– Какая ты счастливица, моя дорогая Ларочка! Какая ты счастливица!
– Теперь у Ларочки будет прекрасная и обеспеченная жизнь! – почему-то грустно улыбаясь, согласилась с Лизой начальница, или maman, так с любовью звали ее девицы. Призывая девушек к тишине, она объявила: – Дорогие мои смоляночки, скоро вы покинете институт. У каждой из вас будет своя жизнь. Но где бы вы ни жили, чем бы ни занимались, я знаю, что наши профессора и воспитатели вложили в ваши руки, в ваши сердца и в ваши души все необходимые знания и умения для того, чтобы вы были счастливы. И знайте, мои девочки, что еще долго вы будете вспоминать свою нелегкую жизнь, проведенную в этих стенах, своих учителей и подруг. Я верю, что жизненные ориентиры, которые мы дали вам, станут той путеводной звездой, которая приведет вас к большой и праведной жизни на благо Отечества нашего! В добрый путь!
Слова директрисы были встречены восторженными овациями, и все выпускницы кинулись обнимать свою начальницу.
Потом состоялся благодарственный молебен в Казанском соборе. Ларе, как лучшей музыкантше Смольного, доверили в качестве регента дирижировать хором. И ей это блестяще удалось. Умиленная виртуозным искусством управлять церковным хором, maman в конце службы одарила свою любимицу золотыми наручными часиками.
После выпускного бала Лиза предложила подруге до момента возвращения брата с войны пожить у них в доме, но Лара, верная традициям, заложенным в институте, наотрез отказалась:
– Ни в коем случае! Я никаким образом не могу до свадьбы жить в вашем доме. Это же неприлично!
– Но ты же будешь жить у меня, у своей лучшей подруги, – попыталась уговорить ее Лиза, но безрезультатно.
– Если мадам начальница разрешит, то я пока останусь жить в Смольном, – решительно сказала Лара, – буду помогать воспитателям, принимать новеньких.
– А как же предложение ее императорского величества? – спросила Лиза. – Ведь перед тобой раскрывается такое прекрасное будущее…
– Мое будущее – Аристарх, – просто и ясно выразила свою затаенную мысль Лара.
– Но чем ты займешься, пока он на фронте? Как ты объяснишь свою задержку здесь отцу. А знаешь, отпиши домой, что задерживаешься в связи с ожиданием аудиенции у императрицы…
– Но я не привыкла лгать, – сверкнула гневным взглядом Лара.
– А тебя никто и не заставляет говорить неправду. Что тебе мешает посетить двор императрицы Александры Федоровны? Она же приглашала тебя!
– Но мне кажется, лучше о моем отказе от предложения стать фрейлиной сказать директрисе, чем императрице.
– Ты правильно думаешь, но, наверное, не знаешь, что уважительной причиной ухода фрейлины из царской свиты является замужество. Ты подумай о своем будущем. Ведь брат вернется в Петербург еще не скоро. В лучшем случае к Рождеству.
– Значит, ты советуешь мне попытать счастья стать фрейлиной?
– А чем ты хуже остальных родовитых смолянок? Ты должна хотя бы попытаться. А вдруг получится, и ты станешь великосветской дамой. Вот тогда и накажешь своего жениха за то, что весточки тебе не шлет, – улыбнулась Лиза.
Лара задумалась, покусывая свои надутые от обиды на Аристарха губки.
– А не будет это предательством по отношению к твоему брату? – задумчиво спросила щепетильная подруга.
– Я прекрасно знаю Аристарха и уверена, что после этого он тебя еще больше будет любить. Ты же знаешь, что по своей природе мужчины – охотники, и для них чем недосягаемей добыча, тем она им дороже. А что для столичной женщины может быть дороже, чем шифр фрейлины императрицы на платье? Ты же видела, как с десяток наших однокурсниц, так и не сумевших добиться расположения императрицы, куда-то сбежали, чтобы через час явиться с красными глазами.
– Ты же знаешь, что для меня существуют вещи подороже фрейлинского шифра, – загадочно улыбнувшись, сказала Лара, – но я послушаюсь твоего совета и посмотрю на царский двор. Думаю, что это будет довольно любопытно.
Попрощавшись с подругой, Лара не находила себе места, думая только об Аристархе. «Конечно, он теперь человек, не зависящий от своих желаний и поступков, за него думают командиры. Без разрешения полкового командира он даже жениться не имеет права, – пыталась она оправдать любимого в своих глазах, – но мог же он черкнуть хоть несколько слов?» Эти и подобные им мысли не давали покоя, внося в некогда размеренную, спокойную девичью жизнь непонятную тревогу и грусть.
Прошел месяц, а письма как не было, так и нет!
«Что же с ним стряслось?» – думала Лара, и в голову ей приходили самые отчаянные мысли. Хоть она и редко выходила из Смольного, но из газет и разговоров служащих знала, что в Галиции и Восточной Пруссии идут кровопролитные бои, а в Петербурге начались забастовки и стачки рабочих, по ночам то и дело слышна стрельба – все это перемешалось в ее маленькой головке и вместе с беспокойством о судьбе любимого человека не давало по ночам спать. И по утрам она выходила из своей комнаты с красными от недосыпания глазами.
Однажды ранним утром, когда Лара только-только причесалась и привела себя в порядок, в комнату кто-то настойчиво постучал.
– Войдите, – разрешила она, надевая халат.
Вошла начальница и, внимательно взглянув на девушку, удивленно произнесла:
– Что с вами, дорогая моя?
– Поздно легла, maman, – попыталась оправдаться Лара, но наметанный взгляд начальницы сразу же вскрыл невинный обман девушки.
– Не обманывайте меня, голубушка. Небось тоскуете по своему молодому человеку? – то ли спросила, то ли утвердительно сказала начальница и, ласково погладив девушку по головке, торжественно, по-военному приказала: – К полудню будьте готовы к беседе со статс-дамой двора ее императорского величества, Анной Александровной Вырубовой. Она примет вас у себя дома, который находится рядом с Зимним дворцом. Возможно, что после этого с вами пожелает говорить сама императрица. В четверть двенадцатого я прикажу подать к подъезду авто.
– Но, maman, я к этому еще не готова, – испуганно произнесла Лара.
– Ничего, душенька. Я лучше вас знаю, готовы вы или нет, – спокойным тоном сказала начальница, – и нечего бояться. Анна Александровна моя давняя знакомая и прекрасная женщина. От ее рекомендации во многом зависит ваше прекрасное будущее. А в том, что будущее ваше будет прекрасным, я нисколько не сомневаюсь. Так что успокойтесь. Оставьте все свои страхи и волнения. И не забудьте припудрить свой очаровательный носик!
Услышав такое по-матерински душевное напутствие, Лара улыбнулась.
– Ну вот и хорошо, – заключила maman, – теперь я уверена, что вы выдержите и этот небольшой, но важный для вас экзамен.
2
Подъезжая к Зимнему дворцу, Лара неожиданно для себя увидела на пустующей в это время Дворцовой площади офицера в полевой форме, который, остановившись возле Александрийского столпа, что-то внимательно рассматривал, задрав вверх голову. Она по примеру военного тоже задрала вверх голову и тут же зажмурилась, потому что солнечный зайчик, отразившийся от крыла ангела, венчающего гранитный столб, чуть было не ослепил ее. Когда девушка отняла от глаз руку, офицер уже подходил к подъезду дворца. Что-то знакомое показалось Ларе в походке этого военного. А что, она, сколько ни морщила лобик, так и не вспомнила.
«А ангельский луч, чуть было не ослепивший меня, наверняка хороший знак», – подумала девушка, подъезжая к небольшому домику с мезонином, возле которого теснился народ.
«Кто это? – недоуменно подумала она. – Неужели и они к Вырубовой?»
Автомобиль остановился у крыльца, и его сразу же обступила со всех сторон самая разная публика.
Увидев выходящую из авто девушку, толпа заголосила:
– Заступись, матушка!
– Ради Христа, помоги!
– Прошеньице передай!
– Скажи, что купцы из Ростова который день здесь матушку Анну Александровну дожидаются!
– Расходитесь. Сегодня барыня никого не принимает, – послышалось от крыльца, на котором стояла рослая, крепкая баба в сером платье и цветастом платке. Для убедительности она указала на городового, который прохаживался рядом с домом, делая вид, что рассматривает витрину находящегося напротив магазина. Заметив кивок в свою сторону, он встряхнулся от полусонного состояния и, громыхая по мостовой своими огромными сапожищами, грозно прокричал:
– Расходитесь, господа хорошие, по домам!
Для убедительности он положил свою ручищу на рукоять «селедки», словно намереваясь вытащить свой клинок на страх всем неслухам.
Люди, видя, что полицейский с ними не шутит, бросились врассыпную.
– А вы, мадам, что, не слышали? – нахмурив свои лохматые брови, уставился он на Лару огромными пронзительными глазами.
– Я… я по приглашению Анны Александровны, – заикаясь от страха, чуть слышно промолвила она.
– Отстань от девицы, Кузьма, – гаркнула на городового горластая баба, – вы, наверное, из Смольного института? – обратилась она к девушке.
– Да!
– Проходите. Мадам Вырубова вас сейчас примет.
Лара торопливо взошла на крыльцо. Женщина открыла перед ней высокую дубовую дверь и вежливо пригласила:
– Проходите.
В прихожей, уставленной самой модной в Петербурге мебелью, было пусто. Оставив девушку одну, баба, встретившая ее на крыльце, скрылась в глубине комнат. Заметив на стенах несколько полотен, написанных в современном стиле, Лара подошла к ним, чтобы внимательней рассмотреть.
Особенно ей понравилась картина, на которой была изображена дама в ослепительно белом платье на фоне поистине райского сада. Белый цвет платья словно вбирал в себя все многоцветие жизни. Было видно, что художник через голубые и зеленоватые, охристые и розоватые блики хотел выразить свои восторженные чувства слияния с природой. Лара, будучи неплохой художницей, высоко оценила то, как он тонко разработал зеленый цвет листвы, травы почти невидимыми, рельефными мазками, передающими трепет листвы, мерцание солнечных бликов на воде, тени от скользящих по небу облаков…
Внезапно любование картиной прервал нежный женский голос: