– Сестра Марфа, как вы здесь оказались? – сделав строгое лицо, спросила Лара.
– Вас не спросила, – огрызнулась было девушка, но, заметив, как Лара нахмурила брови, быстро сменила тон: – Простите меня, сиротинушку! Некому за меня заступиться, некому приголубить, – жалостливо запричитала она.
– Вы, сестра Марфа, как всегда, в своем репертуаре, – неожиданно улыбнулась Лара.
Увидев, что старшая сестра сменила гнев на милость, девушка тут же бросилась ей на шею, обнимая и целуя ее.
– Сестра Марфуша, я искренне рада вам, – стараясь быть построже, сказала Лара, – но объясните мне все-таки, что вы затеяли?
– Вы же знаете, что с моими теоретическими познаниями медицины мне ни в жисть не видеть сестринского диплома. И тогда, глядя на вас, я решила во что бы то ни стало попасть в ваш санитарный поезд хоть санитаркой, хоть нянькой, да хоть кем. Собрала вещи и после дежурства сбежала, как последняя гимназистка…
– Но вы же могли поговорить с сестрой-начальницей…
– Госпожа Зимина и слышать не хочет о том, чтобы со мной расстаться. Говорила, что пока я не сдам теорию и не получу диплом сестры милосердия, она никуда меня не отпустит…
– И правильно говорила, – назидательным тоном промолвила Лара, – из вас бы вышла прекрасная сестра милосердия, если бы вы не ленились при изучении основ медицины.
– Из меня и так выйдет хорошая сестра милосердия, – неожиданно заявила Марфа, – мне об этом военный доктор сказал.
– Давайте договоримся о том, что я не скажу начальнику поезда о том, что вы сбежали из общины, возьму грех на душу, а вы обещайте мне выучить теорию и сдать все экзамены на диплом. Хорошо?
– Я постараюсь, – без особого энтузиазма промолвила Марфа.
– Уж постарайтесь, – благожелательно промолвила Лара, – а я постараюсь вам помочь.
На этом удовлетворенные друг другом девушки разошлись. Марфа, как и намеревалась ранее, полезла на вторую полку отдыхать, а Лара направилась в вагон первого класса.
4
– Где вы так долго пропадали? – нетерпеливо произнесла великая княгиня, как только Лара переступила порог купе.
– Простите, сестра Ольга, – виноватым голосом произнесла девушка, – я непременно должна была посмотреть, как устроились сестры…
– Ваше усердие похвально, – одобряюще взглянув на Лару, произнесла Ольга Александровна, – не зря мне нахваливала вас моя давняя подруга, а ваша начальница Раиса Захаровна.
– Ну что вы, – засмущалась Лара, – я еще ничего значительного в своей жизни не совершила, чтобы обо мне так говорили…
– Не тушуйтесь, голубушка, то, что вы, молодая, красивая и многообещающая барышня, вместо того чтобы кружить головы молодым людям, пожелали служить Отечеству своему и направляетесь на фронт, уже подвиг!
Великая княгиня встала, по-матерински ласково обняла почтительно стоящую у порога девушку и, поцеловав в лоб, сказала:
– Присаживайтесь, голубушка. В ногах правды нет.
Лара присела напротив гостеприимной хозяйки на самый краешек дивана.
На столике, стоящем между диванами, были разложены самые разнообразные яства. Особенно ее взгляд привлекла вазочка с ее любимыми птифурами, стоящая посередине столика.
– Угощайтесь, чем бог послал, – улыбнулась великая княгиня и, видя нескрываемый интерес гостьи к птифурам, пододвинула вазочку к ней поближе.
В дверь постучали, и на пороге появился одетый во все белое официант, который поставил на столик серебряный поднос с небольшим фарфоровым чайником и двумя изящными чашками с великокняжескими вензелями.
Лара смущенно откусывала маленькие кусочки от ароматного птифура, запивая их крепким, ароматным чаем.
Великая княгиня, к удивлению Лары, даже не прикоснулась к сладостям, а пила лишь пустой чаек. Заметив удивленный взгляд гостьи, она назидательно промолвила:
– Для того, чтобы быть всегда привлекательной для любимого человека, приходится поститься. А вы не обращайте на меня внимания, угощайтесь!
Но Лара, помня уроки великосветского этикета, вежливо промолвила:
– Благодарю вас, сестра Ольга, я сыта.
– Значит, это о вас рассказывала мне племянница Татьяна, – после небольшой паузы уверенно промолвила великая княгиня, с интересом разглядывая явно смутившуюся девушку. – Я говорю об обеде в Александровском дворце с императрицей, – пояснила Ольга Александровна, заметив искреннее недоумение на лице гостьи.
– Я, наверное, сказала тогда что-то невпопад? – покраснев, промолвила Лара.
– Нет, отчего же! Императрица была довольна вашим искренним выпадом в адрес явно зазнавшихся девиц. Татьяна рассказывала мне, что вы очень понравились матери. Скажите мне откровенно, что послужило причиной вашего категорического отказа от милости императрицы, пожелавшей видеть вас в своем Царскосельском госпитале?
При этих словах Лара сконфузилась еще больше.
– Можете не отвечать, – улыбнулась великая княгиня, – мне и так все понятно. Тут без мужчины не обошлось!
– Да! Я хотела быть рядом со своим суженым, – чуть слышно пролепетала Лара.
– Кто он? В каком полку служит? – требовательно, тоном, не терпящим возражения, спросила Ольга Александровна.
– Аристарх Баташов, корнет гусарского генерала Дениса Давыдова полка…
– Не может быть! – неожиданно всплеснула руками великая княгиня. – Ведь и мой суженый тоже направляется в этот полк.
– Но это же просто невозможно! Ведь принц Ольденбургский остался в Петрограде. Да он к тому же – генерал, – недоуменно промолвила Лары.
– О, это давняя история. Если хотите, я расскажу ее вам, – доверительно улыбнулась сестра Ольга.
– Жила-была порфирородная царевна, – иносказательно начала она, заметив в погрустневших глазах гостьи искренний интерес, – у нее было все, что пожелает. В детстве все в семье любили и баловали ее, позволяли любые шалости. Но однажды этому ее счастливому беззаботному детству пришел конец. Хмурым октябрьским днем поезд, на котором путешествовала царская семья, вздыбился от неожиданного взрыва, только счастливый случай уберег царственное семейство от гибели. Словно могучий атлант, подставил царь-отец свои широкие плечи под проваливающуюся крышу вагона-столовой и держал ее до тех пор, пока оттуда не смогли выбраться все собравшиеся за обеденным столом. После крушения в Борках в память царевны врезался снежный ландшафт, усеянный обломками поезда, черными и алыми пятнами. С тех пор постоянное чувство опасности не покидало ее уже никогда. Но никто не мог и предположить, насколько скоро это предчувствие сбудется. Следующим жестоким ударом судьбы для царевны была потеря отца, которого она искренне обожала. Для царевны еще тогда сложилось ощущение безысходности уже намеченных судьбой цепи трагических событий, которые ожидают не только царскую семью, но и ее лично. Болью в сердце и искренними переживаниями отозвались в ее неокрепшей душе последовавшая после смерти отца Ходынская трагедия. Но время постепенно залечивало раны, покрывшие рубцами юное сердце царевны. Занятия с придворными учителями, игры с другими царственными детьми, общение с людьми из народа раскрыли ее душу навстречу любви и добру, которых ей так не хватало в просторных и пустынно-холодных дворцовых залах. Царедворцы восхищались ее акварелями и тем, как она музицировала. Великосветские подруги завидовали природной красоте и грации, которые особенно ярко проявлялись на дворцовых балах по мере ее взросления. Казалось, больше ничто не могло омрачить ее беззаботной и красивой жизни. Но вот ей минуло девятнадцать. Царевна видела в своих грезах прекрасного принца, скачущего к ней на белоснежном коне. Но этой ее мечте не суждено было сбыться. На семейном совете, где главенствовала maman, Мария Федоровна, было решено найти царевне достойного с династической точки зрения супруга. Конечно же, ее мнения никто и не спрашивал. Ведь интересы императорского дома были превыше всего. Однажды царевна была приглашена на вечер к графине Воронцовой. Она хотела отказаться, но maman настояла на этом визите, хитро заметив: «Ты хотела принца, так получай его». Едва царевна приехала в особняк Воронцовых, как хозяйка, встретив ее с загадочным видом, повела в гостиную. Отступив в сторону, она впустила царевну внутрь, а затем закрыла дверь. Представьте себе изумление царевны, когда она увидела в гостиной своего кузена, принца Ольденбургского, который стоял словно опущенный в воду. Принц, запинаясь, сразу же сделал ей предложение. Царевна опешила так, что смогла лишь его поблагодарить. Еще тогда она всем сердцем почувствовала неприязнь к этому великовозрастному, холодному и эгоистичному жениху, для которого брак с ней стал еще одной ступенькой к возвышению на Олимпе российской власти. Свадьба была не слишком веселой. Первую ночь во дворце царевна провела в слезах и в одиночестве. Принц Ольденбургский отправился к своим старым приятелям в клуб, откуда вернулся лишь под утро. И так повторялось почти каждодневно. От этакой семейной жизни царевне не раз приходила в голову мысль о том, что всем Романовым лучше бы родиться бессердечными, чтобы не страдать от подобных монархических союзов. Несмотря на то что она была связана узами брака с человеком, для которого была всего лишь носительницей императорской фамилии, сердце ее все еще оставалось свободным. Год спустя царевна с легким сердцем покинула холодный и неприветливый дворец Ольденбургских и переехала в большой особняк на Сергиевской улице, который, зная о неприязненных отношениях супругов, купил для своей сестры брат Николай.
Бывая в особняке на Сергиевской улице, принц Ольденбургский, никогда не вмешиваясь в дела супруги, жил своей жизнью. Вместе они почти никогда не появлялись, если не считать бесконечных, нудных, но неизбежных визитов к членам императорской фамилии и своим друзьям. В Петербурге царевна, несмотря на то что была в постоянном великосветском окружении, чувствовала себя несчастной и одинокой, хотя бывала во многих домах, встречалась со многими самыми разными людьми. Такой же одинокой была и супруга брата, Александра Федоровна, которая не выносила скуку официальных встреч и славословия придворных. Наверное, это обстоятельство и послужило залогом их по-женски искренней и продолжительной дружбы. Других настоящих привязанностей к кому-то, кроме брата и его супруги, у царевны не было.