«В славных победах, — пишет он, — есть и твоя значительная доля. В июне 1920 года, командуя 2-й бригадой 4-й кавалерийской дивизии, ты был ранен в руку, но строя не оставил до прорыва фронта. В августе под Бродами ты со своей бригадой не только спас полевой штаб армии от пленения польской кавалерией, но, разгромив ее, сам взял в плен свыше трехсот всадников противника…»
Приближение грозы сорок первого чувствовалось все явственнее. И потому все активнее развертывалась подготовка к отпору возможной агрессии со стороны фашистской Германии. Уже тогда многие военачальники задумывались о характере предстоящих действий. Примечательна в этом плане и позиция И. В. Тюленева. Вот лишь один штрих.
23 декабря 1940 года в Москве проводились сборы высшего командного состава Красной Армии. На этих сборах выступили с докладами: К. А. Мерецков — «Итоги и задачи боевой подготовки Сухопутных войск, ВВС и оперативной подготовки высшего комсостава»; командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков — «Характер современной наступательной операции»; начальник Главного управления Военно-Воздушных Сил Красной Армии генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов — «ВВС в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе»; командующий войсками Московского военного округа генерал армии И. В. Тюленев — «Характер современной оборонительной операции»; командующий войсками Западного Особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д. Г. Павлов — «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв».
Бросается в глаза удивительная солидарность докладчиков: кроме одного, все озабочены проблемами наступления. Создавалось впечатление, что они были загипнотизированы мыслью: если завтра война, то все беды обрушатся на противника, и он будет разбит на собственной территории одним могучим ударом. Это мнение усиленно поддерживалось в умах широких масс. В памяти многих те годы остались как времена, когда «боялись говорить, что можно обороняться». Остается только догадываться, какой реакцией был встречен доклад Тюленева, посвященный исключительно обороне.
По словам очевидцев, многие хихикали, провожая взглядами «незадачливого» докладчика. Были и сожалеющие взгляды, так как перед ними явился живой «оборонец», что было тогда равносильно «пораженцу».
…И вот наступила суббота 21 июня 1941 года. Вспоминая о тревогах того последнего мирного дня, И. В. Тюленев писал в книге «Через три войны»:
«В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:
— С вами будет говорить товарищ Сталин…
В трубке я услыхал глуховатый голос:
— Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?
Я коротко доложил. В ответ услышал:
— Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.
…Вечером я был у наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г. К. Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны…
Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил — наших и германских.
— У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, — коротко ответил Жуков».
В четвертом часу ночи 22 июня Тюленев в сопровождении коменданта Кремля шел к маршалу Ворошилову. Всего несколько минут потребовалось для того, чтобы командующий Московским военным округом стал командующим войсками Южного фронта: так распорядился нарком обороны.
Эти войска должны были, как указывалось в оперативной директиве: всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу (подчеркнуто мною. — В. С.). Но граница была нарушена везде и силами, намного превосходящими наши.
Последние дни июня командующий Южным фронтом генерал армии Тюленев, военный совет и штаб были заняты исключительно развертыванием основных сил. На могилев-подольском и каменец-подольском участках на помощь 18-й армии спешили два стрелковых корпуса. На бельцском командующий фронтом ввел в бой соединения Дашичева, Белова, Егорова, Новосельского.
Собирать войска в кулак, маневрировать и наносить контрудары мешала вражеская авиация, абсолютное превосходство которой не вызывало сомнений. Фашистские стервятники почти беспрерывно бомбили скопления пехоты, мосты, железнодорожные узлы.
Утром 2 июля враг перешел в решительное наступление на всем Южном фронте, но, встретив упорное сопротивление, отступил. Этому способствовали авиаторы фронта, наносившие массированные удары по скоплению танков, артиллерии и пехоты противника. За четыре дня наши летчики уничтожили 71 самолет противника, потеряв в боях только 23 машины. В этот день командующий фронтом нашел несколько минут, чтобы написать письмо домой.
«Здравствуйте, мои дорогие! Шлю вам привет, желаю здоровья и сил. Сообщаю, что чувствую себя отлично, работы очень много, горжусь этой работой, которую вверил мне мой народ.
Дела идут неплохо. С каждым днем мы все больше крепнем физически и морально… Вчера беседовал с двумя летчиками-истребителями, которые летали на боевое задание. Один из них уничтожил два самолета, другой — штаб противника и сжег военный объект. В простых рассказах этих летчиков я чувствовал, видел огромную силу. А таких людей наша армия имеет миллионы. Победа будет за нами. Ваш И. Тюленев. 20 ч., 2.7.41 г.».
Однако до победы было далеко, и генерал знал это лучше многих других. Он вспомнил, как жена, провожая его на фронт, спросила на прощание:
— Надолго… это?..
— Года на три… Не меньше!.. Придется туго и вам, и нам…
…Между тем противник, используя инициативу, внезапность, высокую подвижность своих войск, по заранее разработанному плану концентрировал силы на избранных направлениях. Принцип был хорошо известен командующему фронтом, но генерал армии ничего не мог противопоставить этой, далеко не новой стратегии, кроме стойкости своих солдат и командиров. Острая нехватка моторов, артиллерии, бронебойных снарядов, инженерных средств и средств связи и еще многого, без чего была немыслима устойчивая и длительная оборона, — все это пока не сулило успеха.
Командующий фронтом ожидал, что генералы вермахта нацелят свои ударные группировки на стыки между частями, соединениями и фронтами. Недаром все военные авторитеты называли стыки «гиблым местом» всякой обороны. Именно на стыках фашисты прорывали позиции, совершали скачок в глубину, нарушая коммуникации, сея панику, деморализуя обороняющихся. Именно так было на Западе, где этот метод полностью оправдал себя. На советско-германском театре военных действий он сплошь и рядом давал осечку.
…Войска Южного фронта, сдерживая врага от Коломны до Черного моря, изнуренные непрерывными кровопролитными боями, медленно отходили за Днестр; соединения левого крыла при активной поддержке Черноморского флота, находившегося в оперативном подчинении командующего фронтом, надежно прикрывали границу по нижнему течению Дуная; в центре продолжались тяжелые оборонительные бои.
Здесь подвижные группы агрессора прорвали линию фронта. На оперативной карте командующего вырисовывался вражеский клин, который генерал армии Тюленев решил обрубить у самого основания. И хотя сил и средств для этого было недостаточно, он приказал двум корпусам 9-й армии нанести контрудар по флангу противника: понеся большие потери, фашисты в замешательстве остановились. Большие мастера фланговых охватов, гитлеровские генералы оказались сами весьма чувствительными к угрозам с флангов и тыла. После этого Иван Владимирович не раз повторял своим генералам и офицерам:
— Мы с вами — дома. Враг — незваный гость. Он должен нас бояться. Главное сейчас — выиграть время. Пока у нас мало техники, вооружения, боеприпасов, но у нас есть упорство, стойкость, правота…
Характерно, что в своих приказах, распоряжениях, директивах генерал армии Тюленев не употреблял таких слов, как «стоять насмерть» или «ни шагу назад», чаще всего встречались выражения «ни метра не сдавать без боя», «ни шага без упорной борьбы!» И хотя понимал генерал армии, что его могут обвинить в мягкотелости, отсутствии твердости, иначе поступать не мог, глубоко сознавая, что без метра родной земли воевать еще можно, а без опытных обстрелянных воинов легко потерять не метры, а десятки и сотни километров территории, причем за более короткий срок.
Самое пристальное внимание командующий обращал на левое крыло своего фронта, где Дунайская флотилия активно поддерживала Сухопутные войска. В первые дни войны форсировать Дунай врагу так и не удалось. За три недели он не продвинулся ни на шаг. Более того, войска Южного фронта сами перешли в наступление и овладели плацдармом на правом берегу реки глубиною до четырех, а по фронту — до 65 километров, основательно потрепав противника на его собственной территории. Спустя десятки лет Иван Владимирович отмечал этот исключительный факт, и больше всего сожалел о том, что это был единственный случай, когда боевые действия проводились на земле врага уже на пятый день войны.
Об этом героическом эпизоде мне не раз приходилось слышать от самого Ивана Владимировича. Спустя сорок с лишним лет вице-адмирал В. Григорьев напишет:
«Верховный Совет СССР 8 июля 1941 года наградил орденами Красного Знамени 14 матросов и офицеров флотилии».
Такие награды в первые дни войны были большой редкостью!
Семьдесят дней войска Южного фронта под командованием генерала армии И. В. Тюленева сдерживали чудовищный натиск гитлеровской военной машины на юге страны. Обе стороны несли потери. Но темпы продвижения немецко-фашистских войск резко снизились. «Блицкриг», рассчитанный на победу в двухмесячный срок, на полный разгром России, явно забуксовал. Шел уже третий месяц войны…
…Август сорок первого готовился сдавать вахту осеннему месяцу, дым войны подступал к Днепру. У Днепропетровска враг прорвался на левый берег. Именно на границе Южного и Юго-Западного фронтов, входивших в Юго-Западное направление, командование которым было поручено Маршалу Советского Союза С. М. Буденному.