Мы станем паразитами на шее народа.
- Да, товарищ Сталин, теперь понял, - ответил Хрущев, широко и
искренне улыбаясь. - Я же человек простой, до меня такие теоретические
тонкости не сразу доходят
Сталин отвернулся и взгляд Хрущева немедленно стал злобным, а
в голове его промелькнуло: «Да ты, Хозяин, или дурак, или враг! Мы тебя на
вершину вознесли, ты нашим потом и кровью в своих руках всю власть
собрал, а нас и последней власти хочешь лишить?!» Злобный взгляд Хрущева
425
на Сталина с удивлением отметил сидящий напротив Берия, но не успел его
оценить, поскольку началось обсуждение.
- Я не понял, - вступил в спор Молотов, - То, что ты, Коба, сказал, я понял, я не понял, чем провинилась партия как таковая? Не бюрократия
партии, тут ты во многом справедлив, а рядовые коммунисты? Половина
довоенного состава партии погибла на фронтах, а мы возьмем и объявим, что
они теперь никто – рядовые пропагандистского фронта.
- А почему бы и не быть рядовым, чем это позорно? – спросил
Берия. – Тем более, что партию никто не бросает на произвол судьбы и у нее
будут все необходимые средства для пропагандистской борьбы – все
средства массовой пропаганды. Кроме того, партия будет встроена в систему
советской власти. Простите за сравнение, но оно в данном случае
правомерно, будет встроена, как православная церковь была встроена в
Российскую империю.
- Ну и чем православная церковь кончила? – вмешался
Ворошилов. – Попы, вместо того, чтобы нести в народ слово божье, занялись
стяжательством, в результате в ходе революции и Гражданской войны для
нас, большевиков, эсэры или меньшевики были страшнее, нежели попы – те
вообще никакого влияния на народ не оказывали – народ в своей массе
мигом стал атеистами.
- Ну, если наша партия станет, как попы православной церкви, то, значит туда нам и дорога – на свалку истории! Но так в этом и заключается
наша задача – задача ЦК, - перестроить работу партии так, чтобы она
постоянно сохраняла власть в умах людей, - горячился Берия.
- Это пустые слова, - вмешался Маленков. – Попробуй оказать
влияние на людей, если будет объявлено, что партия уходит от власти. Кто
поймет то, что только что сказал товарищ Сталин? Один из тысячи, даже
среди коммунистов. А остальные привыкли верить – они не думают. Как
только мы будем дискредитированы лишением нас власти, то говори, не
говори – толку не будет. Нас просто слушать никто не будет – будут слушать
любых болтунов, которые будут немедленно обещать народу какие-нибудь
блага. И именно им будут верить. Что, ты не знаешь, как западная
пропаганда оболванивает народ?
- Я хочу снова вернуться к началу разговора и сказать о вещах, которые товарищ Сталин не затронул в своем выступлении, - уже спокойно
начал Берия. – Пока у нас в стране партийные комитеты всех уровней
сохраняют государственную власть, у нас, по сути, самая худшая ситуация с
точки зрения управления. Это двоевластие, при котором не найдешь
виноватых в упущениях – это узаконенная безответственность управленцев и
начальников.
Да, раньше, до войны, когда нас, коммунистов, не признавали или
признавали через силу, тогда плохое управление страной нашей партией
привело бы к потере нами власти, а потеря власти - к смерти всего
партийного аппарата нашей партии. Да, тогда этот страх смерти
426
стимулировало партаппарат вникать во все дела на вверенном тебе участке
работы – это стимулировало его учится делу. Да и то, как мы знаем, даже
тогда эта угроза была стимулом далеко не для всех, а массу партийных
бюрократов надо было и подгонять, и с работы гнать. Но после войны и эта
угроза исчезла навсегда - мир нас вынужден принять на равных со всеми
основаниях, мы учредители и постоянные члены ООН, коммунистом быть
уже безопасно. Так зачем нынешним молодым партаппаратчикам учиться, зачем им лишняя работа? Они останутся дураками.
И другая сторона этого вопроса. Ведь некомпетентность может
быть не только следствием отсутствия стимулов, но и следствием
врожденных лени и тупости. На производстве, в живом деле такие люди
работать не смогут, но чтобы контролировать работу других так, как это
требуется от партийного аппарата, компетентность и не требуется.
Следовательно, мы уйдем, и работа в партаппарате станет вожделенной
мечтой ленивого дурака с честолюбивыми мечтами.
Поймите, если мы не примем меры, то пройдет одно поколение, и
во всем Советском Союзе некомпетентные люди, дураки, будут руководить
знающими людьми.
Мы
обязаны
провести
разделение
ответственности:
государственная власть – у Советов, а подбор кадров и пропаганда – у
партии. Мы обязаны это сделать и для спасения Коммунизма, и для спасения
СССР.
- Да хватит нас убеждать в пользе молока, - раздражено сказал
Молотов. – Речь не об этом. Если мы объявим, что уходим от
государственной власти, то партия потеряет авторитет и способность вести
ту самую пропаганду, за которую ты ратуешь. А как быть коммунистическим
партиям за рубежом? Чтобы начать движение к коммунизму нужно взять
власть, а как им ее брать в своих странах, если мы от власти откажемся? Им и
будут говорить – вон большевики пропагандой занимаются, вот и вы
занимайтесь, и к власти не лезьте!
- Хочу сказать по поводу пропаганды на фронте, - вновь вступил в
спор Хрущёв. – Я, пожалуй, из всех членов Политбюро больше всех
накомиссарил и никто меня не упрекнет, что я комиссарил с фронтового
тыла. Так вот, скажу я вам, пропаганда она особенно хороша, когда у тебя
есть власть приказать расстрелять труса перед строем. Такая пропаганда
остальных трусов убеждает лучше, чем все тома Карла Маркса!
Берия пропустил слова Хрущева мимо ушей, и продолжил спор с
Молотовым.
- А надо ли нам, чтобы все страны строили коммунизм и брали
власть только по нашему образу и подобию? – перефразировал он слова из
Библии. – Так ли уж, и всем ли нужны революции и кровь гражданских войн?
Может коммунистам за рубежом нужно сначала пропагандой взять власть в
умах людей, а потом прийти к власти на выборах? А для успеха их
пропаганды, как раз и нужно, чтобы наша партия была сильна именно в этом
427
– в пропаганде, а уровень жизни советского народа был примером для
народов других стран.
- Ну, это уж прямой мелкобуржуазный лепет! - возмутился
Каганович.
- Социал-демократчина! – подтвердил Микоян.
– Подождите, товарищи, - вмешался Сталин, - мы путаем вместе
два вопроса и поэтому превращаем обсуждение в свалку. Вопросы надо
разделить. Первый вопрос – надо ли передать власть Советам? Второй – как
это сделать? Какое мнение по первому вопросу?
- Какое тут может быть мнение? – вопросом на вопрос ответил
Каганович. – Если мы коммунисты, то передать власть народу обязаны.
Остальные согласно молчали, и Сталин вопросительно посмотрел
на Хрущёва.
- Я тоже «за», товарищ Сталин, - ответил Хрущёв.
- Тогда второй вопрос, - не спеша, начал Сталин. – У нас нет
необходимости кричать об этой передаче власти на всех перекрестках.
Начнем с того, что мы фактически уже не управляем страной с
помощью Политбюро. Начиная с 1941 года, Политбюро рассматривает
только вопросы назначения на государственные и партийные должности, и
вопросы пропаганды. И нам осталось и работу всей партии повернуть в это
русло. Дело это не такое, чтобы мы обязательно с ним спешили, его нужно
проводить неукоснительно, но не спеша. Товарищи правы – нам нельзя ни
оскорблять партию, ни подрывать доверие к ней. Нужно дать ей время
осознать и освоить новые исторические задачи.
Мы изменим устав партии, открыто обсудим его проект, а затем
соберем съезд партии и примем новый устав. Не вижу необходимости и даже
считаю вредным сосредотачивать внимание коммунистов и народа на том, что партия передает всю полноту власти Советам и народу. Иначе
получиться так, что Советы и народ ее до этих пор не имели. Проведем
перестройку так, как будто это к Советской власти прямого отношения не
имеет, а является сугубо нашим, партийным делом, а это, собственно, так и
есть.
- Правильно, согласился Молотов, - есть дела, которые не терпят
шума. Проведем перестройку тихо.
- И не спеша, – добавил Хрущёв.
Это компромиссное предложение Сталина разрядило обстановку и
было видно, что оно всех устраивает.
- Я против! – решительно заявил Берия. – Такое дело нельзя делать
тайно, в этом случае умолчание равносильно обману. Это недостойно!
- Почему? – удивился Сталин.
- Создается впечатление, что мы в нем не уверены и молчим, чтобы в случае чего, все вернуть назад. Это недостойно.
- Тебя что волнует – абстрактное достоинство или авторитет
партии? – уже рассержено спросил Сталин.
428
- И то, и то! Поэтому и против!