— Ты не выглядишь счастливой, — Тихон посмотрел девушке в глаза ещё раз и подошёл поближе, стоя лицом к лицу: — Зима, ты счастлива? — повторил он чуть тише.
— Не знаю, — вторила девушка уже не так уверенно. Её ледяные глубокие глаза с поволокой выдали нечто отдалённо напоминающее грусть, а губы дрогнули.
— Так я и думал, — радостно выпалил Тихон: — Тебя заколдовали!
— Что?
— Да-да. Так бывает. Я в сказках читал, — уверенно изрёк юноша с видом мудреца. — Тебя надо показать ворожее. Хотя нет… она же только гадает. Тогда мы пойдем к колдунье! Не бойся, она добрая, по крайней мере, ничего злого ещё не сделала.
Девушка застыла на месте, пытаясь обдумать слова юноши, но Тихон был настроен решительно и, схватив Зиму за руку, потащил в деревню, удивляясь, что может чувствовать её прикосновения.
— Вот дом колдуньи. Сейчас мы всё узнаем, — деловито затараторил он. Постучал в дверь без капли сомнения, и ему тут же открыли: — Вы не спите?
— Так же, как и вы, — ответила колдунья, которая сонной уж никак не выглядела: — Так… карты раскидывала перед сном. А вам чего надобно? — небрежно кинула она, а сама то и дело заинтересованно на Зиму исподлобья зыркала, ухмылялась.
— Вы меня видите?
— Конечно! Я что, на слепую похожа? — колдунья, уже не таясь, внимательно оглядела девушку, тяжело вздохнула и тихо молвила: — Проходите, раз пришли.
— У нас проблема. Мне кажется, эту девушку заколдовали, — первым начал Тихон, не дожидаясь вопросов.
— Это очевидно, — подтвердила его догадку колдунья.
— Я знал! — улыбнулся парень и тут же посуровел: — А кто?
— Холод, — туманно ответила колдунья, пряча взгляд в чашке с каким-то отваром.
— Холод? А как нам его найти? Где он живёт? — оживился Тихон: — Мы его найдем, и он расколдует её!
Колдунья лукаво улыбнулась:
— Найдёшь, как же. Холод живёт в сердце — туда так просто не попасть!
Тихон немного поник, как и его запал. Он печально взглянул на Зиму: та стояла у дверей, как вкопанная, без интереса глядя куда-то в заснеженную даль.
— И это нельзя никак исправить? — шёпотом обратился он к колдунье, а в глазах было столько надежды, что, гляди, вот-вот выйдет из берегов и по щекам разольётся: — Нельзя же её так оставить!
— Всегда можно всё исправить! Всегда и всё! Но у вас мало времени. Только до Нового Года.
— Хорошо! Я всё сделаю! Только знать бы, что…
— Не ты должен делать, а она! — твёрдо отрезала колдунья, глядя на девушку, — видишь ли, когда-то её сердце покрылось льдом. И теперь только она сможет его растопить…
— Но как? — взмолился юноша: — Скажи!
Хозяйка и не хотела отвечать, да больно парня стало жалко:
— Каждую ночь пусть заходит в новый дом и помогает хозяевам. Видеть её, конечно, не будут, а вот чувствовать… — колдунья отвела взгляд и поспешно зевнула: — Уморили вы меня. Всё, пора вам! Приступайте.
— Чудеса, — пробубнил Тихон, едва за ними затворилась дверь. Хотя по-настоящему удивляться он уже перестал. Теперь юноша каждую ночь сопровождал Зиму к новому дому и, затаив дыхание, ждал чуда. Но оно не происходило. Девушка добросовестно помогала людям: подметала полы, топила печи, пекла пирожки. Но сама была всё такой же холодной. Люди просыпались утром и дивились предпраздничным чудесам: и дом чист, и стол полон выпечки, и в воздухе какое-то еле уловимое сказочное сияние. А Зима всё блекла и блекла, как осыпавшаяся ель, словно теряла своё волшебство. Только сама девушка ничему не дивилась. Она смотрела на Тихона отсутствующим взглядом, а тот, не зная отчаянья, вторил:
— У тебя получится!
Вот и наступила последняя предновогодняя ночь. Оставался всего один домик.
Девушка с приходом ночи прошмыгнула в него и принялась наводить чистоту. Дом уже блестел, а времени ещё было предостаточно. Тогда девушка заприметила пряжу у окна и решила допрясть ее. Она не могла припомнить, чтобы уже делала это, но руки сами вели её. За этим делом она просидела довольно долго и самозабвенно отдалась ему. Но самым невероятным было то, что девушка улыбалась и даже стала тихонько напевать новогодний, давно забытый мотивчик.
Вдруг поток свежего ветерка принёс на себе шорох, перекрывая её пение, и послышались робкие шаги. Зима испугалась и бросила пряжу в угол комнаты.
— Доченька? — женщина с великим чаяньем включила свет, но никого не увидела. Только догоревшая свеча и разбросанные клубки, наверняка небрежно забытые накануне. Загрустив, она подошла к окну, взяла в руки пряжу и заплакала.
Зиме стало не по себе. Она хотела сейчас же бежать прочь, но не могла. Что-то держало её здесь и не отпускало. Девушка взглянула в глаза женщине: там было столько жгучей боли, что даже в груди холодной Зимы что-то запекло, неуверенно затрещало, как дрова на морозе. Девушка хотела смахнуть слёзы женщины, как будто это решило бы все проблемы. Но у неё это не вышло. Тогда от отчаянья по лицу Зимы пробежала одинокая горькая слезинка, и в одночасье всё засияло, замерцало и загорело новыми красками. Слёзы девушки катились по осязаемой плоти её тела, она больше не была прозрачной.
— Настенька! — закричала женщина, подняв голову и увидев перед собой дочь, — это правда ты!
Девушка узнала её. Узнала свою мать так же быстро, как и оттаявшее сердце вернуло разуму все воспоминания недолгой юной жизни.
Они обнялись, и девушка впервые чётко ощутила, что она жива! Что она есть!
В окно глядел радостный Тихон и весело махал Насте руками, словно ликуя: «Я же говорил!». А Настя отвечала ему нежной улыбкой и оживлённым ласковым взглядом.
— Что случилось? — в комнату влетел сонный мужчина в одной пижаме.
— За ёлкой сейчас пойдешь, — смеясь, воскликнула женщина: — Мы с Настенькой ещё успеем нарядить её до Нового Года!