остальных!
- Кейтель, вы сентиментальны в деле, не терпящем сантиментов.
Вы не можете не знать, что война – это кровавое дело и в ней жестокость
спасительна. Жестокость по отношению к генералам спасительна для солдат
Германии, - Гитлер возмущённо встал. - Я дал приказ группе армий центр
«Ни шагу назад!» или, как его зовут, «Стоп-приказ». Я приказал
расстреливать трусов, отправлять в штрафные батальоны тех, кто самовольно
оставляет позиции. А войска все равно отходят, они уже отошли на 200
километров от занятых позиций, и отходят они не сами – их отводят
немецкие генералы! И я ничего не хочу слышать о русских! Русские тоже из
костей и мяса, им тоже холодно! Наоборот, холод наш помощник, он
помогает обороняющемуся, а мы сейчас обороняемся!
А вы посмотрите, что мне написал этот наглец Гудериан. Мало
того, что он бездарно отдал Тимошенко под окружение и разгром 34 корпус, так он и объясняет свое отступление не собственной трусостью, а тем, что
немецкий солдат, якобы, не способен отрыть в мерзлом грунте окоп. Это он
кому пишет? Немецкому солдату, провоевавшему в окопах Первой мировой
четыре года?! Я этих окопов отрыл километры!
17 мая 1942 года,
Керченский полуостров,
поздний вечер
Советские войска на Керченском полуострове были разгромлены, оставшиеся верными присяге пытались перебраться через пролив на
Таманский полуостров.
Сумерки, у берега стоит катер, с него время от времени
пулеметчик из крупнокалиберного пулемёта ДШК стреляет по вспышкам
выстрелов на берегу. В 40 метрах от моря, укрывшись за камнями, стоит
Мехлис, лоб в засохшей крови, в руке маузер с пристегнутой кобурой, рядом
несколько матросов прицельно и редко стреляют из винтовок и ручного
пулемета. Рядом с Мехлисом командир катера.
- Товарищ армейский комиссар, товарищ армейский комиссар, уходим!
- Там еще стреляют, значит там еще где-то наши…
- Мы им все равно не поможем, а немцы подтянут к берегу пушку
и нас утопят.
- Ладно, уходим.
И идут к катеру, палуба которого забита живыми и раненными
солдатами, катер, ставя дымовую завесу, отваливает от берега.
20 мая 1941 года,
кабинет Сталина,
200
вечер
В кабинете Сталин ходит вдоль стола для совещаний, за столом
Мехлис докладывает, на лбу заживающая царапина.
- …На Крымском фронте все было по-другому. На Северо-Западном и, тем более, под Ленинградом, были командующий фронтом и
командующие армиями, все же стремившиеся разбить немцев. Там мне
оставалось навести дисциплину и обеспечить моральный дух войск. Ну, и
еще обеспечить пополнение. В Крыму все было по-другому. Совершенно не
понятно, как эти люди могли стать генералами?
Командующий фронтом Козлов ленив, глуп, обожравшийся барин
из мужиков. Венного дела не знает, кропотливой, повседневной работы не
любит, оперативными вопросами не интересовался, поездки в войска для
него были наказанием. В войсках фронта был неизвестен, авторитетом не
пользовался и опасно лжив. От его глупости крайняя нерешительность: любое решение стремился согласовать с Генштабом, нет, так хоть со мною. А
Генштаб дошел до того, что Василевский указывал ему, где Козлову
находиться во время боя – в штабе или на командном пункте. По пустякам
соберет работников штаба и командиров и толчет воду в ступе, не решаясь
принять пустяковое решение.
Командарм 44-й армии Черняк - человек малограмотный, армией
руководить совершенно неспособен. Его начштаба Рождественский –
мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука
представила Черняка к званию генерал-лейтенанта.
Командиры и штабы соединений в своей массе не способны были
организовать закрепление на достигнутом рубеже, системы огня, боевого
охранения, непрерывной разведки и наблюдения – не способны были на
элементарное. Командиры дивизий не способны были использовать всю
мощь артиллерии, а ее у нас было достаточно. Тупо слали танки мелкими
группами и на неподавленную противотанковую оборону.
Все шло от командующего и штаба фронта: они никогда не знали
истинного положения дел, да и не делали даже самого простого. Даже
местность, на которой собирался вести бой, не рекогносцировали. В феврале
пошла метель вместе с дождем, все невероятно развезло и все на это ноль
внимания – начали, таки, наступать. Танки развернулись и сразу в грязи
встали, так Козлов дал команду атаковать пехотой, без танков. Все
стрелковые части сразу придвинул вплотную к передовой, и каждый
немецкий снаряд, каждая мина, каждая бомба наносили громадные потери...
До пяти километров от передовой все было в трупах красноармейцев.
15 января немцы внезапным ударом Феодосию захватили, так
командарм 44-й армией Дашичев, командиры 236-й стрелковой Мороз и
командир 63-й горнострелковой Циндзеневский во время боя позорнейше
сбежали в тыл. Отдал под суд, а что толку? Вместо Дашичева назначили на
44-ю этого Черняка, - Мехлис помолчал. - Львов – да, Львов достойный был
генерал, если бы не он, потери были бы еще больше.
201
- Когда он был убит? – спросил Сталин.
- Утром 11 мая.
- Надо было тебе взять командование на себя.
- При живом командующем фронта? – удивился Мехлис. - Как это?
Свои приказы давать? Да ещё и отменять приказы Козлова, которые тот
согласовывал с Генштабом – с Василевским? Рыба с головы гниет, менять
надо было Козлова.
Сталин отреагировал зло.
- Я тебе писал – нет у меня в запасе Гинденбурга!
- А я не Гинденбурга предлагал, я предлагал Клыкова, - упрекал
Сталина Мехлис.
- Клыков на тот момент командовал прорывающейся к Ленинграду
2-й ударной армией, как я мог снять командующего во время сражения?! –
оправдывался Сталин.
- Тогда Рокоссовского.
- Рокоссовский был тяжело ранен в Сухиничах, слава богу, спасли.
- Солдаты в поражении Крымфронта не виноваты, виноваты мы –
командование. И мы должны быть прокляты советским народом, - Мехлис
опустил голову.
- Знаете, товарищ Мехлис, мне сейчас не до проклятий! –
огрызнулся Сталин, идя к рабочему столу.
Мехлис встал.
- Товарищ Сталин! Я ответственен за поражение в Крыму и
должен быть наказан!
Сталин, с досадой поморщившись.
- А с кем я воевать буду?
- Товарищ Сталин, поймите меня, я безжалостно наказываю тех, кто повинен в наших поражениях. И собираюсь наказывать и впредь! Как
мне наказывать других за то, за что я сам не наказан?
Сталин вздохнул и объявил официальным голосом.
- Я снимаю вас с должностей Начальника политуправления
Красной Армии и заместителя наркома обороны.
- А звание? – напомнил Мехлис.
Сталин недовольно поморщился, подумал.
- Понижаю в звании до корпусного комиссара.
- Я еще и народный комиссар Наркомата государственного
контроля СССР.
Сталин в гневе хлопнул ладонью по столу.
- А это-то тут при чем?!
- Разрешите идти?
- Нет! – рявкнул Сталин и подошел к расстеленной на большом
столе карте фронтов. - Сейчас найду армию, куда вас назначим.
23 июня 1942 года,
Берлин, Рейхсканцелярия,
202
поздний вечер
Уставшие Гиммлер, Геббельс и Борман в кабинете у Гитлера ведут
неторопливую беседу перед тем, как разъехаться по домам. Перед Гитлером
– морковный чай, перед остальными – кофе.
- …и у меня, партайгеноссе, есть достаточно важный для меня
вопрос, - закончив вступление, продолжил Гиммлер. - То, что мы после
окончания войны на Востоке, разделим захваченные территории России на
отдельные суверенные государства, а во главе их назначим зависящих от нас
правителей, мне понятно. Кстати, будем ли мы этих правителей назначать в
Берлине?
- Зачем? – удивился Гитлер. - Их будут избирать сами туземцы в
ходе свободных выборов.
Видя недоумение Гиммлера, Гитлер и Геббельс улыбнулись.
- Мы всего лишь обеспечим, чтобы средствами массовой
информации владели самые подлые негодяи, а эти негодяи-журналисты
обеспечат нам негодяев у власти, - пояснил Геббельс.
- Не совсем понял, как это будет, но поверю вам на слово, -
согласился Гиммлер. - Однако меня, в данном случае заботят не негодяи, а
население. Как гестапо должно обеспечить его покорность нам? Я вижу это
как весьма сложную задачу, требующую от нас запланировать для ее
решения достаточно крупные силы, как агентуры, так и мобильной полиции.
- Вы ошибаетесь, Генрих, - возразил Гитлер. - Вам надо понять, что такое раб, и ваш испуг пред стоящей перед вами задачей пройдет.
Начнем с культуры. Если под культурой понимать способность человека
пользоваться всеми знаниями, накопленными человечеством, подчеркну, способность пользоваться знаниями, а не просто их запоминать, то