– Ну, большая часть упакована, – бормочет Алекс, доставая пакет с сырными кубиками. – Может, их можно съесть?
В углу пакета стекает блестящая капля мочи, отчего мы с Ноланом шарахаемся назад.
– Хорошо-хорошо, – отмахивается Алекс, – не будем рисковать с едой. Но смотрите! – Он ликующе поднимает над головой бутылку. – Вино уж точно можно пить.
Нолан окидывает взглядом блестящую тару, намоченную либо льдом, либо мочой, и кивает.
– Ладно, но ты наливаешь.
Черное как смоль небо заставляет ощутить себя песчинкой мироздания, на нем виднеются только туманные разводы, которые могут быть или облаками, или далекими галактиками.
Завтра я уезжаю домой, но сейчас киты могут поплавать, окуная меня в забвение, в котором я буду помнить только о своем урчащем желудке и мощной спине Нолана, который оперся локтями о колени и раскачивает в руке бутылку. Ее точно должны были вытереть, потому что Алекс забыл стаканчики, хотя в их отсутствии также обвинил Уолли.
Нолан передает мне бутылку, и я, не раздумывая, делаю глоток. Где бы ни находилась Дженна, до нас долетает ее недовольство нашей пьянкой несовершеннолетних, и я пытаюсь успокоить подругу. «Алекс такой же ответственный, как и ты», – мысленно обращаюсь к ней.
– Вынашивает, – объявляет Алекс. Он вытянулся на одной из мягких скамеек. Уолли примостился у его ног, изредка полизывая выглядывающую между штаниной и обувью лодыжку.
«У него выдался тяжелый день», – добавляю я.
– Александр, к сожалению, Уолли не располагает нужными органами, чтобы кого-то выносить. Попробуй еще раз. – Нолан встает, слегка пошатываясь. Его немного повело то ли от близости озера, то ли от выпитого вина, то ли от всего вместе. Он устраивается на скамейке напротив друга, положив голову мне на колени.
Алекс бросает в него пробку, но промахивается, и та шлепается в воду. Уолли с лаем вскакивает, но одумывается, чтобы еще больше не напроказничать, и снова укладывается на ступни парня.
– Я говорил о том, что ненавижу в книгах, – поясняет Алекс, будто это было очевидно изначально. – Ненавижу, когда что-то, кроме человека, вынашивающего плод, описывается словом «вынашивающий». Как момент может вынашивать тишину? Он ее родить, что ли, собирается? Разве громко не будет?
Я отдаю бутылку Алексу, хоть он и не просил. Лежа на спине, тот неловко пытается сделать глоток и проливает часть вина себе на рубашку.
Я морщусь. «Ладно, – обращаюсь к Дженне, – сейчас не лучший пример, но клянусь: обычно он достаточно вменяем».
– У Александра поджарились мозги, – поддразнивает Нолан.
– Нет, – отвечает Алекс. – Ярмарка закончилась, они успокоились и теперь слегка под градусом. Вот в чем разница.
– Ты и двух глотков не сделал. Вряд ли уже что-то чувствуешь, – возражаю я.
– Знаешь, что я чувствую? – Алекс садится и передает бутылку Нолану. – Что голова ничего не соображает после долгих бессонных ночей и галлюцинаций от недоедания. Так что давайте что-нибудь рассказывать. Начинайте.
Мы с Ноланом глупо переглядываемся и переводим взгляд на Алекса.
– Ладно, – бросает тот. – Начну за вас. В колледже Нолан занимался фехтованием.
– Ты учился в колледже? – Я думала, он и не поступал туда.
– Один семестр, – вздыхает он.
– И все?
– И все.
Догадываюсь, что он предпочел бы не упоминать об этом, но я здесь последний день и достаточно выпила, чтобы задать вопрос:
– Какая у тебя была специальность?
– Да никакая. Я просто ходил на занятия, которые мне были интересны.
– Все связано с английским, – услужливо добавляет Алекс.
Я опускаю взор на лицо Нолана.
– И тебе не понравился английский?
Он потупляет взор.
– Нет. Мне не понравилось, что к именам авторов вдруг стали относиться, как к коллекционным карточкам, своеобразной академической валюте. И особого значения у них не было. Все обожали спорить о том, кто самый уникальный или самый важный, но никто не хотел… – Он запинается и вскидывает руки, словно пытаясь дотронуться до своего разочарования.
– Читать? – подсказываю я.
Он кивает и сразу же добавляет, желая сменить тему:
– Да и Алекс получит высшее образование за нас двоих. Будет всецело предан науке.
Тот, похоже, изо всех сил пытается притвориться пьяным после пары глотков вина и ни за что не хочет забыть об учебном опыте Нолана.
– Ох! К слову о фехтовании, расскажи ей о мече.
Щеки Нолана вспыхивают, отчего я опасаюсь, что жар перекинется на лодку.
– Не хочешь узнать, почему он ходит с этим нелепым телефоном? – осведомляется Алекс.
– Только если он хочет рассказать, – спокойно произношу я. Если в моем голосе будет слышно воодушевление, то Нолан промолчит. Но он вздыхает и с сердитым выражением лица поднимается с моих колен.
– Из-за рецензии, – выдает Нолан после короткого молчания.
– Сразу так понятно стало, – бормочет Алекс, и я обрызгиваю его водой.
Прежде чем взглянуть на меня, Нолан косится на Алекса.
– Короче, я прочитал плохую рецензию на своем телефоне. Взбесился. Сломал телефон. Конец.
Алекс тоже садится, вытаскивая ноги из-под Уолли.
– Ну уж нет. Ты проткнул телефон мечом, украшенным драгоценными камнями.
Я не сдерживаю подступающий смех, мысленно нарисовав эту картинку. Нолан склонился над телефоном, в руках зажат меч, будто он только что вытянул его из камня. Ситуация настолько нелепая, что заслуживает быть одним из моих воображаемых снимков.
– Ты проткнул телефон? – повторяю я. – Откуда у тебя меч?
Нолан открывает рот, чтобы ответить, но Алекс успевает заговорить первым:
– Он купил его. Сделан на заказ. Первый гонорар, и первая покупка – меч. Он даже прислал мне фотографию. Конечно же, когда у него была нормальная камера, а не вот эта дешевка.
– Да кто не хочет меч? – возмущенно интересуется Нолан.
Алекс мгновенно поднимает руку и ожидающе смотрит на меня, а потом фыркает, когда я остаюсь сидеть в прежнем положении.
– Видимо, сильно ты в него втюрилась, раз притворяешься, что потратишь настоящие деньги на меч.
– По-моему, это круто, – замечаю я. Правда, не упоминаю, что после многих лет, проведенных за рассматриванием различных гардеробов и путешествиями в чужие края, я уже придумала имя своему оружию. И да, это перо, потому что оно могущественней меча. – Мечи есть у многих людей.
– Ага, – не унимается Алекс, – но большинство из них не протыкают мечами телефоны до такой степени, что даже в сервисном центре ничем не могут помочь.
Нолан поднимает на меня робкий взгляд.
– Рецензия была ужасная. А мне было всего пятнадцать.
– Но это не оправдывает твое старье из восемнадцатого века, – добавляю я.
Алекс разражается таким заразительным хохотом, что даже Нолан присоединяется к нему.
– Он вытворил такое дважды, – хрипит Алекс. – Купил новый телефон, прочитал другую рецензию и снова проткнул его.
– Мне было пятнадцать, – сквозь смех напоминает Нолан. – Никакого контроля над эмоциями. Легче проткнуть фиговый телефон, чем положиться на мою способность успокаиваться.
– Он уверяет, что купит новый телефон, но так этого и не делает, – бормочет Алекс куда-то себе под ноги. Он опустил голову между коленей, пытаясь отдышаться после приступов хохота.
– Он еще не сломан. Так что нет причины, чтобы покупать новый, – сообщает Нолан. – Но лучше всего то, что на этом телефоне у меня нет приложения с рецензиями, поэтому у меня нет желания его проткнуть.
Когда веселье немного рассеивается, вокруг повисает тишина. Мы устраиваемся поудобнее и рассматриваем звезды. Чудится, наступившая темнота соткала нити древнейшей магии, которые связали друзей после десятилетий ночевок и случайных долгих разговоров на крыльце и у входных дверей. Отсутствие света вперемешку с усталостью развязывает языки и укрепляет отношения.
Я не пытаюсь избавиться от всплывшего в голове воспоминания о Дженне. Это не столько воспоминание, сколько сложенная вместе картинка секретов, которые мы рассказывали друг другу на протяжении долгого времени.
Иногда я позволяла выплеснуться связанным с родителями злости и непониманию. Осуждала их отчужденность и жаловалась на жизненную несправедливость, что два человека, которые однажды в шутку ругались о расположении на моем потолке светящихся в темноте звезд, вдруг разлюбили и друг друга, и меня.
А в счастливые ночи мы болтали обо всем, что втайне приносит нам радость, о надеждах и мечтах, связанных с будущим, которое казалось очень далеким и фантастическим.
В горле встает ком от этих воспоминаний и мысли, что я больше не переживу ничего подобного с Дженной. Я с трудом сглатываю.
– Воскресение, – нарушаю молчание.
– А? – недоумевает Алекс.
Мы с Ноланом растянулись по разные стороны скамейки, но наши головы покоятся рядом, и я ощущаю, как его щека касается моей.
– Она ненавидит это в книгах, – поясняет он.
– Почему?
– Просто… – Я замолкаю, собираясь с мыслями, пока они не улетучились к звездам. – Раньше мне было все равно, но теперь я злюсь от мысли, что не родилась в мире, в котором человек может умереть, а затем вернуться к жизни. Эта идея настолько далека от реальности, что меня она нисколько не забавляет.
Переживаю, что испортила всем настроение, потому что парни долго молчат. Уолли перебирается к моим ногам и, свернувшись калачиком, укладывает голову на мои колени. Он смотрит на меня огромными карими глазами, которые, похоже, понимают мои эмоции. Я чешу его за ухом и загадываю желание на падающую звезду: если когда-нибудь попаду в место, где животные волшебным образом становятся спутниками людей, то у меня будет собака, похожая на Уолли. И такая же невезучая.
Я делаю мысленный снимок. Уперев руки в бока и расставив на ширину плеч ноги, я гордо стою на холме, а рядом моя бесстрашная огромная собака с мордой, задранной к ветру и высунутым из пасти языком. Назову фото «Грозная пара». А зритель пусть сам решит, наводим мы страх или истребляем его.