поддержали. Что поделать, - пожал Сталин плечами, - надо подчиняться
большинству.
- Победила линия товарища Троцкого? – развивал тему Егоров.
- К сожалению не только его. Владимир Ильич, к сожалению, тоже
рассчитывает раздуть пожар мировой революции в Польше.
- А вы в мировую революцию не верите?
- Я, Александр Ильич, верю, - заметил Сталин скрытую иронию
Егорова. - Но сначала я верю в Россию, а уже потом в мировую революцию.
Товарищ Троцкий, конечно, хороший коммунист и грамотный марксист, да
только сам Маркс называл таких догматиков попами марксистского прихода.
Сам Маркс требовал относиться к своему учению творчески.
Ну, какая мировая революция с поляками? У них же элита, шляхта
– это же люди с больным самолюбием и самомнением, и никак не забудут, что когда-то Россия была под Польшей и шляхта хозяйничала в Москве.
Шляхта ненавидит Россию и этой шляхты в Польше каждый третий поляк. В
России дворян, потомственных и личных вместе, полтора процента, а в
Польше каждый третий! Тут, Александр Ильич, добиться, чтобы Польша не
была в стане врагов России, – и это уже будет подвигом Геракла.
Нет, расчет на то, что поляки в своей массе поддержат идеи, которые им несут русские,– этот негодный расчет. Не поддержат! – итожил
Сталин.- Не надо было входить в собственно Польшу. Надо было освободить
только территории с украинским и белорусским населением. И хватит!
Я не против мировой революции, я обеими руками за мировую
революцию… - Сталин на минуту задумался. - Но смотреть на Россию, как
смотрит товарищ Троцкий, - как на вязанку хвороста, которая разожжет
пожар пролетарской революции во всем мире, я не могу. Для меня Россия –
это не вязанка хвороста. Какой бы там ни была эта самая мировая революция.
5 сентября 1920 года.
Ударная группа войск Правобережной Украины. Каховский
плацдарм.
Утро.
От орудий артиллерийской батареи бегут красноармейцы, слышны
панические крики: «Танки, танки!». Навстречу паникующим артиллеристам
выбежал Мехлис, сначала ввыстрелил из нагана вверх, потом под ноги
бегущим.
- Стой! Убью!! К орудиям! Все к орудиям!! Вы же красные бойцы!
– Артиллеристы остановились и опасливо оглядываясь на Мехлиса, побежали к пушкам. Мехлис, опережая их, вскакивает на бруствер в полный
35
рост. - Шрапнелью! Трубку на удар! По танкам! 600! Целься по центру!
Беглым! Огонь!!
Сейчас Лев Мехлис был комиссаром, но в Первую мировую войну
он был фейерверкером и командовал артиллерийским взводом.
Артиллерийское дело знал хорошо и под его командой орудия начали
стрелять, сначала редко, потом лихорадочно. К Мехлису подбежал и
пулеметный расчет с «Максимом»: «Товарищ Мехлис! Куда пулемет-то?»
Мехлис, оценив расположение целей на поле боя, рукой показал
позицию для пулемета.
- Вон туда. По танкам не стрелять, только по пехоте! Не давайте
гадам головы поднять! – опять артиллеристам. - Недолеты! Целься по крыше
танков… Есть! Один есть! Еще огня! Первому орудию стрелять по левому
танку!
В это время со стороны войск «белых» полковник с седеющими
усами смотрит в бинокль на стоящего на бруствере Мехлиса. Рядом залег
корнет с винтовкой без штыка.
- Ишь, каков герой! – зло комментирует полковник. - Не иначе, как
из наших, из дворян, перешедших на службу краснопузым.
- Я его сейчас сниму. Тут не более 300 шагов, - корнет целится, стреляет, снова стреляет, вкладывает новую обойму, - Черт, в училище из
карабина призы брал. А тут не могу попасть!
Полковник,
мельком
взглянув
на
винтовку
корнета,
пренебрежительно:
- Корнет, не жгите патроны, винтовки пристреливаются со
штыком!
А на бруствере Мехлис радостно сообщает:
-Второй остановился! Дымит!
Наводчик ближайшей к Мехлису пушки, глядя в панораму, расчётливо вращал маховички наводки, рядом с ним заряжающий вложил в
камору пушки новый выстрел, в затылок ему дышал подносчик с очередным
снарядом. В это время в щит пушки ударили несколько пуль пулемётной
очереди белых. Заряжающий и подносчик испуганно присели за щит, и
заряжающий, кивая на Мехлиса, продолжающего стоять на бруствере в
полный рост, вслух удивился:
- Ото ж нам жид отчаянный попался! С таким отобьемся!
28 марта 1922 года.
Москва, Кремль,
вечер.
На кухне квартиры Ленина в Кремле, за неудобным кухонным
столиком Ленин и Сталин заканчивают ужин – гречневую кашу с котлетами.
Ленин хлебом вытер тарелку.
- Ах, какая же все-таки вкусная подливка.
На тот момент глава Советской России Владимир Ильич Ленин по
жизни был фанатиком коммунизма – идеального общества людей, в котором
36
бы отсутствовала эксплуатация человека человеком. Поэтому все остальные
интересы, включая еду, для Ленина отходили на второй, если не десятый
план. Что касается еды, то положение усугублялось тем, что жена Ленина, Надежда Крупская, хотя была из бедной дворянской семьи, но гимназию
окончила с золотой медалью и была женщиной передовых взглядов, посему
приготовлением еды не увлекалась. И практически всю свою семейную
жизнь до момента, когда Ленин возглавил правительство России, меню
Ленина не выходило за пределы бутербродов и молока, приносимого
молочником. Достаточно сказать, что после детских лет, чай Ленин впервые
попробовал, когда стал главой правительства, и чай ему начали готовить
секретари. Поэтому начав питаться с солдатской кухни Кремля, Ленин
искренне удивлялся тому, сколько же забытого с детства удовольствия может
доставить человеку еда – то, на что он отвык обращать внимание за много
лет супружеской жизни.
- Я тоже беру обеды с кухни кремлевского полка, они пригласили
себе очень хорошего повара, - согласился с шефом Сталин.
Ленин встал, отнёс тарелки в раковину, разлил по стаканам в
подстаканниках чай, но потом, всё же снова встал, одел передник, налил в
стоящий в раковине тазик горячую воду и, не прерывая разговора, быстро
помыл тарелки и снова подсел к столу.
- Я, дорогой мой Иосиф Виссарионович, пригласил вас для очень
непростого для меня разговора. Ведь партия все время использовала вас как
пожарного – бросая на исполнение ответственных и трудных дел, и сейчас
мне просто неудобно просить вас о том, о чем я хочу попросить.
- Владимир Ильич, о чем бы вы ни попросили…
- Нет, нет, нет, батенька. Даже в просьбах должна быть мера…
особенно в просьбах. Не вам мне объяснять, как нам трудно. Власть-то мы
взяли и удерживаем, но совершенно не имеем ни своих, опытных, чиновников, ни администраторов. Военные таланты, нам гражданская война
открыла, но и в армии, даже малочисленной, как сегодня, мы не можем
обойтись без спецов. А им верить очень трудно, очень. За ними нужен
контроль. Комиссары сами не справляются. Что может сделать один человек!
– развёл Ленин руками. - Советы набраны из рабочих, это правильно, они
набраны из хороших людей, но не специалистов, – их легко обмануть.
Конечно, когда мы всемерно поднимем грамотность населения, этот вопрос
разрешиться, но сегодня! Сегодня контроль нужен всеобъемлющий. Я долго
искал выход из положения и не вижу другого выхода, как подключить к
этому всю партию – сделать ее силой, контролирующей в стране все.
Сталин задумался и ответил не сразу:
- Но это опасно, поскольку партия подменит Советы и у нас не
будет социализма в точном смысле этого слова. Будет не демократия, а
партократия.
- Вы утрируете, Иосиф Виссарионович, никто к этому не
стремится – у меня и в мыслях нет подменять Советы. Просто нужен
37
всеобъемлющий контроль. Вы считаете, что он не нужен? Считаете, что
вашего наркомата контроля достаточно?
Сталин, который на тот момент был и наркомом (министром) контроля, горько усмехнулся и вздохнул:
- Нет, измена, глупость, лень, воровство, мздоимство – главные
бичи России, - как были, так и есть! Порой мне кажется, что надо принять на
работу в мой наркомат половину России, чтобы она следила за второй
половиной.
Ленин облегчённо хмыкнул, поняв, что со стороны Сталина
особого сопротивления не будет:
- А кто будет следить за вашей половиной? – засмеялся Ленин и
продолжил уже серьёзно, - Вот видите, как ни крути, а что-то делать надо, и
лучше контроля партии тут ничего не видно.
- Возможно, что и так. Пожалуй, что так, - всё еще нерешительно
соглашался Сталин.
- Но и тут есть недостаток, о котором вы прекрасно осведомлены.
Сама наша партия организована из рук вон плохо! Даже сколько сегодня нас, большевиков, толком подсчитать не можем… - у Ленина на лице возникло
выражение искреннего недоумения. - Как-то так получилось, что начиная от
переворота, у нас делом организации партии все время занимались женщины: то жена Свердлова Новгородцева, то Стасова. Я не против женщин, наших