Низов почти зримо представил, как о том, что танки до сих пор не обнаружены, доложат генералу, который руководит действиями наступающей стороны. Тот наверняка коротко скажет: «Плохо работает разведка». И это будет означать, что не кто-то вообще, а именно он. Низов, со своей группой работает хуже некуда. Возразить здесь нечего. Да, его люди стараются, они выбились из сил, мерзнут, недосыпают.
Но нужны своевременные и точные разведданные о расположении танкового резерва. Эта жесткая определенность в военной службе всегда нравилась Низову, даже несмотря на то, что порой ему самому доставалось за ошибки. Она обостряла чувство ответственности, заставляла в критических ситуациях работать мысль, идти на риск.
— «Вершина», я — «Вершина-один». Слышу тебя хорошо, — раздался рядом голос Литовченко.
«Ну вот, — подумал Низов, — связь возобновилась. Сейчас все решится». Он повернулся лицом к разведчику, склонившемуся над рацией, и почувствовал, что невольно напрягся.
— Работу продолжать. Старший контролирует лично, — доложил Литовченко текст принятой радиограммы.
Напряжение томительного ожидания ответа отпустило, и Низову вдруг стало легко и спокойно. Ощущение было таким, словно гора свалилась с плеч. «А свалилась ли? — задал он себе вопрос. — Ведь я сам взял на себя дополнительную ответственность». И все же это казалось ему куда более легким, чем возвратиться, не обнаружив танки.
Только теперь Низов вспомнил о последних словах радиограммы «…контролирует лично». Истолковать их можно было двояко. Как напоминание: мол, смотри, командир, если оплошаешь… Или иначе: надеюсь на тебя и жду результат. Низов считал, что подстегивать его сейчас нет надобности. Разгадав замысел обороняющихся, он лучше, чем кто-либо, понимал всю остроту необходимости найти танковый резерв. А потому воспринял последние слова радиограммы как поддержку.
Разведчики расселись вокруг вещмешка. У Литовченко, пока он выходил на связь, а затем сворачивал радиостанцию, совсем закоченели руки. Николай даже не мог держать нож, чтобы выковыривать из банки куски смерзшейся каши с мясом. Разгуляев стал оттирать связисту руки снегом, дышал на них. Абушев достал из-за пазухи фляжку, в которой уже натаяло немного воды, и отдал ее Литовченко. Потом пододвинул ближе к нему банку с размельченными консервами. И все это, на первый взгляд не столь приметное, обыденное, высвечивало в отношениях разведчиков друг к другу настоящее, честное и высокое — солдатскую дружбу.
И теперь, пока разведчики перекусывали, Низов уже решил: как бы ни сложился дальше поиск, все трое заслужили добрые слова. Именно все трое.
— Сейчас всем отдыхать, — распорядился Низов. — Дежурить будем по очереди. Первая смена — моя.
Разгуляев помялся, видимо, решаясь что-то сказать. Потом обратился к командиру:
— Разрешите мне первому, товарищ гвардии лейтенант? Я уже подремал немного. Спать совсем не хочется.
— Выполнять приказ. Времени хватит на всех — впереди, считай, еще целый день. — Низов говорил подчеркнуто твердо, хотя и понимал, что просьба солдата продиктована самыми добрыми побуждениями. В душе он порадовался за Разгуляева.
Разведчики стали неспешно располагаться в том же самом месте, что и раньше, у земляной стенки. Прилаживались, чтобы оказаться друг к другу как можно ближе — так было теплее. Ворочались довольно долго, но в конце концов все затихли.
Низов разгреб снег почти у самого выезда из капонира, положил здесь вещмешок, сел на него, привалившись спиной к высокому сугробу. Отсюда хорошо просматривались опушка леса и поле.
Сейчас у него было много времени. И Низов не спешил решать, где теперь искать танки. Он займется этим немного позднее, когда окончательно улягутся переживания последних часов и можно будет спокойно, трезво оценить обстановку, определить план дальнейших действий.
Вспомнились летние учения…
Гвардии лейтенант Петр Низов сидел тогда на пне около палатки и изучал по карте местность, на которой, скорее всего, будет действовать его взвод. Донимали комары. Он то и дело звучно хлопал ладонью по щекам и шее, злился, хотя и понимал, что причина раздражения вовсе не в этих тварях. На исходе были первые сутки учений, а какой-либо стоящей работы разведчикам пока не давали. Они совершили марш, прибыли в указанный район. Потом несколько раз кряду меняли его. Теперь вот расположились здесь, в густом тихом сосняке. Низову была крайне необходима какая-нибудь трудная задача. Дело в том, что на предыдущих учениях он, как говорят, дал маху: вместе со взводом попал в «плен». Память до сих пор настойчиво возвращала его к тем событиям. Низов знал: так будет, пока он не утвердится в верности сделанных им тогда выводов, не докажет себе и другим, что за истекшее время вырос как командир. И потому торопил события, а они, словно назло, развивались пока слишком медленно.
Низов совсем было собрался пойти проверить работу механиков-водителей на боевых машинах, но в это время к нему подбежал запыхавшийся посыльный.
— Товарищ гвардии лейтенант, вас срочно вызывает командир роты, — выпалил он на одном дыхании и тут же поспешил обратно.
Низов крикнул ему вдогонку:
— Что произошло?
Однако солдат то ли не знал, то ли не расслышал — скрылся за кустами, так ничего и не ответив.
Низов поднялся, убрал в сумку карту и быстрым шагом направился в ту же сторону, куда убежал посыльный. Он был несколько удивлен, видел командира роты с полчаса тому назад, получил от него указания тщательно изучить местность по карте, готовить своих людей и технику к предстоящим действиям. Ни о чем больше разговора не было. И вот теперь этот срочный вызов… Низов понимал: по пустячному делу гвардии капитан Андрианов «дергать» не станет, не в его правилах. Значит, может быть только одно — круто изменилась обстановка.
Он не ошибся в своей догадке. Его взвод получил приказ действовать в отдельном разведдозоре: скрытно выйти в глубину боевых порядков обороняющихся, обнаружить резервы и следить за их перемещением.
Когда Андрианов убедился в том, что Низов четко уяснил полученную задачу, он по давней своей привычке сказал:
— Ну что, перекурим на дорожку.
Они отошли немного в сторону, к лежащей на полянке сваленной березе, присели. Оба не курили, поэтому слова ротного означали приглашение к какому-то разговору. Низов так их и понял.
— Вот что, Низов. Надо сработать точно и чисто, как хирург на операции. Вскрыть оборону и не оставить следов.
…Взвод уже долго находился в глубине боевых порядков обороняющихся. Разведчики продвигались по перелескам, поросшим кустарником лощинам. Часто приходилось останавливаться, глушить двигатели БМП и пережидать проходящие невдалеке колонны.
В сумерках вышли к реке. Судя по карте, где-то поблизости был мост. Его обнаружили, пройдя вдоль берега около километра. Мост оказался довольно старым, но с виду все же пригодным для переправы. Это еще предстояло уточнить. А пока разведчики стали наблюдать за мостом из укрытия. Однако каких-то признаков того, что есть охрана, заметить не удалось. Тогда Низов выслал дозорных. Через некоторое время они возвратились и доложили: переправа не охраняется и не заминирована, боевые машины выдержит. Это были опытные разведчики, и командир не мог ставить под сомнение верность их сведений.
Низов знал, что чудес на свете не бывает, но в те минуты он готов был поверить в обратное. Казалось, удача сама идет к нему в руки, надо лишь не упустить ее. Переправившись через реку по мосту, разведчики выиграют немало времени.
И все же Низов не спешил принимать решение. Настораживало отсутствие и охраны, и мин. Одно с другим здесь явно не вязалось. И когда улеглись первые эмоции, уступив место трезвому расчету, он увидел сложившуюся обстановку уже иначе. «Не могут обороняющиеся оставить без внимания переправу, пусть даже она и находится несколько в стороне от их боевых порядков, — рассуждал Низов. — Строить решение, полагаясь на невесть откуда свалившуюся удачу, нельзя. Охрана, конечно, должна быть, но пока затаилась, ждет, что кто-то двинется по мосту. И, скорее всего, даже если мы пойдем, то нас пропустят. Однако сразу же увяжутся за нами, станут контролировать каждый шаг. Дадут собрать данные, а потом, оставив на месте резервов макеты, перебросят их на другие участки. Такое бывало в Великую Отечественную войну».
— Что ж, посмотрим, кто кого перехитрит, — Низов произнес это вслух, не сдержав вспыхнувшего боевого азарта.
У него уже складывался замысел, как переиграть того, неизвестного ему командира, устроившего здесь ловушку. Одна машина переправится по мосту и будет двигаться по иному, чем взвод, маршруту. Остальные уйдут отсюда, форсируют реку и продолжат выполнение задачи.
Теперь оставалось решить последний и, пожалуй, самый трудный вопрос: какой экипаж послать на мост. Низов прикинул, кто из сержантов лучше всего может справиться с такой важной, но незавидной ролью. Здесь нужны были самостоятельность, умение хорошо читать карту и, главное, — способность глубоко понять замысел командира.
Низов остановил выбор на Абушеве. Подозвал его и подробно объяснил суть своего решения.
— Значит, надо обозначать ведение разведки, — словно уточняя самому себе задачу, очень серьезно произнес сержант.
Не столько по словам, сколько по тону, каким они были сказаны, Низов понял, что Абушев все воспринял правильно, осознав необходимость такого шага.
— А теперь — вперед, на мост, — скомандовал лейтенант.
Низов знал, что рискует. Взвод теперь становился слабее. Но, с другой стороны, если их обнаружат, то долго продержаться они не смогут и в полном составе. Так, «пошумят» немного. Низов понимал, что рискует вдвойне. Ни одному из механиков-водителей пока не приходилось преодолевать на учениях такую широкую водную преграду, да еще в сумерки. Однако он учитывал и это. Перед выходом на полигон разведчики напряженно готовились к решению различных задач. И тогда механики-водители отлично выполнили упражнение по вождению на плаву. Потому сейчас был уверен: они не подведут. Стоило рискнуть, чтобы перехитрить обороняющихся.