С этого дня у Лары началась новая, ни с чем не сравнимая, очень трудная, но осененная давней мечтой жизнь.
2
Лара после близкого знакомства с соседками по комнате, которые никак не могли взять в толк, почему эта нарядная барышня решила отказаться от своей легкой и праздной жизни лишь для того, чтобы сменить ее на полуаскетический, нелегкий быт сестры милосердия, долго не могла заснуть. В отличие от нее сестра-девочка, которую звали Светланой, сестра Марфа и сестра Полина пришли в общину хоть и разными путями, но, как говорится, не от хорошей жизни. Наверное, поэтому они смотрели на ее поступок как на блажь, которая со временем непременно пройдет. И Лара не спешила их разубеждать. Не могла же она перед малознакомыми женщинами открыть свои чувства, рассказать об истинных причинах, побудивших ее к этому нелегкому, вымученному в душе шагу. Сестрицы же были менее закомплексованы и без утайки поведали ей о себе. Светлане только-только исполнилось шестнадцать лет и, сколько она себя помнит, все время путешествовала из приюта в приют, пока несколько лет назад не обрела постоянный дом и покой в общине сестер милосердия. Много сложнее были жизненные перипетии Марфуши, которая осталась сиротой год назад, когда внезапно возникший пожар уничтожил и дом, и родителей. Девушке пришлось зарабатывать на жизнь собственным трудом. Поработав год горничной в одной из петербургских гостиниц, она чуть было не попала в историю, описанную в романе Льва Толстого «Воскресение», и при первой же возможности бросила эту работу. По совету священника, у которого исповедывалась, она поступила в Марфо-Мариинскую обитель сестер милосердия и вот уже больше полугода трудилась там. Сестра Полина молча слушала истории своих товарок и, казалось, была не особенно расположена к откровению, пока Лара, увидев над ее кроватью небольшой рисунок мальчика и девочки с поистине ангельскими личиками, не сказала, умилившись:
– Какая чудесная рождественская картинка. Ну прямо два ангелочка…
– Это мои детки, – глухо промолвила женщина, – они в один день умерли от скарлатины. – И, видя, что эти ее горькие слова до глубины души поразили барышню, у которой на глазах выступили слезы, добавила обреченно: – Бог дал, Бог и взял их безгрешные души.
– Простите, сестрица, что я случайно разбередила ваши душевные раны, – сквозь слезы промолвила Лара…
Все эти откровенные признания сестер будоражили возбужденное воображение засыпающей девушки, рисуя самые трагические картины. Заснув, она вдруг увидела себя в окружении снежно-белых облаков, на которых восседали два ангелочка с улыбающимися лицами, так похожими на детей с картины, висящей над кроватью сестры Полины. Внезапно ангелочки испуганно задрожали и, указывая на приближающуюся черную-черную тучу, начали махать своими ручками, словно предупреждая ее об опасности. Лара, увидев страшное грозовое облако, в испуге взмахнула руками и сразу же провалилась в нескончаемую, бездонную пропасть. «Помогите!!!» – закричала в ужасе она, но ее никто почему-то не слышал. Она вновь закричала что было мочи:
– Помогите! – И сразу же почувствовала, что ее кто-то трясет за плечо.
– Что случилось?
– Что с ней? – послышались сквозь сон знакомые голоса, и Лара, открыв глаза, с радостью обнаружила, что весь этот ужас ей всего-навсего приснился, что ее окружают заботливые и жалостливые сестры.
– Простите меня, девочки, за то, что я вас разбудила, – виновато промолвила она.
– Да что уж тут, – сказала, зевая, сестра Полина, – небось страшный сон приснился?
– Я видела во сне ваших малюток, – откровенно призналась она, – они предупредили меня о надвигающейся на меня опасности. К чему бы это?
– Знамо к чему, – хрустко потянулась на своей кровати Марфа, – это, даю руку на отсечение, к слезам. Я по себе знаю. Ангелочки всегда к горю снятся, – уверенно добавила она и, натянув на голову одеяло, затихла.
– Ну зачем вы, Марфуша, барышню пугаете, ведь видите, она и так не в себе, – возмутилась сестра Полина и, присев на кровать Лары, ласково, словно ребенка, погладила ее по головке. – Не верьте вы ей, она сама не знает, что городит, – ласковым голосом промолвила женщина и, поправив на Ларе сбившееся набок одеяло, уверенно добавила: – Мои ангелочки снятся только к хорошим вестям.
В делах и заботах прошла неделя. Однажды, сразу же после завтрака, когда сестры переодевались в рабочие одежды перед выходом на утренние задания, в комнату забежала запыхавшаяся Светлана и радостно провозгласила:
– Сестре Лыковой письмо!
Лара, не успев даже застегнуть серый халат, балахоном окутывающий ее с ног до головы, обрадованно рванулась к двери и, немого не рассчитав, запуталась в полах не по росту длинной одежды, грохнулась на полпути.
– Сестрица Лариса от радости ног не чует, – съязвила Марфутка и, выхватив у письмоносицы заветный конверт, зачем-то его понюхала. – Фу! – разочарованно промолвила она. – А я то думала, что барышни только надушенные письма получают, а от этого гарью несет. Явно с войны от иённого ухажера! А раз так, то танцуйте, сестра!
Сестра Полина, не обращая внимания на болтовню Марфы, помогла Ларе встать и показала, как нужно подвязать халат, чтобы его полы больше не болтались, а затем подошла к Марфе и, отобрав у нее письмо, протянула его адресату.
– У нас еще есть четверть часа в запасе, можете прочитать, – сказала она, видя, что мельком прочитанный ею адрес на конверте вогнал девушку в краску.
Лара торопливо распечатала конверт и с замиранием сердца начала читать:
«Дорогая моя Ларочка, – писал Аристарх, – прости, что не смог сразу, по прибытии в полк, тебе написать. Столько самых разных событий свалилось на мою молодую головушку, что и сказать невозможно. Да и что говорить – война. И этим все сказано! Пишу тебе между боями, и потому не располагаю временем, чтобы написать подробно о своей службе. Скажу только одно, что командир меня любит, да и солдаты, кажется, тоже. С первых дней служба как-то сразу захватила меня всего, можно сказать, поработила. Я весь в мыслях о предстоящем, вот и сейчас пишу тебе, а сам думаю, что перед завтрашним боем не проверил готовность своих солдат, поэтому не обессудь, больше писать не могу. При первой же встрече расскажу тебе о переменах, которые ожидают нас. Прости, что так коротко и невнятно пишу, но труба зовет… Прощай, дорогая моя Лариса! Не поминай лихом!
Корнет Баташов».
Наскоро прочитав письмо, Лариса радостно подумала: «Как прекрасно, что у Аристарха все хорошо, что он любим солдатами и командирами, а это значит, что выбор мой не был ошибочным». Она и раньше догадывалась, что ее любимый – человек смелый и находчивый. А вот то, что его любят солдаты, тоже говорит о многом. Это значит, что ее Аристаша, ко всему прочему, человек добрый и отзывчивый, что тоже немаловажно для будущего супруга…
– Сестра Лариса, вы идете с нами или нет? – прервала сладкие думы нетерпеливая Марфа.
– Иду, иду! – заторопилась Лариса, пряча письмо на груди с тайным желанием еще и еще раз его перечитать.
Спустившись на первый этаж, сестры вошли в дверь, над которой висела табличка «Приемный покой», и Лару сразу же оглушил разноголосый говор нетерпеливой толпы, жаждущей приема. Казалось, вся петроградская беднота сбежалась сюда, в эту светлую, чисто выбеленную комнату, с серым каменным полом, обильно политым дезинфицирующим средством, которое терпким, неприятным запахом ударяло в нос и с непривычки чуть кружило голову. Кого здесь только не было: старики и старухи, молодые и пожилые люди, девушки и женщины, дети. Отставные солдаты, мелкие уличные торговцы, прислуга, фабричные рабочие, извозчики, нищие, торговки-мещанки и просто бродяги. И всех их, не обращая внимания на личности, необходимо было осмотреть, при необходимости оказать первую помощь, а серьезно заболевших проводить в палаты.
– Тиш-ш-а, – прикрикнула Марфа, и говор сразу же затих, – сейчас подойдет доктор, и мы всех вас примем, – успокаивающе-убедительным тоном сказала она.
Столько страждущих людей, собранных в одном месте, Лара еще никогда не видела, и потому, невольно поддавшись вдруг нахлынувшему на нее чувству сострадания, она наобум кинулась к молодой женщине, на руках которой жалобно пищал малыш, чтобы хоть как-то ей помочь, но тут же была остановлена сестрой Марфой.
– Вы что, утешать сюда пришли или работать?
Лариса остановилась и, развернувшись, вопрошающе посмотрела на сестру-командиршу.
– У каждой из нас здесь есть свои обязанности, – строго сказала она, – вон наш хирург доктор Вакулин лубки накладывает. Сейчас ему помощь нужна, а заодно отнесите ему бинты и вату.
Взяв из пристенного шкафа, набитого медицинскими средствами, два пакета ваты и несколько рулончиков бинтов, Лара направилась к столу, стоящему у окна, где работал худощавый доктор с черными усами и бородкой клинышком. Перед ним, распластавшись на столе, лежал бледный как смерть человек с обнаженной вспухшей и посиневшей ниже колена ногой.
Заметив неожиданную помощницу, хирург нетерпеливо произнес:
– Ну, слава богу, догадались прислать кого-то в помощь. Кладите на тумбочку бинты и подержите ногу.
Лара осторожно коснулась распухшей ноги, но, услышав крики и стоны больного:
– Силушки моей нет, как больно, сестрица, – торопливо отдернула руки.
– Вы что, пришли сюда в бирюльки играть или помощь страждущим оказывать? – повернул к девушке недовольное лицо доктор, но, увидев, что перед ним новенькая, благодушно добавил: – Своей жалостью вы никому не поможете, а только навредите. Держите ногу как можно покрепче, больной потерпит.
– Я потерплю, сестрица, – глухо промолвил больной.
В этот момент Лариса вдруг почувствовала, что по всему ее телу прошел какой-то неведомый ранее магический ток, который, пройдя через ее разгоряченное страданиями других сердце, сделал руки сильнее, душу тверже, а голову холоднее. В одно мгновение она будто переродилась из пылкой и безрассудной великосветской барышни в холодную и рассудительную сестру милосердия, для которой высшим мерилом является человеческая жизнь любого, даже самого падшего человеческого создания.