы считаете, что покушение на Франца-Фердинанда при попустительстве сербского правительства возможно? – спросил озабоченно Вильгельм.

– Вполне! Вы же знаете, как сербы в 1903 году жестоко расправились со своим собственным монархом – король Александр Обренович и королева были выброшены из окна своего дворца. По имеющимся у меня сведениям, сербские власти прекрасно знают о решении националистов и не одобряют их действий. Сербский посланник в Вене предупредил австрийского министра Билинского, в ведении которого находились территории Боснии и Герцеговины, о готовящемся заговоре, но и это предостережение было оставлено без внимания.

– Значит, вполне возможно, что casus belli мы будем иметь уже в ближайшее время, – задумчиво произнес кайзер.

– Повод к войне? – ошарашенный неожиданным предвидением императора, воскликнул Николаи. – Теперь я понимаю, почему император не стал реагировать на предупреждения о возможном покушении на Франца-Фердинанда…

– Если покушение произойдет, то престарелый император убивает сразу двух зайцев, – хитро улыбнулся кайзер, – устраняет единственного наследника, назначение которого было ему навязано, и получает повод для нападения на Сербию!

– Но, насколько я знаю, ваше величество, – сказал Николаи, – австрийский канцлер Берхтольд против конфронтации с Сербией, больше того, он выступает за союз с Россией…

– Да, я знаю об этом, – отозвался император, – недавно на охоте в поместье Франца-Фердинанда, Конопиште, у нас зашел разговор об этом. Берхтольд сказал, что он за возрождение Тройственного союза Германии, Австрии и России и считает разумным привлечь к нему англичан. В ответ на это я был вынужден признать, что после смерти Александра III перед ними уже другая Россия, ею правят совсем другие люди, а окружение моего друга Ники спит и видит, как бы напасть на Германию и нанести нам поражение. Поэтому меня ныне не столь уж волнует проблема, что станется с монархическими принципами, которые мне всегда были дороги. И мне все равно, что случится с Россией, раз она отдалилась от Германии. Эти мои слова поддержали Мольтке и даже мой новый канцлер Бетман, ревниво оберегающий европейский мир. Мне кажется, что Франц-Иосиф рекомендовал своему главе правительства узнать мою позицию по Балканам и России, в частности. Я прямо сказал Бертхольду, что Австрия просто потеряет свой престиж мировой державы, если не предпримет жесткую акцию против выходящих из повиновения сербов. Если обстановка ухудшится и мирным путем Сербию утихомирить не удастся, то надо применить свою силу. Конечно, я не призывал наших союзников к войне, но всему есть предел. В конце концов, может возникнуть такая ситуация, при которой великая держава не может ограничиться ролью наблюдателя, а должна взяться за меч. Думаю, что Бертхольд довел мою мысль до Франца-Иосифа.

– Но если Вена направит свои войска на Белград, тогда за своих славянских братьев, обязательно заступится Россия, – воскликнул Николаи, – не останутся в стороне Франция и Англия!

– Англии и Франции только того и надо, чтобы любым путем ослабить Россию, втянуть ее в локальную или общеевропейскую войну! – уверенно промолвил кайзер. – Я уже раскусил большой политес этого Тройственного союза. И прекрасно знаю, что если мы в случае нападения русских на Австро-Венгрию заступимся за нашего союзника, то европейское общественное мнение, конечно же, будет на нашей стороне.

– Но, ваше величество, это же полное отступление от плана Шлиффена, – удивленно промолвил Николаи…

– Я уже заранее дал указание Мольтке разработать план на случай войны только с Россией, – многозначительно взглянув на разведчика, как уже о решенном деле промолвил император.

Только теперь Николаи понял, для чего начальнику Большого Генерального штаба месяц назад так срочно понадобились все последние разведывательные данные по России.

– Пока мы не нападем на Францию, британский лев будет сидеть на своем острове и ждать, пока мы вместе с Австро-Венгрией не загоним русского медведя в его сибирскую берлогу. Потом, пополнив за счет русских свои ресурсы, мы поочередно разделаемся сначала с Францией, а затем и с Англией, и тогда на всем континенте наконец-то восторжествует наш прусский орел. Так что, господин подполковник, для вас наступают особенно напряженные дни…

– И ночи, – добавил Николаи и возбужденно взмахнул головой, словно застоявшийся в яслях кавалерийский конь, заслышав тревожный сигнал горниста. – В течение месяца я подготовлю план широкой политической операции на Восточном фронте. Чтобы не только немцы, но и вся Европа знала о том, что больше всех в будущей войне заинтересованы русские, а мы всего лишь намерены выполнять союзнические соглашения…

– Но обладает ли Россия ресурсами, необходимыми для нападения на Австро-Венгрию в нынешнем году? – неожиданно спросил император. – На недавнем совещании Мольтке доложил мне, что русские не только готовы к войне, но и планируют на нас напасть!

– Нет! – уверенно заявил Николаи, почувствовав в голосе кайзера сомнение, которое навело его на мысль сделать последнюю попытку и хотя бы оттянуть начало неминуемой войны. – Российская программа вооружения и железнодорожного строительства рассчитана до 1916 года и не выполнена даже наполовину…

– Да-а, у нас тоже слишком мало железных дорог на Западном фронте, у границ с Францией, – сделал свой неожиданный вывод кайзер и, немного подумав, категорически заявил: – Как солдат, я придерживаюсь того взгляда, который находит подтверждение у всех моих военных советников, сходящихся в одном, что не может быть ни малейшего сомнения в том, что Россия ведет систематическую подготовку к войне против нас. С этого момента с российско-прусской дружбой покончено раз и навсегда! Мы стали врагами. И теперь, чем ждать нападения русских, не лучше ли ударить первыми?

Зациклившись на мысли, что рейху грозит упадок и гибель, если он не одержит победу в тотальной войне, кайзер и его Большой Генеральный штаб фанатично вели Германию к войне. Николаи не оставалось ничего, кроме как с сожалением согласиться с его воинственными словами. И потому выходил он из кабинета императора с низко опущенной головой, ничего не замечая вокруг. Не обращая внимания на легкие суденышки, которые, распустив свои белоснежные паруса, бесшумно скользили по взволнованной нордом глади залива, Николаи поспешил к дожидавшемуся его у выстрела[11] императорской яхты катеру. Он уже хотел перешагнуть через борт, когда его остановил вахтенный офицер.

– Господин подполковник, его величество император приглашает вас на обед, – торжественно объявил он.

Несмотря на всю напряженность внешнеполитической обстановки, которую шеф германской разведки ощущал, можно сказать, физически (у него с утра в предчувствии чего-то страшного, непоправимого щемило сердце), и огромного потока информации, которую необходимо было срочно проанализировать, он не мог отказаться от приглашения кайзера.

Небольшая облачность предвещала жаркий и солнечный день, и потому экипаж судна заранее растянул над креслом, больше похожим на трон, парусиновый полог. И вовремя, потому что вскоре на палубу в сопровождении флаг-офицера вышел сам император. Черный адмиральский мундир плотно облегал его полное тело, правая, здоровая, рука в белоснежной лайковой перчатке твердо сжимала цейсовский бинокль, левая, сухая, была заложена за спину. Удобно устроившись в кресле, Вильгельм с явным удовольствием стал наблюдать за гонками. Флаг-офицер, стоя рядом, со знанием дела что-то объяснял ему, указывая на вырвавшиеся вперед яхты.

Заметив стоявшего на самом солнцепеке Николаи, кайзер жестом указал ему место около себя. Флаг-офицер, предвидя интерес подполковника к регате, протянул ему бинокль. Но к его удивлению, тот, вместо того чтобы любоваться легкими и быстроходными судами, спешащими к финишу, начал тщательно и скрупулезно осматривать окрестности, словно там могли затаиться потенциальные враги кайзера и империи. И вскоре нашел их. В виде двух британских дредноутов, которые грозно чернели мористее, в северной части залива. Николаи знал, что среди почетных гостей кайзера на регате присутствовал Первый лорд британского Адмиралтейства Уинстон Черчилль, и потому, не задерживаясь на военных кораблях, перевел бинокль поближе к берегу. Ему на глаза сразу же попали десятки парусных судов и суденышек, которые летели по волнам наперегонки. Напротив Фридрихсортенского маяка яхты делали поворот и устремлялись к финишу, обозначенному оранжевым буем, болтавшимся на волнах между «Гогенцоллерном» и причалом у входа в канал.

Впереди на всех парусах неслись две британские яхты. Это вызвало у кайзера явное недовольство.

– Ферфлюхте хуре! – проворчал он. – Вновь эти несносные англичане хотят отобрать у нас главный приз! – и, негодуя, добавил: – Проклятый лорд, сначала выражал желание быть приглашенным на Кильскую неделю, а теперь хочет увильнуть от встречи со мной. Но, ничего я достану его и на дредноутах, – грозно промолвил он.