кто я.
А потом я возвращаюсь в реальность. Медленное сердцебиение пробуждает меня, отсчитывая минуты до момента, когда я полечу в Техас, в распростертые объятия Уильямсов и их планов.
Моя голова лежит на коленях Нолана, а его рука неудобно покоится поверх моих глаз. Между нами, подпирая мою шею, зажата первая часть «Орманских хроник», а взятое у Валери платье сбилось под коленями в просвечивающее синее облако. Парень тяжело вздыхает и хрустит шеей, так же не радуясь нашей позе для сна.
– Мы заснули? – задаю я глупый вопрос.
– Видимо, – так же глупо отвечает Нолан. Он провел всю ночь, привалившись к книжному шкафу.
– Умники вы оба, – раздается низкий голос. Испугавшись, я подскакиваю с пола и ударяю Нолана в нос. Комната неожиданно уменьшается до размеров взятой в аренду машины, сиденья которой забиты народом.
– Уолли, к ноге. Уолли, стой. Уолли! Хватит! – Нолан тщетно пытается отбиться от взбудораженной собаки, пока я безуспешно оттягиваю его за ошейник.
Мистер Ларсон, невозмутимый суматохой, которая отчасти создана им самим, обходит шерстяную гору, переплетенные части тела и ставит на низкий журнальный столик поднос с дымящимися кружками кофе.
– Вэл сказала принести их. Она хочет видеть вас в своем офисе, так что приведите себя в приличный вид. И одна кружка для Уолтера, так что не жадничайте, поняли?
Нолан смотрит на мистера Ларсона поверх сложенных ладоней, пытаясь остановить льющуюся из носа кровь. В панике я хватаю салфетку с подноса и пихаю ее в парня.
– У нас неприятности? – спрашиваю я.
– Уж надеюсь, – объявляет Алекс, со злорадной усмешкой появляясь из-за спины мистера Ларсона. Комната съеживается еще в два раза, а его улыбка наполняет все пространство. – Ну, учитывая, что вы провели ночь вместе, под маминой крышей и все такое.
– Доброе утро, Александр, – сухо бросает Нолан, – вижу, ты выспался.
Усмешка Алекса становится еще шире.
– В самом деле. Но не с таким удовольствием, как вы.
– Разве тебе не нужно присутствовать на ярмарке или где там ты еще должен быть? – интересуется Нолан, меняя окровавленную салфетку на платок, который Алекс достает из своей курьерской сумки. Можно ли умереть от потери крови с разбитым носом?
– Вы встретились всего лишь в первый раз. Господи, сколько крови! Амелия, если ты намеревалась его убить, то могла просто попросить меня о помощи. Мы бы насыпали гвоздей в его мюсли.
– Приму к сведению, – отвечаю. – Ты знаешь, где Валери?
Я уже удостоверилась, что этот книжный магазин заколдован, а все мои вопросы оказываются призывами. В дверном проеме появляется Валери и упирает руки в боки.
– Мистер Ларсон, Александр. Оставите нас на минутку?
Все разбегаются кто куда: мистер Ларсон быстро захватывает поднос; Алекс бессвязно болтает о подготовке к ярмарке и позднем возвращении, но параллельно успевает многозначительно поднять бровь на меня и Нолана; а вылакавший три кружки кофе Уолли вылетает из комнаты так, будто в него вселился злой кофеиновый дух.
– Это случайность, – обращаюсь я к суровой Валери. – Ну, что мы спали вместе. – Ощущаю, как лицо заливает краской, и моментально исправляюсь: – Что мы спали в одной комнате вместе, не вместе-вместе. Мы не… хм…
– Нолан Эндсли, – Валери явно щадит меня, – что ты задумал?
Парень неторопливо убирает с носа платок и говорит:
– Полагаю, вы прекрасно понимаете, что мы задумали, раз уж именно вы отправили ее ко мне в красивом платье, чтобы отвлечь от работы.
– Работы? – изумляюсь я, поворачиваясь к Валери. – Он спал, когда я пришла сюда.
– Предательница, – бормочет Нолан себе под нос.
– Я прекрасно понимаю, чем вы занимались, – перебивает Валери. – И провели слишком много времени наедине в этом магазине. Больше такого не повторится.
Глупая часть меня задумывается, есть ли у нее номера Марка и Триши и собирается ли она звонить им, чтобы меня наказали.
– Идите и проводите время наедине там, – указывает она длинным пальцем на окно. – Желательно не у маяка, хотя сегодня озеро гораздо спокойней. Идите, веселитесь. Может, попадете на гонки радиоуправляемых корабликов у пирса.
– Сегодня я покажу ей Орманию, – заявляет Нолан, заставая врасплох нас обеих.
Валери бросает на него такой взгляд, будто он признался, что имеет семь лишних пальцев за правым ухом.
Нить между нами начинает пульсировать, сиять.
Он только пожимает плечами на изумленный взгляд Валери и, не глядя на меня, продолжает:
– Она должна знать.
Восемь пальцев. Двадцать пальцев. И еще одна лишняя голова. Кажется, Валери одолевает потрясение и неуверенность.
– Уверен? – спрашивает она.
Нолан кивает и смотрит на меня, а на его губах играет полуулыбка.
– Расскажет кому-нибудь – спущу на нее Уолли.
– Такая участь хуже смерти, – невозмутимо замечаю я.
Я чувствую, как по невидимой нити пробегают пузырьки удовлетворения. Сегодня она похожа на пряжу, а не на бечевку. Податливая, но сильная. Я пробегаюсь кончиками пальцев по колену Нолана, и все мое тело наполняется теплом от робкого прикосновения.
Валери смотрит на нас с выражением материнской нежности на лице.
– Что же, тогда идите, – отзывается она. – И, ради бога, расчешитесь. Выглядите так, будто спали на полу в книжном магазине.
Сначала мы идем в крепость. Чтобы я все-таки поверила, что Ормания не находится в лодочной станции, Нолану приходится повторить это три раза. Мы проходим сквозь залитый дождем Локбрук к открытым воротам, подпертым камнями, с нами, конечно же, увязался Уолли.
Нолан шагает, опустив низко голову и спрятав руки в карманы толстовки, будто пытается уменьшиться до размеров, когда станет абсолютно невидимым.
По крохотным магазинам бродят локбрукцы и туристы с броскими хозяйственными и пляжными сумками. На тротуаре перед старомодным кафе-мороженым сидят детишки в купальных костюмах и шлепках, облизывая ярко-розовые капли, скатывающиеся по рожкам. С верхушки холма я замечаю группу парней на выступе, который ведет к маяку, они толкаются и борются друг с другом, словно щенки.
Безрассудно смелые взрослые ныряют под крупные волны, оставшиеся после вчерашнего урагана.
– Все хорошо? – спрашиваю я, когда Нолан резко поворачивает ко мне голову. Мимо нас по узкой тропинке проходит несколько девушек нашего возраста.
– Нормально, – бормочет он, а я решаю не давить.
Когда мы добираемся до частного пляжа, на котором расположена крепость, Нолан испускает то ли вздох, то ли вскрик и отирает рукой лицо.
– Ненавижу, – признается он.
– Ненавидишь что?
– Ходить по городу. Всегда боюсь, что какой-нибудь турист узнает меня и напишет об этом в интернете, вот и придет конец моему уединению.
– В Нью-Йорке же было хуже? – уточняю я.
– Намного. Поэтому я и решил вернуться сюда, – указывает он на крепость.
Нолан открывает дверь, звякая ключами, и отряхивает обувь от песка.
Кресла-мешки стоят в том же положении, в котором их вчера оставили.
Я сажусь, предполагая, что Нолан последует моему примеру, но он направляется к письменному столу. Уолли радостно прыгает и устраивается у меня на коленях, своей громадной пушистой тушей заслоняя все вокруг. Я слышу, как Нолан открывает ящик, шуршат бумаги и брякают ручки.
Когда он усаживается на мешок, Уолли с великой радостью покидает мои колени. Парень настолько поглощен принесенными блокнотами на пружинах, что даже не замечает, как пес стягивает с его головы шапку. Он пролистывает страницы и передает мне обыкновенный блокнот в красную линейку и несколько черных ручек. Видимо, вот и ответ на вопрос о дорогостоящей коллекции ежедневников и ручек.
– Умеешь рисовать? – интересуется Нолан.
– Нет, – отвечаю я, – только схематично изображать человечка.
– Неплохо, – по-деловому перебивает он, пальцем указывая на мой блокнот. – Схематично набросай себя тринадцатилетнюю и меня тринадцатилетнего.
– Что? Ты на год старше меня.
Нолан закатывает глаза.
– Ладно. Нарисуй себя двенадцатилетнюю и меня тринадцатилетнего.
– Но зачем?
– Для проекта. Друзья же делают проекты вместе, да?
Смущенная использованием слова «друзья», я спрашиваю:
– А тычто будешь рисовать?
– Я… – Нолан театрально замолкает, – я буду писать.
– Писать что?
Он поднимает с пола шапку и с легким пафосом надевает ее на голову.
– Мы будем создавать беллетризованную биографию Нолана и Амелии. Мы же начали с середины, помнишь? Нужно заполнить начало.
В одно мгновение возвращается нелепый парень из орманской комнаты, с раскладушкой и читающий расстроенным девушкам перед сном, и прячет в багажник машины встревоженного знаменитого писателя, боящегося быть узнанным. Я практически вижу мальчика, который вообразил Орманию, выглядывающую из темноты слишком грустной и слишком счастливой музыки.
Пока я вывожу фигурки, веселящиеся на лугах с плохо нарисованными цветами и плавающие в неряшливом квадрате с надписью «общественный бассейн», Нолан задает мне вопросы и записывает ответы в свой блокнот.
– Наш любимый фильм? – спрашивает он.
– Не знаю. Какие тебе фильмы нравились в детстве?
– Амелия, его нужно выдумать. Все выдумано. Так что фильм мы должны придумать, – говорит он так, будто это самая очевидная идея на свете – выдуманная деталь к нашей выдуманной жизни.
– «Единороги классные, а оборотни ужасные»? – предлагаю я и ощущаю себя дурочкой.
Нолан замирает.
– Отлично. Какой сюжет?
– Единороги правят миром, а оборотни с ядовитой слюной пытаются разрушить его.
Видимо, мне удается попасть в его мысль, потому что Нолан принимается писать.
– Анимированный?
Я пристально смотрю на него поверх блокнота и отчаянно желаю уметь вздергивать бровь, как это делает он.
– Нет, Нолан. Живая игра, настоящие единороги и оборотни, – спокойно произношу я.
Он безрезультатно бросает в меня ручку, потому что она отскакивает от моего плеча.