т они, как говаривал его отец, «кум королю, сват министру», пока не умер, надорвавшись на барщине…
– Вот еду в Москву за справедливостью, – оторвал дед взгляд от окна, – чай найду там правду, – с надеждой в голосе сказал он.
– Москва слезам не верит, – внезапно вмешался в разговор кондуктор, подкравшийся незаметно, и тут же строго добавил: – Билетики, господа хорошие-с. Покажите ваши билетики-с!
Все полезли в мешки и туеса за кусочками картона. Полез в карман и Денис. Не нащупав там билета, он похолодел от отчаяния и страха. На лице его обозначился неописуемый ужас.
– Ну-с, молодой человек, а где ваш билет? – приставил, словно нож к горлу, свой вопрос кондуктор.
– Только что был, и нету, – только и смог пролепетать Денис.
– Нет билета, платите-с! – предложил кондуктор.
– И денег нет!
– Как же это вы-с без денег в дорогу собрались?
– Был у меня билет, истинный крест, был, – перекрестился обескураженный Денис.
– Был у вас билет или не был, я не знаю-с. И потому еще раз прошу вас показать билет, – строго сказал железнодорожный чиновник.
Денис еще раз перерыл все свои карманы, но ни билета, ни денег так и не нашел. Только выписка из церковной книги, завернутая в чистую тряпицу, да конверт с Кирилкиным письмом спокойно лежали за пазухой, больше у него ничего не было. Он вдруг вспомнил, что деньги неосмотрительно положил в боковой карман пиджака.
– Нет у меня билета, господин кондуктор. Наверное, вытащили в толпе, когда я в вагон садился.
– Я помню этого малого, – встрял в разговор дед, – и видел, как он брал билет на вокзале…
– Не вмешивайтесь в разговор-с, – недовольно зыркнул на старика кондуктор и, сделав каменное лицо, обратился к Денису: – Если не заплатите-с, то я на следующей же станции передам вас в руки полиции.
– Ну, парень, ты попал, – с сожалением промолвил дед и, глянув на поповское семейство, добавил: – Надо помочь.
Батюшка сунул было руку в свою кошелку, но попадья, придвинувшись к нему, словно невзначай задела его своим острым локотком так, что у него то ли от боли, то ли от обиды на глазах выступили слезы, и он, чтобы никто этого не заметил, резко отвернулся к окну. Видя, что батюшка помогать не собирается, старик потянулся к своему мешку и, вытащив оттуда несколько медных монет, спросил, глядя в раскрасневшееся лицо чинуши:
– Энтого хватит до следующей станции?
– Хватит, – сказал кондуктор и торопливо сгреб себе в карман деньги, даже не пересчитав.
– Спаси тебя Боже, дедушка, – искренне поблагодарил старика Денис и, забившись в угол, предался грустному размышлению о том, как ему теперь без денег добраться до Москвы, а оттуда до Петербурга.
– А ты особо не благодари меня, старого, – подал голос белобородый, – я ить за тебя деньгу заплатил не просто так, а с выгодой.
– Какая с меня выгода? – удивился Денис. – Вот если пиджак возьмете, правда, он сильно поношенный, но ничего, в нем еще можно ходить.
– Что ты, паря, неужто я крохобор непонятливый, – замахал дед руками, – я ить хотел, чтобы ты мне бумаженцию в Сенат составил. Мне сказали, что только в Сенате все жалобы по справедливости рассматривают.
– Хорошо, дедушка, – обрадовался он, – но у меня нет ни бумаги, ни пера, ни чернил…
– Все это есть у меня. Люди всему научат, – сказал он и, покопавшись в мешке, достал оттуда белую бумагу, свернутую в трубочку, чернильницу, заткнутую пробкой, и ручку с совсем еще новым пером.
– Бери, пользуйся, – сказал он и, уступив парню место на лавке, принялся с интересом наблюдать за тем, как из букв складываются слова, а из слов образуются строчки. Аккуратно, каллиграфическим почерком Денис вывел: «В первый Департамент Сената. Жалоба», взглянув на старика, он спросил:
– Как звать-то вас, дедушка?
– Холмогоровы мы. Я Иван, сын Кузьмин, а он Кузьма, сын Павла. Мы из села Валоконовка Белгородского уезда Курской губернии.
– На кого жалуетесь?
– На уездное начальство.
Перо заскрипело дальше, и скоро в руках деда оказался по всем канонам состряпанный документ, с которым не грех было ехать и в саму столицу. Денис, трудясь в имении Баташовых, поднаторел в этом кляузном деле, настрочил по просьбе крестьян не одну такую бумагу. И теперь, поставив в конце жирную точку, он с удовольствием отдал жалобу деду.
– Ну вот, милок, мы и квиты, – радостно воскликнул белобородый, пряча документ подальше в свой безразмерный мешок.
Пока суть да дело, поезд остановился на станции.
– Прощевай, парень, – сказал дед и, достав из мешка шмат сала, отрезал от него кусок с ладонь и вместе с ломтем ржаного хлеба протянул Денису.
– Кушай на здоровье! – сказал он и, отвернувшись к окну, принялся с интересом рассматривать пассажиров, в спешке снующих по перрону.
Батюшка, оторвавшись от окна, ободряюще промолвил:
– Да поможет тебе Господь, – и перекрестил Дениса.
2
Станция Прохоровка встретила Дениса жарким степным ветром, провинциальной суетой и гудками многочисленных военных эшелонов, держащих курс на северо-запад Российской империи.
Ополовинив свою ссобойку, выданную ему хлебосольным дедом, Денис, намереваясь заработать на дорогу хоть немного денег, двинулся на грузовую станцию. У ворот он увидел многочисленную толпу.
– Дяденька, – обратился парень к стоящему с краю бородатому мужику с мешком на плече, – здесь работу дают?
– Дают, милой, – подозрительно глянув на Дениса, промолвил мужик, – да только в день по щепотке. Вишь, сколько народу собралось, все заработать хотят. Так что шел бы отсюда подальше, пока тебе не накостыляли, – с нескрываемой угрозой в голосе добавил он.
В это время за ворота вышел тщедушный, невысокого роста служащий в форме железнодорожника и, поправив пенсне, необычайно зычным голосом объявил:
– На сегодня для разгрузки вагонов требуется двадцать человек.
Что тут началось! Вся толпа, матерясь и ругая на чем свет стоит железнодорожное начальство, ринулась в ворота, чуть было не растоптав чиновника. Только когда из-за его спины перед толпой неожиданно вырос городовой и, бешено вращая глазами, гаркнул: «Осадись! Осадись, окаянные!» – люди остановились.
Отсчитав нужное количество работяг, железнодорожный служащий закрыл ворота.
– Вот и все на сегодня, – крякнул недовольно бородатый мужик и, зло зыркнув на Дениса, промолвил: – Ты еще здесь? А ну геть отседова, титька тараканья!
Денис сразу сообразил, что единственное, что здесь он может получить, это одни подзатыльники, и решил уйти от греха подальше. Обиженный на себя, такого непрактичного, да к тому же и невезучего, на весь мир, такой жестокий и нечеловеколюбивый, он, глотая слезы, поплелся словно побитая собака на вокзал…
– А что, браток, где здесь кипяток можно раздобыть? – вывел Дениса из мрачного состояния солдат с пустым огромным чайником в руке.
– По-моему, рядом с вокзалом, – сказал он, вдруг вспомнив, что еще час назад сам набирал там кипяток и, приправив его богато растущей в парке дикой мятой, запил свой простенький и в то же время довольно сытный обед, – вон там, – указал он рукой по направлению к водонапорной башне.
– Спаси Христос, браток, – поблагодарил его солдат и бегом припустил к общественному бойлеру.
Пока Денис, понурив голову, брел до вокзала, военный, наполнив чайник, уже возвращался обратно. Заметив неприкрытое горе, черной тенью окутавшее лицо парня, солдат остановился.
– Что случилось с тобой, малец? – участливо поинтересовался он.
– Да вот, дядя… – И Денис, сдерживая слезы, рассказал ему о своем горестном положении.
– Ну что же. Это дело поправимое, – уверенно сказал военный, – я переговорю с фельдфебелем, он мужик у нас душевный, авось разрешит тебе вместе с нами в вагоне разместиться. А ты, парень, как я погляжу, грамотный, – неожиданно сказал он, – наверное, много интересного знаешь. Вот и позабавишь солдатушек, браво-ребятушек, а то ехать далече. А в пути солдату что надо? От пуза поесть да умных людей послушать – так и время быстро пройдет. Шагом марш за мной, – скомандовал он.
Обрадованный таким поворотом событий, Денис, сбросив с себя хандру, поспешил за бывалым солдатом.
У воинского эшелона Дениса остановил часовой.
– Постой здесь маненько, я доложу фельдфебелю, – сказал военный и торопливо, стараясь не расплескать кипяток, направился вдоль состава к своему вагону.
Через несколько минут он вернулся обратно и что-то сказал часовому.
– Ну, так бы и доложил, – улыбнулся тот, – я не против!
– Пошли, да побыстрее, – схватил Дениса за рукав солдат и потянул его за собой. На площадке вагона их уже ждал фельдфебель.
– Вот, господин фельдфебель, доставил парня, – радостно доложил солдат.
– Проходи, милок, – сухо сказал тот, внимательно присматриваясь к Денису, – Анохин сказал мне, что ты всякие интересности знаешь. Правда ли?
– Знаю, маненько, господин фельдфебель, – сконфуженный пристальным взглядом унтер-офицера, неуверенно ответил Денис.
– Так покажи, что умеешь, – подзадорил парня он, сопровождая в вагон, который представлял собой обычный деревянный товарняк, в который были врезаны окна, а повдоль оборудованы пассажирские и багажные полки. Солдаты размещались кто на полках, а, кто, как баре, на соломе, застилавшей пол.
– Господин фельдфебель, покормить бы мальца надо, – вступил в разговор солдат Анохин.
– Что ж, надо так надо, – благодушно сказал унтер-офицер.
– Садись, сынок, сюда, – пригласил сердобольный военный Дениса, указав на пустующую лавку, – здесь у меня кулешок еще горяченький. – Он развернул шинель и, словно фокусник, вытащил пышущий жаром котелок, от которого по вагону начал распространяться манящий сытный запах.
– Ешь, не торопись, – добавил Анохин и, вытащив из-за голенища деревянную ложку, протянул ее парню.
Тщательно подкрепившись, Денис откинулся спиной на стенку вагона и под перестук колес неожиданно задремал.
Во сне он увидел Кирилла, который, показывая рукой куда-то в небо, твердил под стук колес: