– Иван Константинович, я так и не смог ничего для тебя сделать, – честно ответил он на вопрошающий взгляд офицера.
– Как же мне теперь быть? – спросил тот с сожалением.
– Ты не отчаивайся, – успокоил штабс-капитана Баташов, – по прибытии в армию я попытаюсь что-нибудь для тебя сделать. А у меня к тебе встречная просьба, – вспомнив о подозрительном поведении поручика «Пашеньки», сказал после некоторого раздумья Баташов.
– Я готов выполнить любую просьбу.
– Но этот наш разговор должен остаться между нами, – предупредил генерал.
– Ваше превосходительство, – не выдержал Воеводин, – что вы со мной разговариваете как с еврейским школяром, которого батька, прежде чем послать за чем-нибудь, сек как сидорову козу.
– Иван Константинович, ты же профессионал, а раз так, то умей сдерживать свои эмоции. И, кроме всего прочего, мы договорились обращаться друг к другу на «ты»!
– Прошу прощения, Евгений Евграфович, – виновато промолвил офицер, – я внимательно слушаю, – все еще не решаясь перейти на «ты», добавил он.
– Ты хорошо знаешь поручика Пашу?
– Вы имеете в виду поручика Станиславского Павла Сергеевича – помощника Николая Августовича?
– Да!
– Откровенное говоря, я о нем ничего, ни хорошего ни плохого, сказать не могу.
– Отчего же?
– Непонятен он мне. Вроде из хорошей семьи. Окончил Павловское пехотное училище по первому разряду. Служил в гвардейском полку. Вот и все хорошее, что я могу сказать.
– А что в нем тебе непонятно?
– Во-первых, скоропостижный уход из гвардии…
– Но может быть, он видит себя прирожденным разведчиком? – предположил Баташов.
– Ну какой из него разведчик, если он однажды секретный пакет потерял.
– И что, его не отдали под суд военного трибунала? – удивился Баташов.
– Насколько я знаю, за него заступился сам начальник Генерального штаба. В общем, темная история.
– Ты сказал «а», так говори «б», – нетерпеливо произнес Баташов, но заметив краем глаза, что к их разговору прислушивается поручик Станиславский, прогуливающийся по коридору первого этажа, молча увлек штабс-капитана за собой к выходу. Только пройдя через арку Генерального штаба на Александровскую площадь, Баташов сказал многозначительно:
– Там слишком много ушей.
– Во-вторых, – продолжал прерванный разговор Воеводин, – офицеры делопроизводства по Австро-Венгрии, где он в настоящее время служит, почему-то его недолюбливают…
– Зато начальник в нем души не чает, – усмехнулся Баташов, вспомнив об обещании Монкевица наградить всезнающего офицера за приятную для него весть. – В общем, темная лошадка, – резюмировал Баташов.
– Я бы с ним в разведку не пошел, – поддержал генерала Воеводин.
– Теперь слушай меня внимательно, – таинственным голосом промолвил Баташов, – я видел сегодня этого поручика в Николаевском зале…
– Тут нет ничего удивительного, – уверенно произнес штабс-капитан, – генерал-квартирмейстер постоянно таскает его по всем совещаниям и заседаниям как своего личного секретаря.
– Это тоже немаловажный факт, – задумчиво промолвил Баташов, – но я хотел сказать другое. Этот фрукт настойчиво крутился вокруг заместителя английского военного агента, капитана Джилроя. И отстал от него только по его незаметному сигналу. Англичанин явно заметил, что я за ним наблюдаю. Видать, с годами квалификацию теряю, – с сожалением добавил он.
– Да-а! Дела… – только и смог ответить Воеводин.
– У нас наблюдению за союзниками отводится второстепенное значение. Я это прекрасно знаю по службе в Варшавском военном округе. Мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что, несмотря на самые дружественные заверения, британские и французские агенты частенько работают против нас. Казалось бы, зачем им наши секретные карты, планы и данные новых видов оружия, с которыми я неоднократно задерживал наших союзников? Оказывается, этим они оказывают нам неоценимую помощь, разоблачая предателей, которые были готовы передать все это немцам и австриякам. Вас удовлетворяет это объяснение? – неожиданно спросил у штабс-капитана Баташов.
– Это же прямая угроза нашим военным коммуникациям, – возмутился Воеводин, – судить их за это надо.
– А у начальства на этот счет свой взгляд. Из десятка задержанных нами англо-французских агентов до суда не дошел никто. Всех после распоряжения Монковица мне пришлось отпустить. Он в своих указивках постоянно ссылается на русско-французский договор и на благорасположение его величества к английскому королю. Именно поэтому я прошу тебя установить наблюдение за поручиком Станиславским. Потому что боюсь, как бы этот фрукт не навредил нашему общему делу. Лично для меня это долг чести. Но я не могу этим заняться по причине отбытия в действующую армию. А ты остаешься здесь…
– С сегодняшнего дня это и мой долг чести, – торжественно, словно клятву, произнес Воеводин.
– Я верил, что ты меня не подведешь, – удовлетворенно произнес Баташов, – прошу тебя держать меня в курсе дела, где бы я ни был, – добавил он.
– А что мне делать, если дело дойдет до явного предательства? – спросил Воеводин.
– Если у тебя в руках будут веские доказательства связи этого поручика с английским военным агентом, то постарайся взять его во время передачи документов. Такой финал может послужить хорошим предостережением начальству…
– И тогда меня за самовольство обязательно отправят в действующую армию, – удовлетворенно воскликнул штабс-капитан.
– Я не исключаю и такого исхода, – откровенно признался Баташов.
– Как говорится, «семь бед – один ответ», – махнул в сердцах рукой Воеводин, – только вы не забудьте за меня похлопотать.
– За этим дело не станет, – твердо пообещал Баташов и на прощание крепко, по-дружески пожал руку штабс-капитана.
Вскоре пути их разошлись. Штабс-капитан покатил на извозчике в сторону Обводного канала, где снимал квартиру, а Баташов, поймав «ваньку», направился домой, где его ждали к ужину супруга, дочь и будущая невестка.
«Что же мне ей сказать?» – думал он всю дорогу, но ничего не мог придумать.
– У тебя есть невестка? – спросил Баташов у извозчика.
– А как же, вашбродь! Ажно две, – обернулся тот.
– А сыновья дома?
– Нет, барин. Сынки-то в армии служат.
– И часто пишут?
– Да в год по письму.
– И что же бабы?
– А что бабы, ревуть иногда.
– И как же ты их успокаиваешь?
– Цыц, говорю!
– И все?
– Ну, бывает, и побью маненько. Но потом подарки накуплю, и они рады-радешеньки. А чтобы совсем их угомонить, рассказываю басни о том, что у служивых нет времени для писем, а какие и напишут, то, бывает, затеряются где. Вот так, барин, и воюем, – усмехнулся он.
«Мудрые слова», – подумал Баташов, одаривая извозчика рублевой ассигнацией.
ГЛАВА X Белгород – Петроград. Август – сентябрь 1914 г
1
Распрощавшись с родительским домом, пешком, кормясь лишь своей грамотностью, составляя для селян кому письмецо, кому прошение, от села к селу Денис добрался до Белгорода. Направляясь к вокзалу, он невольно прошел мимо пустующего летом училища, а оттуда ноги сами привели его к дому, где жил его однокашник и друг Кирилл.
Дениса так и подмывало зайти в знакомую хату, расспросить хозяев о житье-бытье, поговорить по душам с Кириллом. Но он не мог и не хотел предстать перед хорошими людьми таким, как был. В рваной рубахе и протертых на коленках почти до дыр штанах. Он боялся, что, увидев его таким, друг станет над ним насмехаться, бросаться камнями, что они уже не раз делали, встретив на улице побирушек.
– Вот тебе на! Дениска! А я смотрю в окно и гадаю, ты это или не ты! – воскликнул Кирилл, выбегая из дома. Раскинув в стороны руки, он кинулся обниматься.
– Да постой, ты, очумел, что ли? – с трудом вырвался из его крепких объятий Денис.
– Ты что, не рад встрече-то? – промолвил Кирилл обиженно, но, увидев, что тот стоит перед ним в самом жалком виде, в рваном платье да еще и на босу ногу, понял, что друг просто стесняется своего чуть ли не нищенского вида.
– Да ты не журись, – дружески полуобнял он Дениса, – ты же знаешь, что для меня внешний вид не самое главное. Да и одежонку кой-какую мы сейчас подыщем, – загадочно промолвил он и потянул друга за собой.
– Куда ты меня тащишь?
– Сейчас узнаешь.
Кирилл втолкнул Дениса в дверь. Развязав стоящий у порога мешок, он вынул из него ношенную, но еще приличную на вид рубашку, штаны, холщовый пиджак и раздолбанные, но целые еще башмаки.
– Вот, надевай! – приказал он.
– Тебя же отец за такое самовольство измордует, да и мне несдобровать, – испуганно промолвил Денис.
– Ничего, не впервой, – махнул он рукой, – слушай, а почему ты в таком неприглядном виде?
– Знаешь, а я из дома сбежал, – сразу помрачнев, ответил Денис и рассказал ему всю предысторию своего побега из дома. О том, как влюбился в деревенскую красавицу Дуню. Как дворецкий послал Дуняшу в услужение барчуку. Как барчук хотел позабавиться с ней. Как он вступился за честь девушки и одним ударом свалил обидчика на пол. Как в дело вмешался отец и надавал ему затрещин, которые он уже никак не мог перенести, и вот он здесь.
Увлеченные романтическим повествованием, ребята не заметили, как тихонько открылась дверь и в дом вошел отец Кирилла, Иван Спиридонович.
– Это кто тут из дома сбежал? – грозно промолвил он.
Мальчишки прыснули в разные стороны. Дениска к двери, а Кирилл в другую комнату и, открыв окно, сбежал на улицу.
Хозяин дома схватил пытающегося проскочить в дверь Дениску за ухо.
– От меня еще никто не уходил, – хвастливо промолвил он, – а ты еще вернешься домой, и тогда, ты меня знаешь, всыплю тебе по первое число, – пригрозил сыну.
– О-о! Да это наш старый знакомый, – удивился Иван Спиридонович, приглядевшись к нежданному гостю.
– Значит, сбежать от родителев решил? – грозно спросил он и, осмотрев Денискину одежонку, с сочувствием добавил: – Да, брат, нелегко-то без отцова присмотра.