- Ну, в долг, - не сумел придумать ничего лучшего Махнев.
- Я не смогу отдать столько! – Олег попытался вернуть деньги
Махневу.
- Отдашь, не волнуйся, скоро все отдашь, - Махнев засунул руку
Лаврентьева с деньгами ему в карман, не обращая внимания на смущение
Олега. – Теперь у тебя все будет хорошо, - весело сказал он и похлопал Олега
по плечу.
Лаврентьев и Сахаров вышли из Кремля в первом часу ночи и от
Спасских ворот пошли пешком в направлении Охотного ряда. Лаврентьев
услышал от Сахарова много теплых слов о себе и о своей работе, Сахаров
тоже заверил Олега, что все будет хорошо, и предложил работать вместе, на
что простодушный Олег, конечно, согласился. Сахаров ему очень
понравился, и, как Лаврентьев полагал, и он произвел тогда на Сахарова
благоприятное впечатление. Они расстались у входа в метро, возможно, проговорили бы и дольше, но уходил последний поезд.
14 января 1951,
Москва, Кремль,
вечер.
405
Берия за своим рабочим столом диктовал секретарю ответы на
входящее письма. Он взял очередное письмо.
- Откажите в просьбе – пусть укладываются в плановые нормы, и
добавьте, чтобы срочно прислали отчет о причине аварии на
нефтеперерабатывающем в Баку, - передал письмо секретарю, взял
следующее и начал диктовать адресатов. - Ванникову, Курчатову, Завенягину…, - затем надиктовал текст, закончившийся словами: «Учитывая
особую секретность разработки нового типа реактора, надо обеспечить
тщательный подбор людей и меры надлежащей секретности работ. Кстати
сказать, мы не должны забыть студента МГУ Лаврентьева, записки и
предложения которого по заявлению т. Сахарова явились толчком для
разработки магнитного реактора (записки эти были в Главке у т.т. Павлова и
Александрова).
Я принимал т. Лаврентьева. Судя по всему, он человек весьма
способный. Вызовите т. Лаврентьева, выслушайте его и сделайте совместно с
т. Кафтановым С.В. все, чтобы помочь т. Лаврентьеву в учебе и, по
возможности, участвовать в работе. Срок 5 дней».
19 января 1951,
Москва, Кремль,
вечер.
Точно в срок Махнёв докладывал Берии об исполнении поручения.
- По Лаврентьеву. Ванников, Курчатов, Завенягин и Павлов
предлагают следующее, - Махнев начал читать: «По Вашему поручению
сегодня нами был вызван в ПГУ студент 1-го курса Физфака МГУ
Лаврентьев О.А. Он рассказал о своих предложениях и своих пожеланиях.
Считаем целесообразным: 1. Установить персональную стипендию – 600 руб.
2. Освободить от платы за обучение в МГУ. 3. Прикрепить для
индивидуальных занятий квалифицированных преподавателей МГУ: по
физике Телесина Р.В., по математике – Самарского А.А., (оплату
производить за счет Главка). 4. Предоставить О.А.Л. для жилья одну комнату
площадью 14 кв.м в доме ПГУ по Горьковской набережной 32/34, оборудовать ее мебелью и необходимой научно-технической библиотекой. 5.
Выдать О.А.Л. единовременное пособие 3000 руб. за счет ПГУ».
- У него одинокая мать, - задумчиво сказал Берия. - Медсестра.
Напишите: предоставить трехкомнатную квартиру, - и пояснил Махневу. -
Чтобы он мог вызвать мать.
- Но товарищ Берия! Сейчас же так тяжело с жильем! –
запротестовал Махнев.
- Знаете, товарищ Махнев, сейчас, когда с атомным проектом
многое стало ясно, в этот проект полезла толпа научной серости, которую
раньше в этот проект и на аркане нельзя было затащить. И вот этому
научному…быдлу мы не квартиры даем - мы им строим особняки и дачи за
государственный счет, хотя это быдло не внесло в атомный проект – да и не
внесет! – и сотой доли того, что уже дал Лаврентьев. - Берия помолчал, а
406
потом с некоторой тяжестью в голосе резюмировал. - Товарищ Махнев. У нас
сейчас в атомном проекте быстро вьет себе гнездо клан научной серости, а
Лаврентьев хотя и выдающийся талант, но он простой русский парень - он
безответный. И если мы его не защитим, то эта научная серость, которая из
четырех действий в арифметике помнит только, как отнимать и делить, это
быдло его обворует, а самого его «сожрет».
Для того, чтобы закончить университет за четыре года, Олег
должен был «перескочить» с первого курса на третий, для чего у министра
высшего образования было получено разрешение на свободное расписание и
посещение занятий первого и второго курса одновременно. Кроме того, Лаврентьеву была предоставлена возможность заниматься дополнительно с
преподавателями физики, математики и английского языка. От физика ему
пришлось вскоре отказаться – физик был слаб, а с математиком, Александром Андреевичем Самарским, у Олега сложились очень хорошие
отношения. Ему он считал себя обязанным не только конкретными знаниями
в области математической физики, но и умением четко поставить задачу, от
чего в значительной степени зависело ее успешное и правильное решение.
С Самарским Олег провел расчеты магнитных сеток
термоядерного реактора, были составлены и решены дифференциальные
уравнения, позволившие определить величину тока, проходящего через
витки сетки, при котором сетка защищалась магнитным полем этого тока от
бомбардировки высокоэнергетичными частицами плазмы. Эта работа, законченная в марте 1951 года, дала начало идее электромагнитных ловушек.
Приятной неожиданностью для Лаврентьева был переезд из
общежития на Горьковскую набережную, в трехкомнатную квартиру на
седьмом этаже нового большого дома. Махнев предложил перевезти в
Москву мать, но она отказалась, и вскоре Олег предложил заселить одну из
комнат своей квартиры – жилья в то время сильно не хватало.
В начале мая 1951 г. был наконец решен вопрос о допуске
Лаврентьева к работам, проводившимся в Институте атомной энергии
группой И.Н. Головина. Его экспериментальная программа выглядела
довольно скромной, поскольку Олег хотел начать с малого - с сооружения
небольшой установки, но рассчитывал в случае быстрого успеха на
дальнейшее развитие исследований на более серьезном уровне. Руководство
отнеслось к его программе одобрительно, поскольку не требовались
значительные средства для ее начала, а Махнев даже называл эту программу
«грошовой».
Был Сталин, был Берия, и в СССР было, кому защитить молодых
советских ломоносовых и кулибиных.
2 июля 1951,
Москва, кабинет Маленкова,
вечер.
Маленков был чертовски занят, а его помощник Суханов привел в
кабинет пришедшего к Маленкову на прием какого-то подполковника
407
госбезопасности Рюмина с дурацкими обвинениями министру МГБ
Абакумову. Рассерженный отвлечением от срочных дел, Маленков заорал на
Рюмина.
- Да ты понимаешь, кого обвиняешь?! Да ты не только партбилета
лишишься, ты в лагерях сгниешь!
- Товарищ Маленков, я все же считаю, что его нужно выслушать, -
не обратил внимания на гнев шефа Суханов.
- Говори! – недовольно разрешил Маленков.
Рюмин начал взволнованно и фанатично:
- Да, товарищ Маленков, я считаю, что Абакумов создал
преступную организацию еврейских террористов и эти террористы
действуют при его пособничестве…
Маленков злобно хлопнул ладонью по столу.
- Ну, хоть один факт у тебя есть?!
- Ну, выслушайте меня…, - взмолился Рюмин.
- Говори! Но только факты, а не этот антисемитский бред!
- Я вел следствие по делу врача-еврея, профессора Этингера. Он
был арестован за антисоветскую пропаганду – ну, вместе с сыном болтали
про товарища Сталина…
- Да знаем мы об этом, Абакумов прислал в ЦК протоколы
допросов, - недовольно скривился Маленков.
- Так вот, этот Этингер вдруг берет и признается на допросе, что
неправильным лечением убил товарища Щербакова за то, что тот был
антисемитом.
Маленков опешил.
- Ты этого Этингера что – бил?
Рюмин, стуча себя в грудь, поклялся:
- Да я его пальцем не тронул, грубого слова не сказал. Я про
Щербакова вообще ничего не знал – не знал даже, что его Этингер лечил. Я
просто так сказал, что они, евреи, только болтать горазды, а он на меня вдруг
окрысился – мы вас, антисемитов, под корень изведем, ну и вот это про
Щербакова вывалил. Я тут же позвал полковника Леонова – это начальник
следственной части, а тот Абакумова, и мы втроем еще раз допросили
Этингера, и тот все подтвердил.
- А как он Щербакова убил?
- Щербаков лежал в больнице под Москвой и там у него случился
инфаркт, и этот Этингер инфаркт определил, но ничего Щербакову не сказал
- не сказал, что нужно лежать и не шевелиться. А вместо этого посоветовал 9
мая – это же был 45-й год, только Победу объявили – съездить в Москву на
празднество, дескать, лучше себя почувствуете. Ну, Щербаков поехал и умер.
- Та-а-к…, - протянул Маленков и посмотрел на Суханова. -
Почему мы об этом не знаем?
408
- Я проверил еще раз, - спокойно подтвердил Суханов. - В
протоколах допросов, присланных из МГБ по делу Этингера, об этом его