улицу.
- Едут!
Орлов сдернул с пояса полотенце и вышел в коридор встречать
Сталина и гостей. В обязанности Орлова и дежурных комендантов входило
поддержание здания дачи в порядке и охрана его, поскольку телохранители
все время находились при Сталине.
В прихожей открылась входная дверь, впустив телохранителя, тот, быстро окинув взглядом прихожую и кивнув Орлову, придержал дверь, дав
войти Сталину и остальным. У всех на рукавах были черно-красные
траурные повязки. После того, как Сталин снял фуражку и положил ее на
вешалку, к нему подошел комендант.
- Все готово, товарищ Сталин, какое вино поставить на стол?
- Водку, – Сталин тяжело вздохнул. - Вино и коньяк поставьте сбоку, если кто захочет.
Поминки продолжались уже около часа, и тяжесть атмосферы этого
застолья чувствовалась даже через двери столовой, у которой, как обычно, сидел телохранитель Сталина и стояла Матрена на случай, если потребуется
что-то подать.
- Любил он его, - прервала Бутусова молчание, - Что, не видно, что ли, было, как он веселел, когда Жданов приезжал?
А в столовой, сидевший справа возле Сталина Молотов, уговаривал.
- Коба, ну ты же поешь хоть что-нибудь, что же ты пьешь не
закусывая?
- Кусок в горло не идет…Мы, старики, небо коптим, а молодые
умирают, - сетовал Сталин с отрешенным взглядом.
Он сидел на своем месте в торце стола в маршальском, расстегнутом на
несколько пуговиц кителе, и было видно, как взмокла от пота нательная
рубаха. Сидевший слева Берия встал и принес Сталину тарелку щей, тот
поблагодарил кивком, но съел только пару ложек.
Поднялся Кузнецов.
- Товарищи! Разрешите и мне слово сказать.
Все налили. Берия налил Сталину треть рюмки, но Сталин задержал
руку Берии, требуя налить полную. Берия налил и посмотрел на Молотова
364
взглядом «что я могу поделать?». Молотов в ответ сделал расстроенное
движение головой. Кузнецов продолжил.
- Мы с
товарищем Вознесенским и товарищем Попковым
присутствовали при вскрытии тела товарища Жданова. Мы докладывали
Политбюро… Такое сердце! Такого большевика! Сгорел в борьбе за
коммунизм, как Данко. Он был нам больше чем учитель, товарищ Жданов
для нас, ленинградцев, был вторым отцом, он…, - Кузнецов всхлипывает, -
…извините – не могу говорить.
В это время за Кузнецовым искоса с интересом наблюдал Хрущев, а
Сталин приподнял вверх рюмку и выпил до дна. Все последовали его
примеру.
После поминок гости расходились, прощаясь со стоящим в коридоре и
слегка покачивающимся Сталиным. Последними прощались Берия и
Молотов.
- Коба, ложись отдыхать, сегодня был тяжелый день, - попросил
Молотов.
- Рано еще. Цветы вот надо полить, жара стоит…
Берия и Молотов вышли и спустились по ступенькам. Вдруг Берия
остановился и повернулся лицом к ветерку.
- А ветер-то к вечеру холодный! – заметил он.
Молотов тоже остановился и, почувствовав на лице температуру ветра, понял, о чем подумал Берия. Он повернулся и снова вошел в дом. Сидевший
в прихожей телохранитель встал и как бы невзначай закрыл собою проход.
- Товарищ…? – спросил Молотов.
- Старостин, - отрекомендовался телохранитель.
- Товарищ Старостин, товарищ Сталин сейчас разгорячен и вспотел, а
на улице начался холодный ветер. Если товарищ Сталин захочет пойти на
улицу цветы поливать, то вы его не пускайте.
Слушаюсь, товарищ Молотов! – ответил растерявшийся Старостин
За его спиной в коридоре появилась Матрена, вынесшая из столовой
поднос с грязной посудой.
- Сам пьет! Ей-ей, я его таким никогда не видела, - сообщила она с
круглыми глазами Старостину.
Тот растерялся еще больше. Вышел на крыльцо, тревожно подставил
ветру лицо, зашел в дом и запер на ключ входную дверь. Вынул ключ из
двери и обшарил взглядом прихожую в поисках места, куда его спрятать, затем сунул в карман, сел, снова встал, вставил ключ в скважину и с усилием
заклинил его в замке поворотом до отказа. Снова сел на свой стул. В
прихожую, покачиваясь, вошел Сталин в расстегнутом кителе, Старостин
встал и спиной заслонил входную дверь.
- Товарищ, Сталин, вам нельзя на улицу, простудитесь.
- Отойдите от двери! – скомандовал Сталин.
- Товарищ Сталин, ну нельзя вам…, - взмолился Старостин.
- Отойдите!!
365
Старостин отошел, Сталин, пошатываясь, подошел к двери и
попытался ее открыть, затем некоторое время безуспешно пробовал
повернуть ключ в замке.
- Откройте! – скомандовал он.
- Не буду!
- Откройте!!
- Не буду!
- Завтра передайте Власику – вы у меня больше не служите!
- Слушаюсь, товарищ Сталин!
Сталин повернулся и, пошатываясь, ушел внутрь дома.
5 сентября 1948 года,
«Ближняя» дача Сталина,
утро.
Сталин встал довольно рано, и Старостин, который уже собрал вещи, по шуму воды в ванной догадался, что Сталин уже умылся и ему можно
предлагать завтрак. Он тут же сообщил об этом Бутусовой.
Когда Матрена внесла завтрак, Сталин уже сидел за рабочим столом и
работал с документами. На столе между бумагами стояли пустая бутылка
«Боржоми» и стакан
- Доброе утро, товарищ Сталин!
- Доброе утро, Матрена!
- Товарищ Сталин, уберите тут бумаги, я поднос поставлю, - и после
того, как Сталин освободил от бумаг угол стола, Бутусова поставила поднос
и сообщила. - Тут вот кислое молочко, холодненькое.
Сталин залпом отпил половину стакана, вытер губы салфеткой:
- Вкусно!
- А у нас и рассол есть огуречный…, - но, увидев вопросительный
взгляд Сталина, Матрена тут же быстро поправилась. - Это я так сказала.
- Спасибо, не надо. Матрена, позови Старостина.
- Сейчас, - горестно пообещала Матрена, жалевшая Старостина и
надеявшаяся, что Сталин про вчерашнее забудет.
Вошел Старостин.
- Доброе утро, товарищ Сталин.
- Здравствуйте, товарищ Старостин, - ответил Сталин, не отрывая
взгляда от документа. - О чем вчера говорили – забудьте! Я не говорил, вы не
слышали. Отдыхайте и выходите на службу.
- Уже забыл, товарищ Сталин!
29 сентября 1948 года,
Москва, гостиница «Метрополь»,
вечер.
Накануне еврейского Нового года Голду Меир, жившую пока в
гостинице «Метрополь», посетили три члена Еврейского антифашистского
комитета СССР
366
- …Голда, вы просто не представляете себе, как евреи СССР
счастливы, обретя, наконец, историческую родину.
- Я этого не вижу, - сурово возразила Голда, - вы уверяете меня, что представляете евреев Советского Союза, а я читаю в «Правде» от 21
сентября слова о том, что, оказывается, государство Израиль не имеет
никакого отношения к евреям Советского Союза, что здесь нет еврейского
вопроса, и нужды в еврейском государстве не ощущается. Что государство
Израиль необходимо для евреев капиталистических стран, где процветает
антисемитизм, а в СССР антисемитизма нет. И вообще, не существует такого
понятия – «еврейский народ». Это, оказывается, смешно, так же, как если бы
кто-нибудь заявил, что люди с рыжими волосами или с определенной
формой носа должны считаться одним народом.
- Кого вы слушаете? Это же Илья Эренбург! Его даже немцы
называли комнатным евреем Сталина.
- Важно не то, что я его слушаю, важно то, что его слушают все
евреи Советского Союза. Его слушают, а не вас! – подчеркнула Голда.
- Голда, вы недооцениваете нашу силу.
- Мой папа, плотник, учил, что прежде, чем оценить, годятся ли
эти доски для шкафа, таки их нужно увидеть.
- Хорошо, Голда, вы это увидите. Сколько у нас дней до
еврейского Нового года?
Меир прикинула.
- Пять дней, он начнется вечером 4 октября.
- Вы пойдете в синагогу?
- Конечно! – даже удивилась Голда.
- Вот пойдите и вы все увидите сами.
4 октября 1948 года,
Москва, хоральная синагога
вечер.
Сквозь огромную толпу евреев проталкивается Голда Меир с
дочерью Сарой. Толпа скандирует: «Голда!», «Все в Израиль!»
6 октября 1948 года,
заседание Политбюро,
вторая половина дня.
50-ти тысячная толпа евреев у синагоги поразила членов
Политбюро, для которых такое поведение советских евреев оказалось полной
неожиданностью. Поэтому, как только члены Политбюро собрались за
длинным столом, Сталин подписав очередную бумагу, отложил её и встал из-за своего письменного стола
- Товарищ Маленков, если вы уже отпраздновали еврейский
Новый год, то мы бы хотели услышать объяснения.
Маленков был растерян.
- Это все совершенно неожиданно, никто и предположить не мог
такого…
367
- Как же не мог, - возразил Каганович, который уже успел
познакомиться с делом немного ближе, - как же не мог, когда МГБ уже
дважды предлагало закрыть эту лавочку – Еврейский антифашистский
комитет!