ллерией через Буг с расстояния винтовочного выстрела?! –
Сталин ничего не понимал.
Жуков начал скороговоркой оправдываться.
- Так получилось, товарищ Сталин. Я Павлову, как вы приказывали, еще 18 июня, за четыре дня до войны телеграммой дал распоряжение
привести войска в боевую готовность, и почему он не вывел войска из
Бреста, я не знаю.
У Сталина в голосе появились металлические нотки.
168
- А у нас что – в Красной Армии уже не контролируется исполнение
приказов?
Жуков с отчаянием в голосе.
- Мне не доложили!
- А вы приказывали своим подчиненным, доложить вам? – зло
поинтересовался Сталин.
- Они должны были сами…, - у Жукова предательски дрожал голос.
С горечью в голосе вмешался Тимошенко.
- Тут положение, товарищ Сталин, еще хуже, Этих дивизий вообще
не должно было быть на зимних квартирах в Бресте. По планам боевой
подготовки они еще 15 июня должны были быть выведены для обучения в
летние лагеря, но Павлов их почему-то не вывел.
- И вы этого не знали?? – Сталин вскричал. - Кто контролирует
дислокацию войск Красной Армии?
Жуков уже плохо себя контролировал: у него все дрожало – и руки, и
губы.
- Генштаб...
Сталин, глядя на Жукова в упор, тяжелым голосом задал
риторический вопрос.
- Кто начальник Генштаба?
- Мне не доложили…, - Жуков был на грани истерики.
Сталин всё ещё пытался сдержаться.
- Что с Минском?
- Все подходы к Минску перекрыты, немцы Минск не возьмут! –
торопливо ответил Жуков.
Сталин сорвался и закричал.
- Вы не знаете, что Минск немцы взяли еще вчера?!!
- Как взяли?! – Тимошенко и Жуков опешили.
- Вы почему не знаете, что происходит на фронтах?!! – продолжал
кричать Сталин.
- Ухудшились условия связи, не все донесения с фронтов проходят…,
- уже лепетал Жуков.
- Да как же вы, верховный главнокомандующий и начальник
Генштаба, мать вашу, можете командовать фронтами, не имея с ними
связи?!! Кто отвечает за связь в Красной Армии?
Тимошенко опустил голову.
- Вышестоящие штабы.
- Кто отвечает за связь Ставки с фронтами?!
- Генеральный штаб, - Жуков уже не говорил, а пищал.
- Кто начальник Генерального штаба?! – не успокаивался Сталин.
Жуков не выдержал и, закрыв лицо руками, заглушая рыдание, выбежал из кабинета. Молотов потрепав Сталина за рукав, негромко сказав, выходя вслед за Жуковым: «Спокойно, Коба!».
169
- Думаю, тут два вопроса, - начал размышлять вслух Берия. - Немцы
открыли себе кратчайший путь на Москву. Судя по всему, это свершившийся
факт. Надо искать силы и чем-то перекрыть им дорогую. Потом, нужно как-то спасать остатки войск Западного фронта.
Сталин тут же спросил Тимошенко.
- Что мы можем найти немедленно?
- Я уже думал: мы можем перебросить две армии с Юго-западного
направления, - Тимошенко взял карандаш и склонился над картой.
- Какие? – Сталин тоже взял карандаш и тоже склонился над картой, опёршись локтями о стол.
Тимошенко показал на карте расположение армий.
- Вот и вот.
Сталин задумался, в это время Молотов ввел в кабинет
вздрагивающего от икоты Жукова, бросающего затравленные взгляды на
Сталина, но тот не собирался прощать.
- Так, где немцы нанесли главный удар? Где??
Жуков опустил голову и чуть ли не шепотом выдавил.
- Севернее Припятских болот.
Сталин вздохнул и начал давать распоряжения, сначала Тимошенко.
- Давайте приказы о переброске на Западное направление этих армий, затем повернулся к Берии. - Вернетесь в Совнарком, разыщите по телефону
Кагановича, пусть проследит, чтобы эшелоны под эту переброску войск
подавались бесперебойно, и снова к Тимошенко. - Сосредоточьте авиацию
для прикрытия станций погрузки и выгрузки войск от действий немецких
бомбардировщиков. - Немного подумав, добавил. - Думайте, кого послать на
Западный фронт с задачей объединить под одним командованием оставшиеся
там силы. И найдите для этого храброго генерала.
Тимошенко вспыхнул.
- Вы думаете, что мы недостаточно храбры?!
Сталин ответил с неприкрытой злобой.
- Я не знаю, что думать, товарищ Тимошенко. Советский народ дал
Красной Армии танков больше, чем есть у какой-либо иной армии в мире, советский народ дал вам самолетов больше, чем есть у кого-либо, обеспечил
артиллерией и стрелковым оружием, вверил вам, полководцам Красной
Армии, миллионы своих сынов, а вы чем народу ответили? Тем, что отдали
немцам на убой лучших сынов советского народа?!
Резко сломав в руке карандаш и бросив его на карту, Сталин, не
прощаясь, быстро вышел, члены Политбюро, попрощавшись с Тимошенко и
Жуковым, вышли за ним. Перед входом в комиссариат, Сталин остановился у
своей машины и подождал подошедших Берию, Молотова, Маленкова и
Микояна.
- Ленин оставил нам великое наследие, а мы – его наследники – все
это просераем… Я буду работать в Кунцево, а вы думайте, что ещё можно
170
предпринять, - с этими словами Сталин захлопнул за собою дверь, и машина
рванула с места.
30 июня 1941 года,
Кремль,
утро
Молотов в эту ночь безуспешно пытался заснуть и под утро 30 июня
1941 года по пути в кабинет, зашел к вернувшемуся с фронта Председателю
Президиума
Верховного
Совета
М.И.
Калинину.
Подслеповатый
«всесоюзный староста» по крестьянской привычке начинал работу очень
рано, и теперь, узнавая Молотова скорее по голосу, успокаивал
- Не паникуй, Вячеслав. Немцы нам, конечно, морду набьют, на то они
и немцы, народ основательный. Но они с нами теперешними, не совладают.
Мы – русские, нам надо быстрее разозлиться. А когда разозлимся, то с нами
и немцы ничего не поделают. Не отчаивайся, иди, работай!
Теперь перед Молотовым лежал чистый лист бумаги, в руках он вертел
карандаш, но никаких нужных решений в голове не было. К десяти часам к
Молотову зашел Берия и, подсев к столу, спросил.
- Есть решения, Вячеслав Михайлович?
Молотов раздраженно встал и начал ходить по кабинету.
- Какие, к черту, решения? Мы же не занимались военным делом, не
изучали его. Не знаю, как Сталин, он читает книги по 500 страниц в день, может, читал и что-то по военному искусству, и командованию армиями во
время войны, но мне-то было не до этого! Партия в этом вопросе полагалась
на этих говняных полководцев Красной Армии, а они, видишь, что из себя
представляют… Что тут придумаешь!
- Думаю, что начать нужно с государства, - не обращая внимания на
раздражение Молотова, предложил Берия. - Уже понятно, что войны «малой
кровью, оглушительным ударом» не получится. Эта война потребует
исключительного напряжения всех сил советского народа, а для этого все эти
силы нужно сконцентрировать на ведении войны, и сделать это можно
только в случае, если управление народом будет осуществляться из одного
центра. Этот центр должен быть всевластным. Он должен быть и высшей
законодательной властью, и исполнительной, и судебной. Как в
Гражданскую войну, когда вся власть была сконцентрирована в Совете Труда
и Обороны.
Если мы это не сделаем, то погрязнем в волоките, - со знанием дела
констатировал Берия. - Тут и в мирное время недели проходят, пока
президиум Верховного Совета простые вопросы разжует, или пока в
Совнаркоме Вознесенский все свои недоумения выскажет, а что будет
сейчас, когда все вопросы, которые требуют решения, страшны, и
ответственность за них огромна? Нужен один центр власти со всей полнотой
ответственности!
Я думаю, что его можно назвать Государственным комитетом обороны
и организовать в составе трех человек: председатель товарищ Сталин, вы –
171
заместитель и Ворошилов – член комитета от армии. Кстати, Климент
Ефремович ночью прилетел с фронта и сейчас у себя.
- Знаешь, Лаврентий, - немного подумав и осознав значение
предложения, дополнил Молотов, - без твоей энергии и скорости поиска
решений, не обойтись. Ты тоже должен войти в комитет.
- Тогда нас будет четверо, голоса могут делиться. Тогда нужен и
пятый, скажем, от партии. Может, товарищ Жданов?
- Вряд ли в ближайшее время его можно будет вернуть из Ленинграда.
Наверное, нужно взять Маленкова. Пятеро – это не очень много, это
нормально. Решения можно будет принимать и взвешенно, и быстро, -
Молотов снял трубку и дал команду. - Пригласите ко мне срочно товарищей
Ворошилова и Маленкова. Да, и всех замов Совнаркома, которые есть на
месте.
- Ну, и Тимошенко в качестве Верховного не годится, - продолжил
Берия, - чем больше будет поражений, а теперь понятно, что они будут, тем
меньше армия будет ему верить. Тут нужен Сталин – человек, которому
народ верит безусловно.
- Но снять Тимошенко – это выразить недоверие генералитету, а это
опять подрыв авторитета генералов.
- А можно не снимать, можно реорганизовать. Сейчас у нас Ставка