От боли и несказанной обиды на отца у Дениски выступили на глазах слезы.
– Вижу, что осознал свою вину перед батькой, – благодушно промолвил хозяин и отпустил покрасневшее ухо.
– Ничего я не осознал, – глухо промолвил Денис, – я никогда его не прощу за то, что он поднял на меня руку.
– Ну, паря, рано тебе еще отца осуждать. Дал подзатыльник, знать, за дело.
– Пустите, я пойду, – попросил Денис, видя, что Иван Спиридонович специально заслонил собою дверь, чтобы не дать ему сбежать.
– Нет, паря! Я лучше запру тебя в чулане, а затем доложу околоточному, чтобы он до приезда твоего отца подержал тебя у себя в околотке. – Взглянув на разбросанные в беспорядке вещи, он понятливо хмыкнул. – Снимай-ка, паря, свои обноски и одевай это, – указал на вещи, вытащенные Кириллом из мешка, – не брезгуй, – добавил он, – я Кирилке, неслуху моему, обновки купил, так велики оказались. А тебе одежонка-то в самый раз будет.
Подождав, пока парень переоденется, хозяин спросил:
– Небось еще маковой росинки во рту не было? – И, увидев, как тот судорожно сглотнул слюну, добавил: – Садись за стол, счас что-нибудь сварганим.
Вскоре на столе появилась вареная, еще теплая, картошка, квашеная капуста, лук и огромный ломоть ржаного хлеба.
Пока хозяин ходил в чулан за молоком, на столе уже ничего не осталось.
– Ну ты, паря, даешь! – воскликнул удивленный хозяин и, поставив крынку с молоком на стол, отрезал кусочек ситного.
– Спаси боже, – промолвил, перекрестив рот, Денис и неожиданно так сладко зевнул.
– Иди в чулан, поспи, – видя, что у нежданного гостя от усталости смыкаются глаза, предложил Иван Спиридонович, – а я пока в участок схожу.
Денис, понурившись, поплелся вслед за гостеприимным хозяином. Тот, расстелив посреди чулана тулуп, вышел, закрыв дверь на замок.
– Ну вот и кончилось мое путешествие, – с сожалением подумал он и, плюхнувшись на роскошную постель, смежил глаза.
Вскоре хлопнула входная дверь, и в доме стало тихо-тихо.
Денис, перебирая в памяти все происшедшее с ним в этот суматошный день, задремал. Ему приснилась Дуняша в своем белом-белом сарафане и алой косынке, которую он для нее купил, но так и не подарил. Она, такая красивая и родная, раскрыв свои горячие, нежные губы, все громче и громче звала: «Денис! Денис! Ну, Дениска!» Сквозь сон Денис услышал, как кто-то забарабанил в дверь, он быстро стряхнул дремоту и вскоре сообразил, что в чулан кто-то ломится. Вслед за этим послышался громкий шепот:
– Дениска! Дениска! Ну, Дениска! Ты здесь?
– Кто это?
– Это я, Кирилл!
– Выпусти меня отсюда.
– Сейчас, только ключ найду.
Он ушел, оставив Дениса наедине с самыми мрачными мыслями.
– Я ключа так и не нашел, – через некоторое время послышался виноватый голос Кирилла, – наверное, отец с собой взял. А зачем он тебя запер?
– Хочет в полицию о моем побеге сообщить.
– Да-а! Если он обещал, то сделает, – уверенно сказал Кирилл. – Давай-ка навались на дверь, попробуем ее вышибить вместе.
– Так отец тебе потом вдвойне всыплет!
– А-а, двум бедам не бывать, а одной не миновать, – с деланым равнодушием произнес друг.
– А ну-ка, давай, поднажми! – скомандовал он.
Денис подпер плечом дверь и что было сил надавил на нее, слыша в то же время, как с другой стороны, пыхтя, точно паровоз, тянул неподдающуюся дверь за ручку Кирилл. Только через несколько минут совместными усилиями они наконец-то вывернули пробой, и дверь, к вящей радости обоих, отворилась.
Денис, обрадованный неожиданным освобождением, бросился на шею своему спасителю.
– Ты настоящий друг, – со слезой в голосе промолвил он.
– Ну, что нюни распустил, как баба. Теперь ты на свободе! А нам с тобой уже нет времени разговоры разговаривать, – строго сказал он, отстраняясь, – теперь надо драпать во все лопатки, пока отец не пришел. – Он потянул Дениса за собой. Выбравшись на улицу и осмотревшись по сторонам, Кирилл участливо спросил: – Куда ты теперь пойдешь?
– Не знаю, – опустил голову Денис, – но к отцу я не пойду ни за что на свете!
– А может быть, тебе податься к моему дядьке, Афанасию Петровичу? Он добрый, приезжая в гости из Петрограда, мне всегда гостинцы привозит. И если видит, что батька меня за что-нибудь драть собирается, то завсегда заступается, бить не дает. У него тоже сын, мой двоюродный брат, Петька, так вот дядя Афанасий его еще ни разу и рукой не тронул. Если хочешь, я ему напишу! Ну как, поедешь в Петербург?
– Поеду! – недолго думая согласился Денис. – Только у меня денег нет на поезд.
– Сейчас что-нибудь придумаем. – Кирилл заговорщицки оглянулся по сторонам. – Стой здесь и жди. Я скоро! – Толкнув друга в чей-то двор, густо заросший яблонями, он стремглав кинулся к дому. Не прошло и десяти минут, как он с конвертом в руке прибежал обратно.
– Здесь письмо и деньги, – запыхавшись, промолвил он, – на дорогу и на харчи хватит. Не боись, деньги не ворованные, я их на велосипед собирал. А теперь на вокзал. Дядька всегда уезжал от нас после обеда, может быть, успеем еще.
Когда запыхавшиеся друзья прибежали на вокзал, петербургский поезд уже скрылся за поворотом.
Об этом известил их носильщик, предварительно бросив на них подозрительный взгляд.
– Дяденька, а когда следующий поезд в Петербург будет? – спросил Кирилл.
– Поезд будет только завтра, только приходите пораньше на полчаса, – ответил он и, увидев на лицах путешественников неприкрытое отчаяние, посоветовал: – Через час будет московский, а там уже и до Петербурга недалеко.
Друзья бросилась к кассе, а носильщик, доставив чемоданы по назначению, подошел к полицейскому, вальяжно расхаживающему по перрону, и что-то ему сказал. Полицейский сразу же встрепенулся, словно сонный, жирный кот, увидевший легкую добычу.
Пока Денис стоял в очереди за билетом, Кирилл, обливаясь потом от духоты, царящей в помещении вокзала, решил выйти на перрон, который хоть немного, но продувался свежим ветерком. Заметив маневр носильщика, он, сообразив, чем это им грозит, кинулся к очереди. Увидев, к своей радости, что Денис уже купил билет, Кирилл схватил его за локоть и, ничего не говоря, потащил его к противоположному выходу. Только когда они добежали до пристанционного парка, он, переведя дух, сообщил другу дурную весть:
– Я видел, как носильщик что-то городовому сообщил после того, как мы зашли на вокзал. Явно, он нас в чем-то заподозрил.
– Вот гад, – с отчаянием в голосе промолвил Денис, – что же теперь мне делать? Скоро твой отец весь город на ноги поднимет!
– Не журись, друг, – успокоил его Кирилл, – что-нибудь придумаем.
Они сели на скамейку подальше от людских глаз и несколько минут сидели молча, понурив головы.
– А знаешь, – вдруг встрепенулся Кирилл, – во время посадки в вагон я подойду к полицейскому и пошлю его к черту. Городовой, естественно, погонится за мной, а ты в это время, затерявшись в толпе, и сядешь на поезд!
– А если он тебя поймает? – озабоченно спросил Денис.
– Ну и что! Не на каторгу же он меня отправит.
На перроне все произошло так, как и предполагал Кирилл. По прибытии поезда толпа хлынула на перрон. Увидев городового, Денис смешался с толпой, а Кирилл, дернув полицейского за ножны и что-то громко прокричав, кинулся вдоль перрона. Рассерженный полицейский за ним. Спрыгнув с платформы на путь, Кирилл припустил с еще большей прытью, только городовой его и видел.
Денис со всеми удобствами, какие присущи третьему классу, расположился на нижней полке. Рядом с ним оказались толстопузый поп с попадьей, а напротив – два крестьянина, молодой, чуть постарше Дениса, и белобородый дед.
За окнами проплывали дремучие леса и бескрайние поля колосящейся пшеницы.
– Необычайно урожайный год, – сказал, теребя редкую седую бороденку, дед, – говорят, что это к войне. Что вы, батюшка, на это скажете? – обратился он к попу. – Правду сказывают аль врут?
Святой отец, нехотя оторвав взгляд от окна, вопросительно взглянул на попадью и, уловив видимый только ему кивок, разгладил свою аккуратную черную бороду и только потом, подняв очи горе, нравоучительно промолвил:
– Все в руках Божьих.
– Знамо дело, что в руках Божьих, а все-таки, – не отставал старик, – вам-то что, вы в тылу отсидитесь, а мне его, – указал он на молодого парня, – моего единственного кормильца, в рекруты отдавать?
Поп хотел что-то сказать, но, получив под столиком удар женской ножкой, затих, вновь вперив взгляд в необъятные российские просторы.
Словоохотливый старик не сдавался.
– Вот ты, паря, – обратился он к Денису, – небось из деревни в город бежишь? Эх, скольких людей город-греховодник сгубил, – не дожидаясь ответа, тяжело вздохнул белобородый и тут же засыпал его другими вопросами: – А кто матушку-землюшку обрабатывать будет, кто хлеб растить и убирать будет?
– Что вы, дедушка, пристали ко мне, – вспыхнул как маков цвет Денис, – я еду в город, чтобы продолжить учебу, – сказал он первое, что пришло ему на ум.
– Ну что же, ученым быть, это дело хорошее. Значит, ты и грамоте обучен?
– Кумекаю маненько, – гордо ответил Денис.
– А грамотку-то ты можешь составить?
– Смотря какую.
– Такую, чтобы мого внучка от рекрутчины освободить. Ведь ежели он на войне свою буйну голову сложит, кто кормить-то меня, старого, станет?
– Насколько я знаю, по таким вопросам надо обращаться в волостное присутственное место…
– Да обращался я, обращался, только никто меня и слушать, старого, не стал, – с несказанной горечью в голосе промолвил старик. На сморщенное, морщинистое лицо его с трудом выкатила скупая слеза. Он смахнул ее рукавом и, глядя в окно, задумался.
Парень на протяжении всего разговора сидел молча, прислушиваясь к разговору умных людей. По взгляду его можно было без труда прочесть, что ему жалко деда и в то же время охота повидать мир, о многообразии и необычности которого ему не раз рассказывали вернувшиеся после службы в армии земляки. Правда, были среди них и калеки перехожие, но таких возвращалось в деревни не так много. Много больше он видел таких в городах и на вокзалах, просящих милостыню и потом в стельку пьяных, валяющихся под заборами. Все это он понимал, но верил в то, что именное ему, а не кому-то другому повезет и через многие годы службы он вернется к своей Марфутке весь в орденах и с кучей добра на телеге. И тогда заживу