коммуниста – все будут по республикам. А что дальше? А дальше СССР
распадется как единое государство. Вы его сразу же растащите по
национальным хуторам, чтобы, - Хрущев явственно передразнил Кузнецова,
- «открыто пользоваться благами».
А в Уголовном кодексе есть статья 58, по которой за попытку развала
СССР полагается расстрел. Вот я вас и спросил, давно ли вы читали
Уголовный кодекс? И что будет, хлопчики, если я об этих ваших планах все
расскажу товарищу Сталину и Политбюро?
К удивлению Хрущева, ожидавшего, что он напугает заговорщиков
упоминанием о 58-й статье, Кузнецов совершенно спокойно и даже
презрительно ответил.
- Будет очная ставка меня и тебя при всех членах Политбюро. На этой
ставке я докажу, что ты клевещешь на меня за мой доклад по Украине, из-за
которого тебя сняли с должности. А Николай Алексеевич это подтвердит, -
кивнул Кузнецов в сторону Вознесенского. - Ну, а после этого с мест
поступит столько сообщений о неблаговидных делах товарища Хрущева, что
340
товарищу Хрущеву не только в Политбюро, но и в членах ЦК больше не
быть! – тут Кузнецов зло подытожил. - Будет рад, если в партии оставят!
На противоположной стороне реки оперу, стенографировавшему этот
разговор, стало откровенно страшно, и он приглушенно предложил
сидящему на дереве товарищу.
- Слушай, может, скажем, что аппарат из строя вышел? Что-то я боюсь
это записывать…
Опер вверху вошел в охотничий азарт и зло скомандовал.
- Пиши! Мы записали и забыли, а товарищ Абакумов премию выпишет
и, глядишь, звездочку добавит.
А у костра Хрущев понял, что заговорщики хорошо обдумали все
варианты встречи с ним, и что теперь для него настал момент истины –
Никите надо было принять решение, которое определит всю его будущую
жизнь.
Хрущев оценил свои возможности.
Заговорщики взяли его за горло. Если он объявит о заговоре, то сорвет
им планы, но ничего не докажет и, действительно, навредит только себе.
Даже если просто промолчит, то падлюка-Кузнецов будет копать и копать
под него на Украине и вытащит на свет божий столько фактов, и так их
извратит, что Никиту выведут и из членов Политбюро, и из ЦК – ему как
политику придет скорый конец.
С другой стороны, это только считается, что в партию принимаются
самые умные, а на самом деле в ней масса восторженных дураков. И если
суметь публично объявить о создании компартии России, то у этой идеи
сторонников будет куда больше, чем у Троцкого, пожалуй, абсолютное
большинство будет за это. Сталин ничего не сумеет сделать – партия лишит
своего вождя власти и развалит СССР из самых, как ей покажется, благих
побуждений. Хрущев еще раз восхитился – до чего же хитры эти мерзавцы!
И, наконец. Хрущев во главе СССР никогда не встанет, поскольку в
Политбюро все считают себя умнее его. (Вариант, что его могут поставить во
главе именно поэтому, Хрущеву просто не приходил в голову). А вот на
Украине он признанный вождь! Пусть кто-нибудь попробует думать иначе! -
тут же криво усмехнулся своей мысли Никита. И если Украина станет
самостоятельной, то во всем мире к нему будут относиться, как к главе
великого государства. Никите представилось, как он выходит из поезда где-то в Париже, а на перроне выстроен красочный почетный караул…, - но он
тут же отбросил эту неуместную мысль, нужно было сосредоточиться и
думать, что отвечать.
- Ну а если смолчу о вашем заговоре? – возобновил обсуждение
Хрущев.
Вознесенский размеренно ответил.
- Тогда Алексей Александрович пошлет новую комиссию на Украину, и ты очень скоро снова Украину возглавишь. Ты же понимаешь, Никита
Сергеевич, что не дуб-Каганович, а ты нужен нам во главе Украины, а в
341
Москве мы и без тебя справимся. Если украинские коммунисты поддержат
российских коммунистов в их стремлении создать свою собственную
компартию, то и дело сделано!
- Ну, может и не немедленно, - поправил Вознесенского Кузнецов, - но
через полгода твой возврат на Украину гарантирован.
- А с остальными республиками как? – уже по-деловому
поинтересовался Никита.
Кузнецов ответил уклончиво:
- Работа ведется.
Но Хрущев настаивал.
- И с Белоруссией?
- Там уже наш человек ждет, чтобы сменить Пономаренко, - успокоил
Кузнецов.
А кто?
- Неважно…, - Кузнецов дал понять, что на этот вопрос не ответит, хотя и понимал, что член Политбюро Хрущев теперь выяснит этот вопрос
немедленно и без Кузнецова.
А в памяти Вознесенского тут же всплыл телефонный разговор
Кузнецова с Пономаренко в Минске, который Кузнецов вел из московского
кабинета Вознесенского:
-
Товарищ
Пономаренко?..
Это
Кузнецов.
Как
дела
в
Белоруссии?...Звоню вам, Пантелеймон Кондратьевич, проверить, как там
наши выдвиженцы… Я имею ввиду товарища Игнатьева… ЦК считает его
очень толковым организатором… Ну, и что, что не воевал. Тыл был тоже
фронтом… Зато товарищ Игнатьев приобрел очень ценный опыт
хозяйственной работы, а это для Белоруссии сегодня очень важно. Товарищ
Вознесенский его очень ценит. А, знаете, если Госплан кого-то ценит, то для
республики это очень полезно. Мы считаем, что товарищ Игнатьев будет
очень хорошим вашим помощником, и достоин быть вторым секретарем ЦК
Белоруссии…
Вознесенский забеспокоился – Хрущев и Пономаренко оба фронтовики
и в очень-очень хороших отношениях друг с другом. А, значит, Хрущев без
труда вычислит Игнатьева и будет знать о заговоре больше, чем нужно. Но
его мысли перебил Хрущев.
- Хлопчики, но вам надо будет сагитировать несколько сот секретарей
обкомов и других партийных руководителей в областях. Национальность это
хорошо, возможность сладко жить после удачного заговора это тоже хорошо, но все это очень мало по сравнению с возможностью лишиться всего, что они
уже сейчас имеют, в случае провала заговора.
Вознесенский усмехнулся.
- Но они и сегодня этого могут лишиться, причем сам Сталин их с
должности погонит, если их области не выполнят планов промышленного и
сельскохозяйственного производства. А вот это зависит от меня –
председателя Госплана. Будут нас слушать – будет у них и план реальный и
342
все для выполнения плана – и трактора, и оборудование, и сырье, и
материалы, не будут – ничего этого не будет и план они не выполнят. А тогда
– прощай должность!
«Ах ты гад! – понял Хрущев. – Так это ты извращением плана берешь
секретарей обкомов за горло, а Кузнецов их агитирует?». Восхитившись
подлостью заговорщиков, Никита понял, что этот заговор, в принципе, может
быть осуществлен, если еще и учесть, что заговор, как бы, направлен на
устранение несправедливости по отношению к русским коммунистам.
- Ну, а если эти ваши махинации станут известны товарищу Сталину?
Чтобы учредить российскую компартию нужен съезд, ну хотя бы секретарей
обкомов нужно созвать, а как вы такой съезд тайно подготовите и созовете?
На этот вопрос Вознесенский ответил со своей обычной улыбочкой
умственного превосходства.
-
Организуем всероссийскую торгово-промышленную ярмарку, скажем, в Ленинграде, пригласим на ее открытие всех секретарей обкомов
России вместе с делегациями партийного актива из областей. Вот и съезд.
Гениально то, что просто.
Хрущеву осталось мысленно развести руками – эти мерзавцы
действительно могут добиться успеха!
- Ну а если Политбюро все же узнает?
- Через кого? – вопросом на вопрос ответил Кузнецов. - По линии
партии оно может узнать только через меня, а по линии МГБ у нас все
предусмотрено.
- Неужто и Абакумов с вами? – удивился Хрущев.
- У нас есть в МГБ люди и без Абакумова…, - замялся Кузнецов.
Ленинградцы? – продолжал выпытывать Никита.
Кузнецов запнулся не желая делиться ценной информацией, но он и
понимал. что Хрущеву нужно что-то сказать, если хочешь получить от него
нужное решение.
- Неважно. Во-первых, это я продвинул Абакумова в министры
госбезопасности, если бы не я, министром бы до сих пор был дружок Берии
Меркулов. Ну, а во-вторых, у самого Абакумова рыльце в большом пуху: он
устроил с начальником охраны Сталина Власиком соревнование, кто больше
в Москве баб, скажем так, перетопчет. А поскольку Абакумов предпочитает
иметь под собой интеллигентных женщин, то ему, так сказать, и
подкладывают интеллигенток. И если он окажется глупцом, то эти
интеллигентки тут же напишут заявления, что он их изнасиловал. И нет
Абакумова.
Но мы полагаем, что он умный человек, да еще и под присмотром
нашего человека. Не такой дурак, как его предшественники Ягода или Ежов.
Поверьте, Никита Сергеевич, мы не троцкисты-бухаринцы, мы
трезвомыслящие умные люди, - добавил Вознесенский.
Хрущев понимал, что нужно отвечать на предложение, уже понимал, что он ответит согласием, но как-то пытался оттянуть сам момент ответа.
343