Летом девятнадцатого года в Бухару прибыл караван — восемьдесят верблюдов, нагруженных винтовками и патронами.
Армия эмира состояла из наемных войск и так называемых иррегулярных сил, не имеющих твердой и постоянной организации. Она насчитывала почти девять тысяч штыков и семь с половиной тысяч сабель с двадцатью тремя орудиями и двенадцатью пулеметами. Все это находилось в Бухаре и ее окрестностях. А в районах Хатырчи, Кирмин, Зигутдин, Китаба и Шахриссябза, кроме того, располагалось и ополчение беков из двадцати семи тысяч штыков и сабель с тридцатью двумя орудиями. Как видите, сила была грозная, и с ней нельзя было не считаться. Но и революция в этих краях давала знать о себе, вызывая у населения надежду и веру на освобождение их от гнета Алим-хана.
— Если эмир выступит против Советской власти, — говорили люди, — он сломает себе шею. А на нас пусть не надеется. Мы перестреляем офицеров и пойдем против Алим-хана.
И это, скажу я вам, не слова. «Рабы» уже на деле показали себя. Когда в августе двадцатого года в Старой Бухаре было арестовано шестьдесят семь солдат-тюрков, подозреваемых в пропаганде и поддержке большевистских идей, то тюркский отряд потребовал освободить их и эмир был вынужден это сделать.
В казармах и на улицах городов появились листовки и газеты с обращением к эмирским войскам не проливать напрасно крови, подумать о семьях и о политике богатых, которые душили народ. В одной из таких листовок говорилось, что в то время, когда Красная Армия билась против Антанты, Алим-хан помогал иностранцам и белогвардейцам, поддерживал связь с Колчаком и Деникиным, которые хотели задушить революцию.
В борьбе против контрреволюции основная ставка делалась на Каганскую группу. Разгромить войска эмира, захватить Алим-хана и его правительство — такую задачу поставил перед полком Михаил Васильевич Фрунзе.
Мы жадно слушали Василия Григорьевича.
— Да, да, именно Фрунзе. — Он окинул нас вопросительным взглядом. Увидев, что все мы хорошо знаем Фрунзе, продолжил: — Это одна из блестящих страниц в истории его полководческой деятельности.
Клементьев стал рассказывать о том, что в операциях против войска эмира требовалась большая маневренность, подвижность, настойчивость, беззаветная храбрость, смелое проникновение в глубокий тыл противника, несмотря на возможность окружения с вражеской стороны. Причем успех во многом зависел от непрерывной разведки и боевого обеспечения войск. Малейшая оплошность в этом отношении приводила к осложнению, а иногда и к поражению. Но как ни было тяжело, ни у кого из бойцов и командиров не возникала мысль склониться перед врагом, каждый готов был скорее умереть.
В начале февраля Фрунзе прибыл в Ташкент. К этому времени общая военно-политическая обстановка в Туркестане еще более осложнилась. В это время империалистические страны стягивали вокруг молодого Советского государства кольцо блокады и интервенции. Англия пыталась захватить юго-восточные части Туркестана. Надо было в короткие сроки подавить басмачество в Фергане, ликвидировать семиреченский и закаспийский белогвардейские фронты, провести ряд мероприятий по укреплению Советской власти.
1-я Туркестанская армия победоносно разбила интервентов и белогвардейцев, ликвидировав закаспийский фронт. К августу 1920 года удалось ликвидировать кулацкое восстание в Семиречье и кое-какие басмаческие банды в Фергане.
Благодаря этому М. В. Фрунзе произвел перегруппировку сил, основные из них сосредоточил на бухарском направлении. Согласно его приказу боевые действия должны были начаться 29 августа 1920 года.
Эмир бухарский Алим-хан почувствовал грозящую ему опасность. Его банды усилили репрессии против революционных сил и всего трудового народа. Бухарское правительство спешно собирало войска, готовилось к боям, опираясь на зарубежную поддержку.
…Во время охоты мы много лазили по горам, изрядно устали. Но чем больше встречали трудностей, тем легче преодолевали их.
— Ну как, хороша прогулка? — спросил нас Клементьев после того, как мы снова собрались на отдых.
— Спортивная, — кто-то пошутил и добавил: — Так бы почаще.
Он продолжил беседу, начатую у костра в первый вечер.
— С Алим-ханом схватиться было не просто. В самые жаркие дни он перекрыл арыки, оставил не только наши войска, но и весь город без воды. Представьте себе: солнце жжет немилосердно, во рту все горит, живот стянуло, хоть бы глоток влаги, а ее нет. Взять крепость эмира, опоясанную высокими и толстыми глинобитными стенами с многими башнями, казалось было немыслимым. Из бойниц грозно смотрели пулеметы и орудия, вся стена буквально забита стрелками. А сколько препятствий было для кавалерии и артиллерии! Вот тут-то и нужно было подумать, какую выработать тактику, чтобы она не подвела нас в бою. Решено было полностью окружить Старую Бухару и взять укрепления города штурмом. Войска разделили на две колонны. Главный удар наметили нанести силой левой колонны нашей Каганской группы.
Отряд должен был начать решительное наступление на юго-западный выступ крепости Старая Бухара, сбить охрану и овладеть городом, уничтожить врага в крепости, захватить Алим-хана и его правительство.
Вскоре со станции Каган прогремели артиллерийские выстрелы. Это был сигнал к наступлению. Операция началась успешно. За какие-нибудь три часа были заняты четыре кишлака. Противник, ошеломленный нашей внезапностью, бежал. На линии последующих трех кишлаков войска эмира открыли дружный ружейный и пулеметный огонь. Однако и они не выдержали, тоже вскоре отступили в крепость. К десяти утра, преследуя отступающих, передовая цепь ворвалась в крепость.
И тут навстречу нашему мусульманскому полку из крепости вышли, размахивая белыми платками, толпы мулл, учеников, семинаристов. Скрытно за ними шли солдаты. Полк поддался на провокацию, и на него вскоре обрушился ураганный огонь вражеской артиллерии и пулеметов. Стреляли из окон, дверей, с чердаков, из подъездов, стараясь полностью парализовать действия наступающих.
Положение могло еще более осложниться, если бы в действие не был введен резерв — подразделения 10-го стрелкового полка и нашей артиллерии. Наготове были комбаты и командир артдивизиона: они стояли рядом с командиром полка Козловым, прикрываясь глинобитной стеной от пуль и снарядов врага.
Козлов поставил задачу каждому командиру и строго сказал:
— Командир первого батальона, по сигналу три зеленые ракеты начинайте одновременно обстрел врага. После короткого обстрела — атакуйте!
Вскоре наши батальоны вышли на исходные позиции для контратаки. Со стороны противника — брань, улюлюканье. Враг был настолько уверен в своем превосходстве, что даже не все батареи открыли ответный огонь. Они начали стрельбу, когда наши батальоны ворвались на его позиции. Но было уже поздно.
— Давай, давай, дорогие герои, — кричал командир взвода. — Бей хановцев, вперед к дворцу.
Гриша Захаров наводил свой пулемет по отходящему противнику. Стрелял метко, на удивление всему взводу.
Придя в себя после натиска, афганцы перешли в атаку на первый батальон, потеснили его. Но вдоль стен шла вторая волна — красноармейцы третьего батальона. У каждого за поясом гранаты. Почти рядом — артдивизион Худояра.
— Шрапнелью. Прямой… — послышалась команда. Дернулся ствол, ударило орудие, и облачко разрыва повисло над густой конной массой неприятеля. За первым снарядом полетел второй, третий… Вражеские ряды дрогнули, рассыпались. Удара справа они не ожидали.
Полк Козлова под прикрытием артдивизиона Худояра нанес по неприятелю мощный удар. Контратака была отбита.
Правая колонна перешла в решительное наступление. Готовился к сражению и кавалерийский полк. Когда артиллерия открыла огонь и вся степь огласилась мощным громом, кавалеристы лавиной вылетели из-за дувалов. Засверкали сабли, и эмирские солдаты, не ожидавшие столь решительного напора, в панике бросились к стенам крепости Старый Каган. А те, что оказались отрезанными, бросили оружие.
Алим-хан бежал из Бухары, не дожидаясь конца сражения. Он взял с собою тысячу верных ему всадников, захватил огромное количество золота в монетах и слитках, безводными степями тайком подался за границу.
С рассветом следующего дня 30 августа мы продолжали наступление. В полдень левая колонна, выбив противника из кишлаков, тоже подошла к крепости. Однако взять ее нам не удалось.
На третий день была произведена перегруппировка войск с целью подготовки главного удара правой колонны в направлении Каршинских ворот. Эта задача была возложена на меня. — Клементьев указал на себя пальцем. — Началась подготовка.
В 5 часов 30 минут была взорвана крепостная стена. Мощный взрыв сотряс все крепостные постройки, превратил часть из них в груды развалин. В крепости началась паника. После взрыва ударила артиллерия. Войска начали штурм крепости Бухары. Настроение у бойцов было отличное, несмотря на большую затрату физических сил в предшествующих боях, на страшную жару, отсутствие воды. Во всех частях чувствовался порыв, боевое стремление к скорейшему разгрому армии эмира и освобождению бухарского народа.
Но вскоре, встретив сильное огневое сопротивление врага, наши бойцы все же дрогнули. В одиночку и группами они начали откатываться назад. Свертывалась и батарея, видимо, считая положение безнадежным. Командир полка Козлов вскочил с пистолетом в руке:
— Стой! Дальше ни шагу!
В это время раздался артиллерийский залп. Черная туча поднялась над глинобитной стеной, где сосредоточилась ударная группа врага. Едва смолкли орудия, я подал команду:
— Вперед! За мной!
Командиры и красноармейцы врывались в крепость сквозь бреши в стене. Бой вылился в жестокие стычки за отдельные здания. Эмирские солдаты для обороны использовали все мечети и высокие жилые дома с хорошим обзором и усиленно обстреливали наступающих. Наши бойцы проявляли отвагу и героизм. Еще перед воротами противник подбил наш броневик. Его водитель Василий Богданов, заметив меня, обратился: