Тухачевский замолчал, поняв, что слишком погорячился. Сделав несколько шагов по кабинету и успокоившись, он повернулся к Перемытову.
— Извините, пожалуйста, за резкость, но вот вам и еще одна важная причина. На этот раз внешняя.
И он протянул ему бланк с расшифрованной телеграммой, только что полученной из Москвы, о прохождении датских проливов англо-французской эскадрой. Перемытов взял бланк и, молча прочитав текст телеграммы, склонился над крупномасштабной картой Балтийского моря, лежавшей на столе. Потом выпрямился и посмотрел на немного смущенного своей резкостью Тухачевского.
— Если сведения абсолютно достоверны, то прежде чем идти в Кронштадт, корабли должны остановиться и заправиться топливом. В мелководный Рижский залив эскадра не сунется, там ей делать нечего. Значит, пойдет прямо в Ревель, и мы будем иметь несколько дней в запасе.
Все сообщения из Берлина хранятся в архиве. Вот выдержки только из двух документов.
«Из Берлина 8 марта 1921 г. Сов. секретно.
Москва, Чичерину.
Копия Ленину. Региступру.
По сообщению моего агента в Копенгагене, между 2 и 5 марта из Копенгагена вышло по направлению Ревель — Кронштадт около 14 военных судов союзников, в том числе 8 миноносцев…»
«Весьма секретно.
Зампредреввоенсовета т. Склянскому.
Копия: наштареввоенсовета т. Лебедеву.
Позволю себе обратить самое серьезное Ваше внимание на сообщение нашего берлинского представителя… Ввиду того что крайне вероятна попытка Антанты использовать Кронштадтский мятеж для нанесения нам нового удара, считаю безусловно необходимым отнестись самым серьезным образом к угрозе со стороны враждебной эскадры.
Эшелоны мчались на север. Кочегары и машинисты выжимали все возможное из старых, уже отслуживших свой век и кое-как подремонтированных паровозов. Из распахнутых дверей теплушек навстречу весеннему мартовскому солнцу под звуки гармоник неслась песня. К Петрограду перебрасывались, по требованию Тухачевского, части знаменитой 27-й стрелковой. Лучшая дивизия Западного фронта, наиболее боеспособная, прошедшая с боями от Урала до стен Варшавы, должна была стать основной ударной силой войск Южной группы армии.
К 12 марта под Петроградом была сосредоточена вся дивизия. В пути находились три тяжелых артиллерийских дивизиона из войск Западного фронта, а также железнодорожные артиллерийские установки из Новороссийска и Туапсе. В Северной и Южной группах уже было сконцентрировано около 16 тысяч штыков и сабель, но сосредоточение войск продолжалось.
Днем 11 марта заработал аппарат прямой связи с Москвой. Тухачевский, держа в руках узкую полоску грубой серой бумаги, всматривался в плохо пропечатанные буквы.
«— Здравствуйте, Михаил Николаевич. Как у вас дела?
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Продолжаем сосредоточение. Сейчас в воздухе 29 аэропланов, вылетели на Кронштадт. Вчера был в Южгруппе. Артиллерия произвела плохое впечатление, меняем начарта… Усиленно готовимся и организуем штурм, который я считаю делом серьезным.
— Самое скверное — это начало оттепели и необходимость ускорить события, так как потом не доберемся до Кронштадта.
— Хотя и меня пугает оттепель и торопят политические персоны, все же не хочется атаковать до сосредоточения всех частей, что ожидаю завтра в ночь.
— Я тоже понимаю, что здесь горячиться нам нельзя, но надо ускорить все то, что требуется для подготовки штурма: скорейшее сосредоточение артиллерии, произвести пристрелку ну и атаковать, когда будут для этого силы».
Зиновьев, не очень-то хорошо разбиравшийся в военных вопросах, требовал, и требовал очень настойчиво, немедленного штурма. Тухачевский доказывал ему, что необходимо сосредоточить достаточное количество войск, что вторая неудача может иметь тяжелейшие последствия. Но убедить председателя комитета обороны было трудно, и командарму очень вежливо, с присущим ему тактом пришлось сослаться на свои права командующего армией, подчиняющегося лично Главкому.
Зиновьев понял, что за военную сторону дела отвечает командарм, наделенный широкими полномочиями приказом Реввоенсовета Республики и умерил свои требования, уже не настаивая в категорической форме на немедленном возобновлении штурма. Тухачевский получил несколько дней, которые были так необходимы для сосредоточения всех частей и выработки окончательного плана операции.
Основная идея штурма мятежной крепости оставалась прежней: концентрированный удар Северной и Южной групп войск по острову. Но чтобы ослабить и в какой-то мере рассредоточить внимание противника, Тухачевский предложил вести штурм с южного берега залива двумя колоннами. Сил для этого было достаточно, а двойной удар с разных направлений деморализует противника.
Вечером 8 марта о неудаче под Кронштадтом известили делегатов X съезда партии. На закрытом заседании по инициативе В. И. Ленина принимается решение о направлении части делегатов и гостей съезда непосредственно в ряды действующей армии.
Под Кронштадт отправилось около 300 делегатов во главе с К. Е. Ворошиловым. Перед отъездом 10 марта В. И. Ленин беседовал со старейшинами делегаций X съезда партии. Владимир Ильич говорил о том, что делегатам предстоит поднять боевой дух в полках, готовящихся к штурму крепости, сцементировать эти полки.
11 марта посланцы съезда пополнили Южную и Северную группы войск. К. Е. Ворошилов был назначен комиссаром Южной группы, Ю. В. Саблин — помощником командующего Южной группы, И. Ф. Федько — командиром 187-й стрелковой бригады, А. С. Бубнов и В. П. Затонский — особоуполномоченными частей. Прибытие большой группы делегатов X съезда партии в части 7-й армии воодушевило и командиров, и бойцов, вселило уверенность в победу над мятежниками.
Работа в штабе армии не прекращалась и ночью. Почти непрерывно к вокзалу подходили воинские эшелоны. Нужно было организовать выгрузку тяжелых орудий, боеприпасов, воинских частей, распределять их между Северной и Южной группами, руководить переброской на Лисий Нос и в Ораниенбаум. Перемытов, руководивший штабом, заканчивал работу глубокой ночью. Но рано утром сотрудники штаба, приходившие на Дворцовую площадь, видели его за письменным столом, чисто выбритого, подтянутого, в начищенных до блеска сапогах и без каких-либо следов усталости на лице.
Подготовка к штурму близилась к концу. 14 марта Тухачевский в штабе Южной группы определил направление движения колонн с южного берега к острову. Сводная дивизия наносила удар на Военную гавань и Петроградскую пристань Кронштадта. 79-я бригада должна была ворваться в город. Курсантским батальонам Северной группы ставилась задача после взятия номерных фортов помочь частям Южной группы, нанести удар по Кронштадту с севера. Стрелковые части сводной и 27-й дивизий начали выдвигаться на исходные позиции.
Ночью 15 марта Тухачевский и Перемытов подписали приказ о штурме крепости. Заработали телеграфные аппараты, передавая его в Ораниенбаум и на Лисий Нос. Ждали этот приказ и в Москве. На вызов из Петрограда узел связи Реввоенсовета откликнулся сразу же. Копия приказа была передана Главкому. Штурм назначался в ночь с 16 на 17 марта.
Последняя ночь перед штурмом. Можно было бы прилечь на несколько часов на кожаном диване и, укрывшись шинелью, постараться заснуть. Но сон не шел, одолевали мысли о предстоящих действиях. Вроде бы сделано все возможное. Весь план штурма продуман до мелочей, учтено все, что можно учесть при организации такой необычной операции. Воинские части сосредоточены на исходных позициях, связь штаба армии и с Ораниенбаумом и с Лисьим Носом вполне надежна. Все ошибки первого штурма учтены полностью. И все-таки Тухачевский волновался.
Он молча ходил по большому кабинету, вглядывался в ночную мглу Дворцовой площади, стараясь разглядеть что-либо в темноте мартовской ночи. Перед окном темнела громада Зимнего дворца, за ним едва просматривался шпиль собора Петропавловской крепости.
В три часа ночи раздался телефонный звонок. Командующий Северной группой войск Казанский сообщил с Лисьего Носа о начале наступления. Курсантские батальоны, одетые в белые маскировочные халаты, сжимая в руках винтовки, ушли в ночную мглу. И почти сразу же заработал аппарат прямой телефонной связи с Ораниенбаумом. Тухачевский по голосу узнал командующего Южной группой Седякина.
— Слушаю вас, Александр Игнатьевич.
— Докладываю, Михаил Николаевич. Наступление началось в три часа. Все бригады сошли на лед и начали движение к крепости. Идут в походных колоннах. Связь с наступающими частями устойчивая.
— Сколько времени займет движение к Кронштадту?
— Около трех часов. К шести часам передовые части должны подойти к острову.
— Сообщайте регулярно о движении колонн. Я буду в штабе.
Положив телефонную трубку, подошел к карте и еще раз посмотрел на расположение частей перед штурмом. Стрелы наносимых ударов сходились в Кронштадте. Но чтобы добраться до города, частям нужно пройти по льду залива и взять штурмом форты, прикрывающие остров. Да, крови прольется много и победа будет дорого стоить.
Вошел Перемытов. Не удивился, увидев среди ночи склонившегося над картой командарма. Подошел и стал рядом.
— Есть новости, Михаил Николаевич?
— Звонили командующие Северной и Южной группами. Наступление началось. Войска в походных колоннах сошли на лед.
Ночью в густой туман на лед спускаются одетые в белые маскировочные халаты полки Южной группы войск. Приказ командующего группой: соблюдать полнейшую тишину, не расстраивать рядов. Командирам полков и бригад через каждые 15 минут сообщать по телефону штабу группы в Ораниенбаум о пройденном пути. Вслед за колоннами связисты тянули несколько линий телефонной связи. За передовыми частями, которые в это мартовское утро должны были нанести первый удар по Кронштадту, двигались войска второго эшелона и резервы. Командарм и штаб армии понимали, что сопротивление мятежной крепости будет очень упорным. На этот счет никто не строил иллюзий. И такое эшелонированное построение наступающих частей должно было обеспечить наращивание удара при штурме.